Индейская война в Русской Америке
Шрифт:
Надолго в памяти индейцев остался подвиг, совершённый в этом бою самим Катлианом. Как описывается в преданиях, облачившись в боевую Шапку Ворона и вооружившись кузнечным молотом, поскольку для задуманного им дела он был более пригоден, чем ружьё или кинжал, вождь киксади вошёл в реку по самую голову, так что над водой виднелся лишь шлем в виде вороньей головы с огромным клювом, и, шагая по дну неглубокой Колошенки, двинулся к её устью. Там он внезапно обрушился на врага сзади. Он действовал в одиночку и снискал великую славу. Среди трофеев доставшихся индейцам, были сюртук и золотая цепочка. По мнению киксади, до настоящего времени хранящих эти реликвии, они принадлежали самому Баранову. 51 По другой версии легенды Катлиан в разгар штурма вывел отряд отборных воинов через задние ворота крепости к Индиен-Ривер; там они сплавились вниз к её устью, уцепившись за древесные стволы, дрейфующие по течению, и нанесли Баранову удар с тыла. Скорее всего, Катлиан действительно действовал не в одиночку и возможно именно этот манёвр индейского вождя и породил панику среди ополченцев РАК. В сумерках они могли принять появившихся за их спинами воинов за крупные силы неприятеля. 52
На борту "Невы" умер от ран ещё один матрос. Почти все участники штурма были изранены. В сражении погибло 3 матроса, 3 русских промышленных и 4 кадьякцев; среди раненых насчитывалось 9 русских промышленных, 6 кадьякцев и 12 человек из экипажа "Невы" (см. Приложение IV). 53
На следующее утро тлинкиты, воодушевлённые вчерашним успехом, сами принялись обстреливать русские суда из своих пушек, не нанеся им, впрочем, никакого вреда. Лисянский, которому раненый Баранов передал командование экспедицией, ответил на эту дерзость залпами артиллерии "Невы". Бомбардировка произвела на индейцев достаточно сильное впечатление и они вновь заявили о своём желании заключить мир и даже прислали одного аманата. Тогда же договорились и о присылке остальных заложников.
На рассвете над индейской крепостью опять взвился белый флаг и тлинкиты начали неспешно присылать на "Неву" аманатов. Одновременно множество людей высыпало из крепости на берег. Они принялись подбирать валявшиеся там русские ядра. Возможно, в крепости имелись орудия более крупного калибра, чем обнаруженные там позднее фальконеты; быть может индейцы намеревались сбрасывать ядра на головы штурмующим. Однако, в любом случае, Лисянский не позволил индейцам пополнить свои арсеналы: несколько пушечных выстрелов загнали их обратно в форт. К вечеру в руках русских было уже 9 заложников и среди них – "самые ближние родственники тайонов". Аманатов продолжали привозить и в последующие дни. Всего их было выдано "16 человек из числа тойонских детей и прочших почотных между ими людей". 58 Вместе с ними возвращались и некоторые пленники, находившиеся в руках колошей с 1802 г. Всего было освобождено три Алеутки и один Алеут. Одна из этих пленниц сообщила, что Катлиан послал гонца в Хуцнуву-куан, прося о помощи. Тотчас в крепость направили толмача, который потребовал от тлинкитов немедленно покинуть форт, "если не желают себе совершенной гибели." Индейцам следовало переселиться на указанное им Барановым место в 30 верстах от крепости. 59 Катлиан затянул переговоры на весь день и просил "позволения переночевать в крепости, дав честное слово, что вместе с рассветом все жители оставят её." Вождь, похоже, тянул время, всё ещё надеясь на хуцновскую подмогу: наутро индейцы так и не оставили крепости. Катлиан заявил, что будто бы ждёт прилива, чтобы выехать на лодках. Ю. Ф. Лисянский, выведенный из терпения этими проволочками, требовал вновь обстрелять форт и предлагал Баранову выстроить плоты, чтобы во время прилива подвезти на них пушки под самые стены.
