Индейская война в Русской Америке

Зорин Александр Васильевич

События, последовавшие за уничтожением Якутатской крепости, по-разному излагаются в русских письменных источниках и в индейских преданиях. А. В. Гринёв даже склонен отрицать надёжность первых в пользу вторых. Основанием для такого подхода послужили ему некоторые неточности, допущенные при изложении событий К. Т. Хлебниковым. В частности, Хлебников называет начальником Константиновского редута Уварова, а не Ивана Репина, и сообщает о гибели в 1805 г. тойона Фёдора, который реально был жив ещё в 1807 г. 23 А. В. Гринёв основывается также на том, что индейцы не могли внезапно напасть на Константиновскую крепость, где о гибели Якутата было известно уже спустя 6 дней после резни; что у тлинкитов не было времени на проведение соответствующих обрядов перед походом и что если бы этот поход состоялся, то Репин обязательно упомянул бы о том в своём рапорте А. А. Баранову. На это следует заметить, что тлинкиты не обязательно должны были осуществлять свой замысел в недельный срок. Они вполне могли выждать некоторое время, надеясь на ослабление бдительности русских и собирая силы для решительного удара. План их строился не на внезапности, а на обмане. Вождь якутатцев, видимо, рассчитывал на то, что никто из свидетелей его поведения во время разорения крепости

не смог добраться до Нучека, а потому ему легко удастся уверить русских в своём дружелюбии (в случае, если этим вождём был Танух, его репутация должна была говорить сама за себя). Более поздние донесения Репина пока неизвестны, а потому вряд ли стоит безоговорочно отвергать версию Хлебникова, при всех неизбежных коррективах к ней. Кроме того, представляется маловероятным, чтобы современник описываемых событий, дотошный и хорошо осведомлённый исследователь, каким был К. Т. Хлебников, мог просто выдумать этот эпизод. Причиной допущенных неточностей послужили, вероятно, те условия, в которых создавалось “Жизнеописание А. А. Баранова” – Хлебников работал над этой книгой на борту корабля во время плавания, будучи лишён возможности пользоваться документами и опираясь, в основном, на собственную память. Потому, видимо, и произошла некоторая путаница в именах и деталях описываемых им происшествий. Несмотря на это, следует всё же полагать, что описанный им эпизод имел место. Косвенные подтверждения тому содержатся в исторических преданиях чугачей и, отчасти, тлинкитов.

Чугачская легенда прямо иллюстрирует рассказ Хлебникова, описывая победу Эскимосов над коварными якутатцами. Индейская легенда, поведав о подвигах Тануха при уничтожении русской крепости, не сообщает ничего достоверного о его дальнейшей судьбе – Танух якобы добровольно взошёл на борт некоего русского корабля, после чего рассказ о нём приобретает откровенно сказочный характер (см. Приложение V). Среди нагромождения фантастических подробностей выделяется лишь одна реальная деталь – смерть вождя от рук подчинённых русским “Алеутов”. Далее на первый план выдвигается уже его соратник Лушвак, а действие переносится к верховьям реки Ситак, где укрываются немногочисленные (всего 4 дома) люди тлахаик-текуеди. Возникновение подобной ситуации связано, возможно, с последствиями описанного Хлебниковым похода и понесёнными при этом страшными потерями. В свете всего этого обоснованным представляется предположение, согласно которому поход на Нучек возглавил не тойон Фёдор, а Танух, погибший там практически со всем своим отрядом. В таком случае всё становится на свои места, а события, произошедшие после разгрома Якутата, приобретают следующую последовательность.

Лёгкая победа над русскими, одержанная индейцами практически без потерь, воодушевила якутатцев. К победоносным тлахаик-текуеди присоединяются воины из других кланов. Они решают совместно выступить против русских поселений в Чугацком и даже Кенайском заливах. В поход вышло 8 боевых каноэ, в которых разместилось около 200 воинов. 24 Чтобы не возбудить преждевременных подозрений, шесть пирог оставили в устье Медной реки ожидать сигнала к атаке. План нападающих повторял в точности, только с большим размахом, схему захвата Якутатской крепости, что лишний раз подтверждает причастности к его составлению самого Тануха: вождь, пользуясь общеизвестными дружественными связями среди русских, проникает внутрь редута, убивает его начальника и подаёт сигнал воинам, которые и довершают начатое.

