Индейская война в Русской Америке
Шрифт:
Таким образом, крепость Св. Архистратига Михаила (Михайловская, Ново-Архангельская или просто Ситхинская) была захвачена тлинкитами, скорее всего, 16 июня 1802 г., в понедельник, в день Св. Тихона Амафунтского. Исходя из этого можно попытаться восстановить и всю хронологию событий весны-лета 1802 г. (см. Приложение II).
На великий совет вождей, который состоялся зимой 1802 г. в Хуцнуву-куане (о. Адмиралти), съехались представители целого ряда куанов: акойские тойоны Осип (‘AwcA’) из текуеди и Честныга (Djisniya) из тлукнахади, 72 ситкинский Скаутлелт со своим племянником Катлианом, тойоны из Кэйка, Кую, Стикина, Таку и даже "народы особого разговора" – тыкиннцы (Хайда-Кайгани с о. Принца Уэльского?) и чучкан (,cu.cxan, т. е. цимшиан, имевшие тесные связи с рядом тлинкитских кланов 73). Отсутствовали лишь представители "какнауцкого
Стоит особо отметить, что в это время в Хуцнуву зимовало американское судно "Глобус" под командованием Уильяма Каннингема. В октябре 1801 г. оно подверглось нападению индейцев-Хайда в маленькой бухте близ Скидегата (о-ва Королевы Шарлотты), когда погибли два матроса и капитан Бернард Мэджи. Каннингем, как старший помощник, принял на себя командование судном и привёл его на зимовку в Хуцнов. 75 И. А. Кусков сообщал, со слов своих индейских информаторов, что именно начальник "зимовавшего на хуцновском жиле американского судна" заявлял тлинкитам, что американцы "больше ходить судами к ним не будут, не имея на промен довольного количества бобров, и, сказав прямо, ежели они не истребят Ново-Архангельской нашей под Ситкой крепости и партии, да и сами они колюжские обитатели через то лишаются своих выгод." 76 Отсюда логически вытекает, что Каннингем либо участвовал в совете вождей, либо имел к нему достаточно тесное отношение, а слова его имели вес для собравшихся тойонов. Также необходимо отметить и то, что в июне 1802 г. "Глобус" будет находиться среди тех трёх иностранных судов, которые войдут в Ситкинский залив вскоре после гибели русской крепости и, более того, он будет занимать среди них главенствующее положение: именно на его борту будет заседать "военный совет" трёх капитанов, обсуждающий сложившуюся ситуацию. Из всех трёх кораблей только "Глобус" никогда впредь не посещал селений РАК ни на Ситке, ни на Кадьяке. Учитывая все эти обстоятельства, можно сделать вывод, что именно на Уильяме Каннингеме лежит та доля ответственности за гибель Михайловской крепости, которую обычно возлагают на англичанина Генри Барбера.
Совет вождей постановил с наступлением весны собрать воинов в Ангуне и, выждав ухода с Ситки промысловой партии, напасть на крепость. Партию же намечалось подстеречь в Погибшем проливе "или в каком удобном месте облавить со всех сторон, разбить и потопить, а когда познают каким случаем об истреблении крепости… заманить в Ледяной пролив." 77 Партией должны были заняться воины Кэйка-Кую, ненавидевшие партовщиков за убийство своего вождя и его семьи. Акойцы Осип и Джиснийя получили задание разгромить Якутат, для чего их особо одарили "порохом и снарядами". Любопытно, что в ситкинской легенде инициаторами нападения выступают именно ситкинцы, а не "тыкиннцы", как в русских источниках. Вероятно, не все ситкинцы и даже не все киксади одобряли замысел нападения на Михайловскую крепость. 78 К числу их, видимо, относился и сам Скаутлелт. Его не устраивала перспектива вести боевые действия на территории своего куана, допускать туда чужих, недавно ещё враждебных воинов (тех же хуцновских дешитан), а в случае неудачи – навлечь на себя гнев и мщение Баранова. Спустя несколько лет, в 1818 г., его племянник Катлиан говорил капитану В. М. Головнину, будто дядя принудил его к походу на русских. 79 Однако если сравнить поведение обоих вождей за период 1799-1804 гг., то станет ясно, что скорее племянник толкал дядю к войне, а не наоборот. Кроме того, чтобы преодолеть колебания Скаутлелта, совет вождей недвусмысленно постановил: "ежели и ситхинские колюжские обитатели не будут в том нападении участвовать, и тех истребить." 80 Правда, поскольку в легендах именно ситка-киксади выступают инициаторами нападения, то можно предположить, что угроза эта относилась не к ним, а к тем из ситкинцев, кто будет противодействовать общим военным усилиям. Так или иначе, но Скаутлелт присоединился к решению совета.
