Инь-Ян. Китайское искусство любви
Шрифт:
Когда войны с татарами потребовали его присутствия на фронте, Хуньюй настояла на том, чтобы сопровождать его. Она участвовала во всех сражениях, воюя бок о бок с мужем, и в битве на воде, состоявшейся на реке Янцзы, благодаря ей была спасена империя. Хань расположился во главе армады боевых джонок, но они попали под такой тяжелый удар судов вторгшихся татар, что Хань готов был уже дать сигнал об отступлении. Хуньюй, послушав его решение, выбежала на палубу командирского корабля и боем в боевой барабан скомандовала наступать. Приказ был исполнен на других кораблях, флотилия перешла в наступление, и татар погнали вниз по реке.
Обычай прикреплять женщин к ведущим боевые действия войскам существовал и за тысячу лет до Хуньюй. Тогда император У (140-87 гг. до н. э.) назначил комиссию для расследования
Позднее набор на службу инцзи (казарменных шлюх) стал более упорядоченным, и они стали получать за свои услуги оклады. Когда добровольцев не хватало, на эту службу заставляли идти женщин-преступниц и родственниц тех, кого преследовали власти. Эти государственные публичные дома позднее были усовершенствованы, а в эпоху Мин (1368–1644) подобные дома были учреждены для многих рангов гражданских чиновников. Те, что предназначались для самых высокопоставленных, были особенно роскошными, сюда набирали самых красивых и одаренных девушек страны. В описании одного такого заведения высшего разряда упоминается разнообразная мебель и шелковые драпировки, доставленные из всех пределов империи; там же говорится, что температура в помещении регулировалась круглый год посредством установки больших медных нагревателей зимой и огромных ледников летом — лед для них запасался и неплохо сохранялся в глубоких ямах.
Китайская проститутка сохранила свой романтический образ на протяжении столетий, и это доброе отношение и симпатия были присущи не только ее соотечественникам. Сесил Клементи во «Введении» к переводу «Кантонских любовных мелодий» (опубликованы издательством «Кларедон Пресс» в 1904 г.) приводит рассказ об одной такой девушке с той же лиричностью и симпатией, что были присущи многим поколениям китайских писателей до него. Трагедия этой проститутки, оставшейся чистой сердцем и заколовшей себя булавкой при расставании с возлюбленным, — тема, к которой обращаются постоянно. Он пишет:
«Брак в Китае, как и в других странах, где патриархальная система прочна и где главным культом народа стало поклонение предкам, стал не чем иным, как институтом для рождения законных детей. Принцип выбора сексуального партнера не определяет в Китае вступление в брак, поскольку жених, и невеста нередко впервые встречаются на свадьбе, где лишь закрепляется сделка, заключенная их родителями. Поэтому любовь до брака почти невозможна, а любовь после заключения брака встречается достаточно редко. Соответственно, принимая во внимание тот факт, что возвышенная любовь как тема мало присуща китайской поэзии, представляется возможным расценить многие образы… как эвфемизмы, необходимость употребления которых налагается на поэта самой природой его темы. «Беседки цветов и ив», «убежища грез и цветов», «румяна и пудра», «мир цветов» и другие тому подобные выражения имеют для китайца лишь одно значение и поэтому теряют часть той изысканности, которую они сохраняют для уха англичанина».
«Речи царств» сообщают нам, что в VII в. до н. э. некий чиновник по имени Гуань Чжун «изобрел и разработал практику проституции, как шедевр политической экономии, сделав ее источником доходов для страны. Царство Ци, современный Шаньдун, описывалось тогда как место веселое и праздничное, а также большой торговый центр; путешественники и купцы прибывали туда со всех концов страны и находили там готовый рынок для своих товаров. Опасаясь, что полученное купцами за их товары серебро покинет царство и будет для него навсегда потеряно, Гуань Чжун счел целесообразным узаконить и стимулировать проституцию: он надеялся, что это побудит торговцев проматывать прибыль, транжирить деньги на распутниц, и их выручка, или заметная ее часть, останется таким образом в царстве и внове поступит в оборот» [53] .
