Индейская война в Русской Америке

Зорин Александр Васильевич

После совещания, на котором Баранов и Лисянский "условились о мерах действия", 28 сентября флотилия покинула Крестовскую гавань и к вечеру того же дня приблизилась к покинутому жителями индейскому селению у подножия крутого утёса-кекура. Место это называлось среди тлинкитов Noow Tlein, Большая Крепость. Здесь было исконное поселение ситкинцев, здесь стоял родовой дом предводителя киксади Скаутлелта. Всю ночь с берега доносился гул голосов и "по частому уханию" русские заключили, что индейцы занимаются шаманством.

29 сентября партовщики высадились на берег. На случай возможной засады с борта судов дали орудийный залп по прибрежным зарослям. Едва развеялся пороховой дым, как на высоком мысу появилась фигура тлинкитского вождя. Тойон громко объявил о желании ситкинцев заключить мир. Но на предложение продолжить переговоры на борту судна он не согласился, памятуя, быть может, о коварстве Барбера. Промышленные высадились на берег и расположились в тлинкитских бараборах. На вершине кекура заложили новую крепость, будущую столицу Русской Америки – Ново-Архангельск.

Спустя некоторое

время вдали показалась большая лодка. Это, как позднее выяснилось, возвращался из союзного Хуцнова новый верховный вождь киксади Катлиан. Он взял на себя организацию сопротивления и теперь вёз своим воинам немалый запас пороха для предстоящей битвы. Ещё не подозревая этого, Ю. Ф. Лисянский распорядился послать вдогонку колошенскому бату баркас с "Невы". Заметив погоню, Катлиан сошёл на берег и лесом добрался до своей крепости, а каноэ повело за собой русский баркас. Матросы под командованием лейтенанта П. П. Арбузова стреляли вслед ему из ружей и фальконета, но индейцы продолжали дружно грести, успевая при этом ещё и отстреливаться от наседавших преследователей. Но вот залп из фальконета угодил в мешки с порохом и тлинкитская байдара взлетела на воздух (согласно индейскому преданию, искру, воспламенившую порох, высекли сами гребцы) 32. Матросы выловили из воды шестерых индейцев. Все они были тяжко изранены. "Удивительно, каким образом могли они столь долго обороняться и в то же самое время заниматься греблей, – записывает в бортовом журнале Лисянский, – У некоторых пленных было по пяти ран в ляжках от ружейных пуль." 33 Двое из пленников вскоре умерли, а прочих вывезли на Кадьяк. Баранов распорядился "разослать их по дальним артелям и употреблять в работы на равне с работниками из Алеут, и в случае озорничества штрафовать; однакож обувать и одевать." 34 Фактически эти воины превратились в каюров компании. Взрыв каноэ поразил воображение ситкинских киксади – уже в ХХ в. этнографами была записана поминальная песня, в которой родители оплакивали погибшего при этом сына. 35

Индейцы лишились крупной партии боеприпасов и вечером того же дня к Баранову снова вышел парламентёр. На слова тлинкита о мире Александр Андреевич отвечал через толмача: "Поскольку ситкинцы разорили нашу крепость и перебили многих невинных людей без всякой причины, то мы пришли наказать их. Если же они раскаиваются в своём преступлении и желают искренне мира, то прислали бы немедленно в крепость своих тайонов, которым объявлены будут условия… Мы, при всём справедливом нашем гневе, готовы снизойти на их просьбу, и дело кончить без пролития крови." 36 Переговоры продолжались и на другой день, но ни к чему не привели. Невзирая на требования Баранова, вожди не явились – вчерашний парламентёр привёз с собой лишь одного аманата. "Приближаясь к крепости, они что-то пели весьма протяжно, а как только лодка подошла к берегу, то аманат бросился в воду плашмя спиною… Баранов подарил ему тарбоганью парку, ситкинцы же прислали нам в подарок бобра." 37 Дальше обмена мелкими подарками дело не пошло. В полдень к русскому лагерю приблизилось 30 вооружённых тлинкитов, но и на этот раз переговоры не дали результатов – индейцы не соглашались ни возвращать пленников, ни выдать требуемых Барановым двух надёжных аманатов. Дело быстро шло к кровавой развязке.