Однако, уже спустя несколько недель после хуцновского совещания толмачки Михайловской крепости индеанки Дарья и Анюшка стали приносить русским тревожные слухи. В. Г. Медведников, которого А. А. Баранов оставил начальствовать на Ситке, был "человек испытанной верности, смелый и храбрый", но, судя по всему, слишком самонадеянный и недальновидный. На сообщения переводчиц он не обращал внимания, считая их, похоже, просто бабьими сплетнями. Не обращал он внимания и на Алеутов, упорно повторявших те же слухи и ссылающихся при этом на "тойона Михайлу". 81 Вполне равнодушно, "почитая за ничто", отнёсся Медведников и к предостережениям самого Михайлы-Скаутлелта. Их он выслушал столь же пренебрежительно, как и ходившие среди туземцев суеверные слухи о грядущих бедах, которые предвещали две белые лисы, пойманные в тот год на Аляске и в Кенаях. 82 Видя беспечность и слепоту русского начальника, старый вождь отступился и окончательно примкнул к воинственным приверженцам своего племянника. Впрочем, не стоит и преувеличивать альтруизма Скаутлелта. Исходя из традиционной индейской практики открывать военные действия лишь спустя несколько месяцев после формального объявления войны, действия тойона можно истолковать и как всего лишь официальное уведомление противника о разрыве с ним дружеских отношений. Тлинкиты, через своего вождя, открыто заявили о своих намерениях, дав противнику возможность изготовиться к войне, однако их обычная неспешность усыпила бдительность русских. Участь Михайловской крепости была решена…
Было начало мая 1802 г. Промысловая партия из 900 туземных охотников и более десятка русских промышленных во главе с известным сподвижником
Собравшиеся в Акое тлинкитские вожди воспользовались задержкой партии, явились в палатку к Ивану Александровичу и стали "с грубыми и дерзкими выражениями" высказывать ему своё недовольство поступками промышленных. Они утверждали, что тлинкиты ежегодно терпят всяческие обиды, что партовщики грабят захоронения, совершают насилия и убийства, истребляют морского зверя, отчего индейцы "ощущают великие недостатки в одежде и прочих нужных для них вещах, что они получают на вымен от европейцев." 85 Кусков пытался оправдаться, успокаивал разгневанных вождей подарками и табаком, искусно скрывая свои досаду и огорчение, чтобы не "потерять лицо" перед колошами. Но тойоны упорно не желали идти на примирение.
Вслед за словами скоро последовали и дела. Индейцы начали похищать и даже отнимать силой у партовщиков их имущество и промысловые орудия, за что им пока "ничего, кроме выговоров не последовало". Вечером 22 мая они "почти безвинно" избили ружейными прикладами одного чугача, а у другого промышленного отбили флягу с 10 фунтами пороха. Кусков велел своим людям съехать с наиболее опасного места на опушке леса, но индейцы опередили его, угнав часть байдарок. Вместе с байдарками в руки индейцев попал мальчик-чугач, которого они безжалостно убили. Укрывшись в лесу, они обстреляли подоспевших русских. В ответ промышленные захватили в заложники двух тлинкитских старшин. 86
Быстро стемнело. Хлынул проливной дождь. Но, несмотря на такую "сильную погоду", к Кускову явился "какнауцкого жила один из почётных обитателей", который просил отпустить пленников, обещая наутро вернуть байдарки и наказать зачинщиков ссоры. Не желая ещё более обострять отношений с индейцами, И. А. Кусков распорядился освободить заложников.
Но утром 23 мая он напрасно ожидал возвращения угнанных байдарок. Вместо того к лагерю подступила толпа враждебно настроенных индейцев, вооружённых "обыкновенными ружьями, мушкатантами и копьями на длинных ратовьях". Навстречу им выслали толмачей Нечаева и Курбатова, которые должны были потребовать соблюдения условий вчерашнего соглашения. Но предводители тлинкитов их речи "с презрением слушали и отвечали с большою дерзостью". Они вновь повторили толмачам всё то, что уже слышал от них в своей палатке Кусков. Видя, к чему идёт дело, промышленные поспешили изготовиться к бою. Имеющие огнестрельное оружие стали в середину, а на флангах разместили чугачей с копьями. Затем тлинкитам передали, что промышленные желают "продолжать и утверждать мирные и дружественные положения, а в противном случае защищаться… готовы." На это индейцы по-прежнему отвечали лишь "дерзостью и презрение". Среди их предводителей русские заметили немало знакомых лиц: то были тойоны, жившие ранее в аманатах на Кадьяке, а один из них, акоец Павел, был даже крещён. В целом же среди нападавших "главное брал преимущество урождённый хуцновского жила и обитающий по разным жилам… по имени Честныа," 87 – известный тойон Джиснийя, глава акойских тлукнахади, будущий строитель Дома Лягушки в селении Куцех. Это был человек весьма ловкий, способный обернуть в свою пользу любую ситуацию, а знание русского языка позволяло ему служить толмачом при переговорах индейцев с промышленными. 88
Толмачи едва успели добежать до рядов своих товарищей, как вослед им уже полетели пули. Тлинкиты храбро атаковали партию, открыв сильнейший ружейный огонь, а с одного крыла даже бросились врукопашную, действуя своими длинными копьями. Однако тут их ждал достойный отпор. Отбитые с уроном, индейцы бежали – отчасти притворно, надеясь завлечь своих врагов в засаду у холма, "где и главная их артиллерия была сокрыта". В какоё-то мере им это удалось: увлёкшиеся преследованием партовщики действительно попали под ураганный огонь "из множества ружей и мушкатантов", в беспорядке бежав обратно в лагерь. При этом они потеряли убитыми одного кадьякца, а ранеными – четырёх человек. Один из раненых, кагуляцкий тойон Гаврила, умер от ран уже в Якутате. Тлинкиты же потеряли в схватке 10 храбрейших воинов, среди которых был по крайней мере один вождь – "тойон каукатанского жила"; немало среди них было и раненых. Погибшие, по индейскому обычаю, тут же были сожжены и осаждённые стали невольными свидетелями торжественной тризны. 89
Партия И. А. Кускова оказалась в весьма затруднительном положении. С одной стороны к стоянке подступал густой лес, а с другой – крутые холмы. Индейцы могли расстреливать промышленных в упор, сами оставаясь невидимыми и недосягаемыми для ответных залпов. К тому же во всей партии оставалось не более 250 патронов, а у неприятеля боеприпасы имелись в изобилии. Поэтому Кусков решил на оставшихся байдарках переехать на другую сторону залива ("на Риф к морской стороне") и укрепиться там на более пригодном к обороне месте.