53
Неизвестно,
Экономический аспект проблемы проституции остался неизменным. Именно для решения проблем домашней экономики отец продает своего ничего не понимающего ребенка, а муж закладывает жену, хотя в последнем случае для сделки требовалось согласие жертвы. Известны случаи, когда женщина закладывала себя для оплаты долга; при случае и китайское правительство не прочь было погреть руки на продаже девушек, от которых по их вине отказались их семьи. Именно экономическая необходимость, а не свободный выбор заставляет женщин отправляться в «ивовые переулки и цветочные улицы».
По этой причине над жизнями молодых девушек нависает неизбывная грусть. «Широко-широко море горечи: если злосчастна твоя судьба, то ты в нем уже больше чем наполовину». Избавление почти невозможно, его удается добиться лишь одним из двух способов. Либо, греша, девушка должна собрать денег достаточно, чтобы выкупить себя и расстаться с тем образом жизни, на который обрекла ее судьба; либо, если судьба была к ней более благосклонна, она могла, пока девичество ее не увяло, «встретить возлюбленного с искренним сердцем», чья любовь «оградит ее и доставит к берегу» в качестве жены или наложницы. Это единственный луч надежды, сияющий во мраке.
В ряде зарисовок «Кантонские мелодии» показывают нам жизнь такой девушки. Мы видим ее за туалетным столиком, заплетающую волосы, и каждое ее движение подобно любовному заклятию: ведь как она разделяет волосы, так и ее любовник отринет все свои заботы и придет к ней; центр ее прически символизирует сосредоточение ее сердца; корни волос и кончики кос говорят о том, что в любви своей она пойдет до конца; цветы, вплетенные в волосы, — символ ее «цветочных долгов», они подарят благосклонность Повелителя Цветов: «лунные розы» обеспечат ей защиту Подлунного Старца [54] . Затем мы видим девушку в краткие часы ее счастья: она стоит с любовником у ограды и беззаботно щебечет, пока он записывает на выбеленной стене песню о лотосе, которую они пели вместе. Вдруг она подслушивает бросающие в дрожь слова людей о том, что павлина и его подругу скоро разлучат. Весенние грезы развеялись, и она мужественно принимает на себя бремя предназначенной ей судьбой печали. Ее любовник — блестящий молодой ученый, долг перед книгами призывает его отправиться на сдачу экзаменов в Пекин.
54
«Подлунный старец» — божество, соединяющее судьбы двух людей. Иносказательный образ свата.
Девушка, любящая его столь нежно, не может позволить своей любви препятствовать его продвижению. Она надеется увидеть его однажды облаченным в халат ученого и с честью возвратившимся домой, но мысль о часе расставания преследует ее… В постели она нашептывает ему в ухо свое прощальное послание: «Любовь моя, как бы ни было тебе весело в Пекине, все же не забывай своей возлюбленной!» Быстро пролетели часы, а с ними ушла и ее надежда, что ветви деревьев в лесу задержат заходящее солнце. Через мгновение экипаж и лошади будут у дверей. Она заставляет себя веселиться и смеяться, чтобы возлюбленный мог уехать с легким сердцем; вот он и отбыл на север. С тоской в глазах провожает она взглядом удаляющийся экипаж, и когда тот скрывается из виду, девушка возвращается в свою комнату и наконец находит облегчение в длительном навзрыд плаче. Природа пытается утешить ее, но песня иволги, аромат цветов и дыхание весны лишь усиливают ее горе. В опустевшей спальне она глядит на красный фонарь, стоящий на столе, и в тщетной попытке поднимает в руке чашку так, чтобы ее тень на стене создала обманчивое впечатление, будто она не так одинока. Потом она пытается обрести покой во сне, но и там грезит о воссоединении с возлюбленным.