К полудню 1 октября все силы русских были подтянуты к индейской крепости. 38 Она представляла собой типичный образец тогдашнего фортификационного искусства тлинкитов: неправильный четырёхугольник, "большая сторона которого простиралась к морю на 35 сажен (65 м). Она состояла из толстых брёвен наподобие палисада, внизу были положены мачтовые деревья внутри в два, а снаружи в три ряда, между которыми стояли толстые брёвна длиною около 10 футов (3 м), наклонённые во внешнюю сторону. Вверху они связывались другими также толстыми брёвнами, а внизу поддерживались подпорками. К морю выходили одни ворота и две амбразуры, а к лесу – двое ворот. Среди этой обширной ограды [находилось]… четырнадцать барабор весьма тесно построенных." 39 А. А. Баранов также отмечал, что крепость Катлиана была выстроена из " претолстого в два и более обхвата суковатого леса; а шалаши их были в некоторой углублённой лощине; почему и по отдалённому расстоянию, ядра и картечи наши не причиняли никакого вреда неприятелю." 40 Кроме того, в индейских бараборах были "вырыты во всякой [из них] ямы, так што колоши свободно укрываться могли от ядр и пуль, а тем куражась нимало не думали о примирении." 41 Индейский форт именовался Shiksi Noow, Крепость Молодого Деревца, так как был выстроен из стволов молодых деревьев. 42 Сюда перебралось, вероятно, население всего Ситка-куана, без различия его клановой принадлежности. Русским противостояли не одни лишь киксади, как то утверждает Дж. Дин. 43 О том, что здесь находились объединённые силы ситкинцев говорит тот факт, что индейское селение у кекура полностью опустело к приходу "Невы". Как отмечал Р. Олсон, с началом военных действий в крепостях нередко укрывались не только представители воюющего клана, но и прочие жители селения – во избежание разного рода "превратностей войны". 44 В данном случае подобное поведение было тем более обоснованным, что русские видели в ситкинцах единое племя, не вникая в сложности их кланового деления. Для Эскимосов

и Алеутов врагом также был любой тлинкит, а не избирательно одни лишь киксади. Обитатели Крепости Молодого Деревца прекрасно это понимали. О том же говорит и их численность – согласно подсчётам Ю. Ф. Лисянского в крепости укрывалось около 800 воинов, не считая членов их семей, что примерно соответствует численности населения Ситки по выкладкам Н. П. Резанова. 45

Над частоколом форта реял белый флаг. Подняли белый флаг и на "Неве". В индейских преданиях говорится, что тлинкиты не понимали значения белого флага, как знака перемирия. Поднимая его, индейцы вовсе не выражали готовности к сдаче или к переговорам, а просто повторяли жест своих противников: "Если бы русские подняли красный флаг или корзину, то индейцы не нашли бы ничего лучшего, как поднять в ответ такой же флаг или предмет." 46 Но на самом деле к началу XIX в. тлинкиты уже достаточно были знакомы с символикой белого флага. Лаперуз, Портлок, Берсфорд, Колнетт и Маласпина, говоря о знаках мира, используемых тлинкитами, называют белые перья, птичьи хвосты и шкуры, выставляемые на шестах. В 1794 г. Дж. Ванкувер описывал, как к англичанам приблизилось каноэ, в котором стоял вождь, выщипывая белые перья из орлиного огузка и подбрасывая их в воздух. В другом случае он упоминает, как индейцы положили на скалы длинную связку белой шерсти в виде дополнительного знака мира. 47 Заложники мира (quwakan) носили в волосах по два белых пера. Согласно описанию Дж. Эммонса, прибывающая на мирные переговоры делегация украшала своё каноэ белыми флагами или белыми перьями. 48 Всё это находит подтверждение и у Ю. Ф. Лисянского, который сообщает, что поднял белый флаг в ответ на аналогичный жест тлинкитов.