Наконец было достигнуто соглашение, что индейцы, если они согласны покинуть крепость, прокричат ночью трижды "у-у-у!" И действительно, в восьмом часу вечера на "Неве" услышали гул голосов и в ответ на это матросы трижды прокричали "Ура!" "После этого ситкинцы, пропев песню, дали нам знать, что они только теперь считают себя в совершенной безопасности." 60
7 октября в Крепости Молодого Деревца не было видно никакого движения. Видя это и "заметив, что повсюду насело великое множество ворон", Лисянский послал на берег толмача. По возвращении тот сообщил, что крепость пуста и в ней остались только две старухи и мальчик. Тлинкиты ушли лесом, бросив на берегу более 20 батов. Они не решились воспользоваться ими, боясь русских пушек. Важную роль в принятии такого решения сыграла, по индейским преданиям, одна из переводчиц – "самодеятельная посредница" Даалт Нейх (Daalth Neix). Придя в Крепость Молодого Деревца, она заявила, что белый флаг над русским судном означает, что тлинкиты будут вычищены из крепости, как тающий снег. Это напугало индейцев и они решили покинуть своё убежище посуху и тайком. 61 Они направлялись к Пойнт-Крейвен, где встретили бы дружественных хуцновских дешитан. Через лес и горы бежали они к Хуцновскому проливу, теряя по пути людей, умиравших от холода и голода. Гибель людей во время этого перехода, также как и при предшествующих ему боях и бомбардировках, навсегда подорвала могущество знати клана киксади, численность которой так никогда и не восстановилась полностью. 62 Прибыв в бухту Хэнус-Бей, беглецы разожгли костры и дымовыми сигналами запросили помощи у союзников. Хуцновцы пришли к ним на лодках через пролив и помогли обустроиться на новом месте. 63
Потери индейцев трудно поддаются точному определению. К. Т. Хлебников сообщает, что подле оставленной тлинкитами крепости было найдено до 30 мёртвых тел. 64 Это отчасти согласуется и с устной индейской традицией. По словам тлинкитского сказителя Херба Хоупа только Дом Мыса (Point House), из которого он сам был родом, потерял в боях 1804 г. около 20 воинов. Он же сообщает, что погибших в битве ситкинцы временно захоронили “в мелких могилах восточнее форта” вместе с детьми, убитыми во время обстрела крепости. Они намеревались вернуться и кремировать тела. Однако, как утверждает Херб Хоуп, русские выкопали трупы убитых и киксади не смогли сжечь их по своему обычаю. 65
8 октября Лисянский и Баранов вошли, наконец, за стены индейского форта. Тут они обнаружили около сотни русских ядер, три чугунных фальконета, несколько брошенных старых ружей, а также "несколько порожних сундуков и до 50 медвежьих кож." В добычу победителям досталось и около 30 индейских каноэ. Около крепости было найдено до 30 мёртвых тел; 66 между барабор валялись зарезанные собаки; три старухи сидели подле 4-5 заколотых детей – это были мальчики, один семи-девяти лет, а трое примерно лет четырёх. Тлинкиты опасались, что лай собак выдаст путь их тайного бегства, но причина убийства детей так и осталась неясной. Обычно при упоминании этого факта говорится, что их убили для того, чтобы они своим плачем, как собаки лаем, не навели на след беглецов погоню. Так объясняют это сейчас и сами индейцы. По мнению сказителя Алекса Эндрюса, дети были убиты, чтобы их голоса не выдали русским расположения тлинкитов. 67 Но Марк Джейкобс придерживается иного взгляда: "Перед уходом они решили, что самые старые и самые маленькие не перенесут путешествия, так что проще всего будет убить их и избавиться от обузы." 68 Это даже вызвало, по его словам, долгую вражду между киксади и кагвантанами – отцы
Старухи, видимо, действительно были оставлены в крепости по причине их немощи. Им, "согласно с их желанием", была дана лодка, на которой они и отправились "искать своих единоплеменников." 73
Крепость была отдана на разграбление Алеутам, а затем сожжена. Более мощная артиллерия "Невы" и нехватка боеприпасов у индейцев сделали своё дело. Катлиан отступил, но не капитулировал. 21 октября была обстреляна индейцами байдара, ездившая за рыбой. Один из гребцов погиб. Вообще же в ближайшие дни, как отмечал К. Т. Хлебников, "нашли убитыми 8 человек Алеутов в окрестных бухтах, а потому уверились, что неприятели скрываясь, засели по лесам и выжидают случая нападать врасплох на разъезжающих за ловом рыбы Алеутов; – в избежание сего, приняты были нужные меры осторожности." 74 Понимая, что война ещё не закончена, А. А. Баранов отпустил на Кадьяк только "Ростислав", оставив при себе на Ситке все прочие суда и партию. "Нева" тоже ушла 10 ноября зимовать на Кадьяк и вернулась на Ситку только 20 июня 1805 г. Тлинкитские вожди за всю зиму ни разу не появились в лагере Нанока, "но временно присылали небольшие баты для разведывания о Русских." 75 Русские же работали непокладая рук, укрепляя и обустраивая новое место своего заселения. Ю. Ф. Лисянский по возвращении на Ситку отметил здесь "удивительные плоды неустанного трудолюбия Баранова… он успел построить восемь зданий, которые по своему виду и величине могут считаться красивыми даже и в Европе… он развёл 15 огородов вблизи селения." 76
