Иная терра.Трилогия

Эльтеррус Иар

— А я?

— Вы можете не переживать за себя, если не станете думать обо всей той ерунде, которую я сейчас наговорил, милейший. Вы прекрасно вписываетесь в общество, вы очень хорошо потребляете, и, к вашей чести, не утруждаете свое серое вещество излишними размышлениями.

— Всеволод Владимирович, а вы никогда не думали, что если бы вы чуть меньше хамили собеседнику — быть может, вас лучше бы понимали?

Брови профессора взметнулись вверх.

— Хамить? Помилуйте! То, что я вам только что сказал, по нынешним временам считается комплиментом. Просто

я сказал в прямой форме, а принято — в завуалированной. «Вы хорошо зарабатываете, имеете престижную работу в медиа-сфере, имеете возможность проводить свой досуг в модных клубах и не думать о дне завтрашнем». Разве нет? Но вернемся к кастовому обществу. Вы знаете, был такой анекдот в свое время: «Может ли сын полковника стать генералом? Конечно же, нет, ведь у генералов есть свои сыновья!». Вот и здесь так же: дети сильных мира сего станут новыми сильными мира сего. Дети управляющих — управляющими. Дети рабочих — рабочими. И да, под «рабочими» я подразумеваю отнюдь не только работников заводов. Дети изгоев…

— Станут изгоями? — с иронией перебил ведущий.

— Нет, что вы. Популяция изгоев и так будет пополняться. Человечество небезнадежно, и у него есть шанс побороть систему, так что профнепригодные винтики всегда будут оставаться и отваливаться. А дети изгоев… знаете, это я глупость сказал. У изгоев просто не будет детей.

— Как вы считаете, существует ли вероятность того, что изгои могут объединиться внутри системы, мимикрируя под добропорядочных членов общества?

— Для начала давайте определимся, о каких именно изгоях вы говорите? Со знаком «плюс», или со знаком «минус»?

— И о тех, и о других.

— Те, что со знаком «минус» — безусловно. Больше того, многие из них в итоге даже не станут изгоями. А вот другие… нет. Не смогут. Система провоцирует потенциальных бунтарей, лишенных возможности развивать свои таланты, на бунт.

— Таким образом, общество будет защищено от них?

— До какого-то момента — безусловно.

— Какого, например?

— Новый апокалипсис, — улыбнулся профессор. — И вы не представляете, как мне жаль, что я до этого момента не доживу.

— Вам всего сорок пять лет…

— Увы, на ближайшие полстолетия концов света не запланировано. Вернемся к теме беседы?

— Да, конечно. Мы остановились…

— Мы остановились на том, о чем мне больше нечего сказать.

— Тогда вернемся к вопросам производства. Ваша позиция относительно производства одежды, жилья, продуктов и тому подобных предметов ясна…

— Не надо передергивать.

— Что же, по-вашему, должно производить общество на самом деле?

— Нынешнее? Аннигиляционную бомбу, чтобы взорвать себя. А если серьезно… Вы никогда не задумывались о том, сколько средств тратится на разработку, допустим, новых автомобилей, отличающихся только внешним видом, на создание новых виртуальных игр с эффектом присутствия, на изобретение новой косметики, которая не размажется даже при ядерном взрыве? Задумайтесь и поинтересуйтесь. Еще можете сравнить, к примеру, суммы, затраченные на постройку элитного жилья, и суммы, затраченные на восстановление жилых районов Екатеринбурга, где до сих пор не решена проблема перенаселения коммунальных квартир.

— Вы не ответили на вопрос.

Всеволод Владимирович опять вздохнул. Посмотрел на интервьюера, вздохнул еще раз. Взял со столика стакан, наполнил водой, покрутил в пальцах, поставил на место.

— Не то, что направлено на усугубление потребления. Не то, что служит для удовольствия. Вместо новых виртуальных игр и новой техники для них — роботы для выполнения простой работы на заводах, к примеру.

— И тысячи людей тут же останутся без работы.

— Да, тысячи людей смогут получить образование. На сэкономленные государством при замене работников машинами деньги.

— Допустим. А где будут работать эти получившие образование люди? Кому нужно такое количество…

— Кого? — перебил Меркурьев. — Инженеров? Ученых? Врачей? Моя бы воля, я бы ввел обязательное тестирование подростков среднего школьного возраста на определение предрасположенности к тому или иному виду деятельности. Какое количество проблем сразу решилось бы, сколько прекрасных специалистов получила бы страна через десять лет, сколько судеб не было бы сломано! Но это все мечты, к сожалению. Обществу потребителей, где новый вид туши для ресниц куда важнее, чем освоение космоса, специалисты не нужны.

Он тяжело поднялся.

— Но мы еще не закончили… — робко заметил ведущий.

— Какая мне разница, закончили вы, или нет? — безразлично сказал профессор. — Я сказал все, что я хотел сказать. А у вас в программе стоит интервью со мной. И черта с два вы нарежете даже половину времени из того, что я наговорил «нейтрального». Придется либо заменять программу — а на вашем канале это не приветствуется, либо…

— Либо пускать в эфир то, что вы наговорили. Умно, Всеволод Владимирович, — раздался со стороны двери приятный баритон. — Но предсказуемо, к вашему сожалению.

В круг света ступил мужчина лет тридцати пяти, темноволосый, с привлекательным лицом и живыми темно-карими глазами. Меркурьев при виде него помрачнел, кулаки его сжались.

— Майор Лебедев, какая неприятная встреча, — процедил он сквозь зубы.

— Мы же предупреждали вас, Всеволод Владимирович, — совершенно спокойно сказал Лебедев, останавливаясь в паре шагов от профессора. — Вы — известный ученый, прекрасный специалист, добропорядочный семьянин, и все такое. Казалось бы, образцовый член общества. Ну зачем вам вся эта муть? Оппозиция, одинокий глас правды… Зачем?

— Вам не понять.

— Безусловно. Зато вам, Всеволод Владимирович, должно быть предельно понятно, что у вас ничего не выйдет. Ни одна передача с вашим участием не пойдет в эфир до того, как с ней ознакомятся в Четвертом управлении. Госбезопасность — это, знаете ли, не шутки… Да и даже если бы пошла, даже если бы люди услышали ваш, простите, бред про систему и винтики — думаете, вам бы кто-нибудь поверил? Хотя, возможно, кто-нибудь и поверил бы — вот только едва ли стал бы что-нибудь менять.