Под прикрытием белых флагов вновь начались переговоры, безуспешно продолжавшиеся более часа. Никто не хотел уступать. Видя упорство тлинкитов, Лисянский решил "попугать неприятеля небольшой стрельбой". Загремели пушки. Под их прикрытием на берег был послан баркас с вооружёнными матросами, а следом – ял с 4-фунтовым медным картауном. Старшим над отрядом был назначен лейтенант П. П. Арбузов. Ему поручили уничтожить индейские лодки и стоявший поблизости от берега амбар. Сам Ю. Ф. Лисянский, в своём тёмно-зелёном мундире с двумя рядами золотых пуговиц, с шитыми золотом якорями на нарукавных клапанцах и высоком стоячем воротнике, наблюдал за операцией со шканцов “Невы”. На левом плече его поблёскивал золотой погон капитан-лейтенанта, а от моросящего временами мелкого дождя его защищала чёрная двуугольная шляпа с кокардой из чёрно-оранжевой ленты и золотой петлицей.

С тревогой наблюдали за развернувшейся на берегу деятельностью и тлинкиты. Они видели, как вышли из шлюпок матросы в тёмно-зелёных мундирах со стоячими воротниками, в панталонах того же цвета, коротких сапогах и круглых шляпах. Опытные воины сразу выделили среди них предводителей – лейтенанта с погонами зелёного сукна, обшитыми узким золотым позументом; боцмана и квартирмейстеров, которых отличал от матросов золотой галун на воротнике и обшлагах да загнутое с одной стороны поле их круглых полупоярковых шляп с приколотым чёрным бантом гарусной ленты с оранжевой каймой и пуговицей. Особую тревогу вызывали у индейцев пушки, подле которых распоряжался канонир с чёрными обшлагами и чёрным воротником мундира. 49 А вслед за моряками на берег сошёл и А. А. Баранов во главе своих людей. К пяти часам пополудни тут скопилось до полутора сотен вооружённых ружьями матросов и партовщиков, имевших в своём распоряжении 4 небольшие пушки. Тлинкиты беспрестанно обстреливали русских, пытаясь помешать высадке десанта.

Вечерело. Начинать штурм индейской крепости было решено с наступлением сумерек. В ожидании назначенного часа тлинкитов старались держать в напряжении, ведя по ним огонь из перевезённых на берег трёхфунтовых пушек. По одним воротам били орудия лейтенанта П. П. Арбузова, против других действовал лейтенант П. В. Повалишин. Обстрел вёлся с трёх часов пополудни до самого вечера, но индейцы не выражали намерения сдаться. Стены Крепости Молодого Деревца были настолько толсты, что ядра лёгких полевых орудий горохом отскакивали от них. Бессильна была и более мощная артиллерия "Невы" – из-за прибрежной отмели к берегу нельзя было подойти ближе, чем на полверсты, "а на оную дистанцыю… ядра наших пушек не пробивали стен их замка." 50

Стемнело и осаждающие с криком "Ура!" пошли на приступ. Индейцы встретили их частой стрельбой. Тем не менее штурмующие всё ближе продвигались к стенам форта и подтаскивали к ним свои пушки. Индейцы беспрерывно палили из ружей и фальконетов, но не могли сдержать напора атакующих. Пули летели густо, но, как показывает характер ранений моряков, не прицельно. Меткости много вредили и горячка боя, и сгущавшиеся сумерки. Но, хотя индейский частокол беспрерывно опоясывался вспышками выстрелов, штурмующие уже собирались поджигать частокол и выламывать ворота; однако ходе битвы произошёл перелом. Был серьёзно ранен лейтенант Повалишин, индейская пуля прошила навылет правую руку Баранова. Кадьякцы и Алеуты, а за ними и русские промышленные не выдержали жаркого огня и обратились в бегство. Первыми бежали кадьякцы во главе с известным тойоном Нанкоком (Никитой). Тлинкиты же, видя свой успех, усилили стрельбу и произвели вылазку. Один матрос тотчас был убит, многие переранены. Индейцы преследовали бегущих и закололи копьями ещё одного матроса. Видя такой поворот событий, Лисянский, прикрывая отступление, открыл огонь из судовых орудий. Только это и вынудило тлинкитов оставить преследование и вернуться под защиту стен крепости. Приступ был сорван.