К весне 1805 г. ситкинцы уже выстроили себе новую крепость в проливе Чатам напротив главного селения Хуцнуву-куана. Она была названа Chaatlk'aa Noow, Крепость Маленького Палтуса. 77 Она была обнесена валом и частоколом, а единственные подход к ней посуху прикрывала засека из огромных древесных стволов. Русский толмач, вернувшийся из разведывательной поездки, сообщал, что тойоны русским не доверяют, а "новопостроенная ситкинская крепость походит на старую, но гораздо хуже укреплена. Она стоит в мелкой губе и перед ней по направлению к морю находится большой камень." 78 Катлиан явно учёл опыт осенних боёв и постарался по возможности обезопасить себя от грозных пушек "Невы". Выслушав это донесение, А. А. Баранов снарядил к вождю новое посольство, снабжённое богатыми подарками. Посольству сопутствовал успех и через пять дней толмач вернулся в Ново-Архангельск в сопровождении Сайгинаха – брата Катлиана. Сам верховный тойон Ситки пока не решался навещать своих врагов. 79
Сайгинах прибыл 17 июля 1805 г. Ю. Ф. Лисянскому впервые довелось наблюдать все церемонии, связанные с прибытием вождя и началом переговоров, а потому описывает он это событие с неменьшими подробностями, чем в своё время то делал Егор Пуртов, но более насмешливо, как "цивилизованный" европеец, наблюдающий странные обряды "дикарей":
"Около четырёх часов пополудни показались две ситкинские лодки вместе с тремя нашими байдарками. Все они шли рядом и сидевшие в оных, приблизясь к крепости, запели. В сие время партовщики наши начали собираться, а чугачи, назначенные для торжества, одеваться в лучшее своё платье и, так сказать, пудрить волосы свои орлиным пухом… Многие из них расхаживали в одном только весьма поношенном камзоле, а другие, имея на себе исподнее платье и будучи в остальном совершенно обнажёнными, хвастались и восхищались своим нарядом не менее европейского щёголя в новом и модном кафтане. Ситкинцы, подъехав к берегу, остановились и, подняв преужасный вой, начали плясать в своих челноках; сам же тайон ломался более прочих и махал орлиными хвостами. Едва кончили они сей балет, как вдруг наши чугачи начали свой с песнями и бубнами. Забава сия продолжалась около четверти часа, в которое время дорогие наши гости приехали к пристани и были на лодках вынесены кадьякцами… Ситкинцы ещё на несколько минут остались в своих лодках и любовались на коверканье чугач, которые при пении представляли смешные изображения. По окончании сего тайон был положен на ковёр и отнесён в назначенное для него место; прочие же гости также были вынесены на руках, но токмо без ковров… 18-го числа пред полуднем приехал ко мне ситкинский тайон на яле г. Баранова и со всей своей свитой. Не успели они отвалить от берега, как начали петь и плясать, а один, стоя на носу, непрестанно вырывал пух из орлиной шкурки, которую держал в руках и сдувал оный на воду. Приблизясь к нашему кораблю, они остановились, запели песню, коверкались всячески и потом взошли наверх. На шканцах пляска опять началась и продолжалась около получаса. По окончании сей церемонии позвал я в каюту свою тайона, его зятя с женою и кадьякского старшину, а прочих приказал угощать наверху. Напоив гостей своих чаем и водкой, я начал разговаривать с ними о прошедшем, представил им, сколь несправедливо поступили ситкинцы с нами в старой крепости… Тайон… признавал земляков своих виновными, уверяя, что он сам не имел в том никакого участия, что он всеми мерами старался отводить и прочих от столь злого намерения, но, не успев в том, уехал в Чильхат, чтобы не быть свидетелем их варварства." 80
После переговоров Сайгинаху показали его родственников-аманатов, чьим видом он остался весьма доволен, а также дали выстрелить из 12-фунтовой пушки, что он проделал с большим удовольствием и без малейшего испуга. На прощание вождю подарили медный российский герб, украшенный лентами и орлиными перьями, оловянную медаль и алый байковый капот, подбитый горностаями. Спутники его получили по медали и по синему капоту. Тойон отбыл, весьма довольный оказанным ему приёмом.
Успех поездки брата ободрил Катлиана и он, наконец, решился пойти на примирение с Барановым. К этому шагу толкали его и вести из других куанов, которые не спешили поддержать Ситку в её борьбе. На них слишком сильное впечатление произвели прошлогодний поход Баранова и действия "Невы" у стен Крепости Молодого Деревца. Даже знаменитый Кау, предводитель южных кайгани, прислал в Ново-Архангельск своего сына для переговоров о мире и дружбе с русскими. Баранов решился даже возобновить в Проливах промысел калана и отправил туда партию И. А. Кускова.