Иная. Песня Хаоса
Шрифт:
— Вен, я вот вспомнила… Как же я не задохнулась в дыму? — задумалась Котя, когда они остановились на ночевку, разбив небольшой лагерь возле поваленного дерева. Оба уже научились разводить небольшие костерки. Так и ночевали, хотя все равно мерзли.
— Почему ты должна была задохнуться? — подивился Вен, пробуя на зуб поджаренного кролика. С удивлением он обнаружил, что в человеческой форме сырое мясо не кажется ему вкусным и вообще съедобным. Еще боялся, что совсем обратится в человека, но волшебства не случилось.
— То есть… ты не понимаешь? — покачала головой Котя, точно объясняла простые вещи малышу. — Терем горел. На меня уже обрушилась балка. Обычно люди погибают от дыма, а не от огня. Если нет воздуха.
Она догадывалась, что многие вещи для пришельца из-за Барьера покажутся непонятными и даже странными. Вен Аур крепко призадумался, потирая кончик тонкого носа.
— Хм, а вы слабы. — Он тряхнул головой. — Может, было отворено окно?
— Нет, ты же сам его выбил, — припоминала Котя. На нее тоже сваливалось постепенное осознание произошедшего чуда.
Она помнила, как в родном селении у соседей загорелся амбар. Конечно, всем миром бросились его тушить. Вот тогда-то несколько человек едва не сгинули в дыму, да и сама она, еще совсем девчонка, опалила брови. В груди потом страшно пекло еще несколько дней. А ныне она спокойно вдыхала морозный воздух, в котором постепенно появлялись смолистые ароматы весны.
— Странно… — протянул Вен Аур, глядя на костерок. — Есть такая особенность у созданий Хаоса: связанные зовом могут поддерживать жизнь друг друга. Например, если один серьезно ранен, а другой здоров, то он делится жизненной силой.
Котя вздрогнула, ее пронзило странное предположение:
— А это значит?..
— Не знаю. Ничего не значит, — резко отрезал Вен Аур. — Это же только с созданиями Хаоса так. А ты просто человек.
Котя сжала зубы, хотя и сама не понимала, из-за чего на нее накатил внезапный гнев, смешанный с обидой. Она будто ревновала к несуществующей сопернице. Да и о чем вообще шла речь? Она же совершенно не знала Вен Аура.
— И ладно. Рада, что я человек. А ты радуйся, что из Хаоса. Мы оба рады тому, кем родились, — недовольно отозвалась она, отворачиваясь.
— Да-да. Тоже повод не печалиться, — в тон ей отозвался Вен Аур, демонстративно отворачиваясь в другую сторону. Выглядели они по-детски, тем более сидели все равно рядом на стволе дерева, как две птицы на ветке. Мороз не интересовался, какие разногласия мешали разумным тварям.
— Глупый вышел разговор, — невольно улыбнулась Котя. Кажется, Вен Аур неумело копировал привычки и жесты людей, их реакции на слова. Разве только иногда зажигались то зеленым, то оранжевым прозрачные глаза.
— Глупый. Возможно, я сам глупец, — виновато потупился он, но сжал кулаки, тяжко вздыхая.
Они оба слишком запутались в том, что шептал им зов. Котя знала одно: рядом с Вен Ауром сердце ее успокаивалось. Она не ведала, куда идти, не видела, что готовит ей будущее. Но рядом с ним ощущала себя точно странник, дошедший до цели. И только она решилась поверить в это, как спутник сам принялся отгонять ее от себя.
— Наверное. Идешь рядом с сигнальным огоньком, да сам не ведаешь, куда и зачем, — пожала плечами Котя. Путешествие для него и правда не имело определенной цели, а верст он преодолел ой как немало. От Барьера Ветвичи со всех сторон отделялись горами, степями и лесами. Но для чего-то же молодое создание Хаоса пришло к ним! И явно не со злыми намерениями. Хотелось помочь ему, отплатить за спасение, найти вместе с ним эту его заветную «судьбу». Даже если сердце подсказывало: искать-то уже нечего. Но не поддаваться же древним заветам самого Хаоса.
Котя поймала многозначительный виноватый взгляд Вен Аура.
— Все не так. Не упрощай.
Зов или не зов… Сам по себе Вен Аур оказался мягким, хоть и вспыльчивым. Обижаться он не умел.
— Ты сам говорил, что с людьми все сложно. Вот я и пытаюсь для тебя упростить, — отозвалась Котя. Голос ее прозвучал резко, она невольно уперла руки в бока. Всегда так делала, когда вступала в жаркий спор. Вернее, так делала старшая жена, а своевольная девчонка бесстыдно и бесстрашно ее копировала. Не уняли ее упрямства ни уговоры, ни угрозы, ни розги. Только закалили.
— Не надо упрощать! Я же не зверь! — запротестовал Вен Аур.
— Но есть ли в тебе человек? — задумалась Котя, кусая длинный локон. — Если говорят, что создания Хаоса не зверь, не растение и не человек, а все сразу… Значит, у вас есть выбор, кем стать. Не только обликом, но и духом.
— Какие странные речи ты ведешь, — ответил Вен Аур, и с тайной надеждой заглянул в лицо: — А ты хочешь, чтобы я стал человеком?
Он слегка обнял ее, она вздрогнула, когда длинные ласковые пальцы провели по ее плечу, спустились на талию и осторожно притянули к себе. Все тело охватил приятный жар, тепло посреди заиндевевшего леса. Переливчатые глаза спутника искрились тайной надеждой. Но он и сам себе не признавался в ней. Он же сам гнал любой намек на понимание. И все-таки их неизбежно тянуло друг к другу.
— Я… Я не знаю. Я пока тебя не знаю, — проговорила Котя, но вырвалась. — А зов… Для людей его недостаточно. Пока что.
Она не верила своим словам. Слишком уж знакомым казался ей Вен Аур. Он уже два раза спас ее, а теперь шел вместе с ней к городу, приносил добычу, а ночами обращался в звериную форму, чтобы укрыть мягкой шерстью. И за все это время ни в чем не упрекнул. Даже если мало одного зова, человеческих поступков вовсе не мало.
Котя задумалась об этом, и сама перехватила узловатые пальцы спутника. Вен Аур сжал ее ладонь, вновь делясь спасительным теплом. Не хотелось ничего говорить, потому что их неверие самим себе мешало. Оба слышали безмолвную песню.
С того дня они мало переговаривались. Да еще обоих изматывал неблизкий путь, особенно, Котю. Ноги у нее мерзли и болели. Хотя летом она бегала обычно без обуви, но после трех дней пешего странствия ноги покрылись крупными водянками. Кожа зудела и пульсировала, пока они не прорвались.
— Не смей совать их в снег! Заболеешь! — заботливо предупреждал ее Вен Аур, когда Котя пыталась вытащить стопы и окунуть в сугроб. Спутник тоже не казался свежим и отдохнувшим, золотистые кудри поблекли и свалялись, щеки впали. Впрочем, оба радовались свободе.