Два каноэ, на которых было 70 воинов во главе со своим предводителем, прибыли на Нучек. Индейцев беспрепятственно пропустили в крепость. Вождь встретился с её начальником и “объявил, что пришёл торговать с Чугачами, как и прежде неоднократно случалось”. Начальник (Иван Репин, у Хлебникова, ошибочно, – Уваров), “не подозревая его ни сколько принял радушно и позволил заниматься плясками вместе с Чугачами”. 25 Всё шло по плану и даже старые враги тлинкитов, Эскимосы-Чугачи, “были рады видеть их, потому что ожидали плясок”. 26 Однако, из основного лагеря якутатских воинов сумел бежать невольник-чугач, который, добравшись до Нучека, раскрыл Репину замысел коварных гостей. Вызвав к себе Апангу (Маленького Вождя), предводителя местных чугачей, Репин сообщил ему, что под видом торговцев на Нучек проникли страшные якутатские “касатки” – охотники за рабами. Апанга разослал гонцов за помощью по окрестным селениям, а якутатцев пригласил на праздник в посёлок Таухтуюк на Хоукинс-Айленд, где они были устроены на ночлег в деревянной баньке. Якутатцы согласились, – возможно, чтобы не вызывать лишних подозрений и окончательно усыпить бдительность противника. Этой же ночью в Константиновской крепости зарезался взятый русскими под стражу тлинкитский вождь (Танух?), а в Таухтуюк прибыли созванные Апангой воины-чугачи. “Союзники по берегу зашли в Таухтуюк, – говорится в чугачской легенде, – Они заглянули в окно к Маленькому Вождю: “Мы пришли”. “Идём”, – сказал он. Баня, где спали якутатцы, имела два окна. На рассвете чугачам стало видно, как лежат якутатцы и они стали колоть их копьями через окна. так они убили одного, другого. Якутатцы не могли выйти… Один человек всё же выпрыгнул через окно и побежал по берегу. Пятеро погнались за ним, ранили, но не догнали. Якутатский вождь имел пистолет и выстрелил раз перед смертью. Один Эскимос тоже спал в бане. Он пытался бежать и его били чугачи спереди, а якутатцы в спину. Он спасся с пробитой ногой. Его звали Ангатале. А все не-Эскимосы были убиты.” 27 Спиной к двери баньки сидела Нана, дочь Апанги, – она припирала её, чтобы враги не вышли, а после получила в честь этого события новое имя.

Лишь два-три человека смогли спастись из ловушки. Г. Бэнкрофт называет среди них всё того же тойона Фёдора, 28 однако более надёжны сведения К. Т. Хлебникова о самоубийстве предводителя отряда. Это был поступок, характерный для тлинкитского анъяди, в представлениях которого плен напрямую ассоциировался с рабством. Стоит отметить, что согласно тлинкитским преданиям Танух был убит Алеутами, для которых “он был плохой человек – он всегда убивал их”, а русский доктор якобы даже разрезал затем его тело: “чтобы посмотреть, почему он был такой храбрый”. 29 Под именем “Алеутов” в Русской Америке обычно подразумевались зависимые от РАК кадьякцы и чугачи.

Воины, уцелевшие после резни в Таухтуюке, добрались до базового лагеря и сообщили там о провале замысла. “Испуганные сим Колоши, – повествует

далее К. Т. Хлебников, – опасаясь, что Чугачи немедленно нападут на них, с поспешностию собрались и, не взирая на бурную погоду, пустились обратно прямо через банку, очень далеко выдававшуюся от устья Медной реки в море. Байдары на банке были разбиты бурунами и большая часть людей утонула; не многие спаслись на Угаляхмутский берег и все те без изъятия перебиты туземцами, враждовавшими с ними исстари”. 30 Добили якутатцев, скорее всего, не эяки -”угалахмуты”, а те же чугачи по прямому распоряжению как собственных старшин, так и русского начальства. Косвенно в пользу этого говорит и эскимосское предание. Оно завершается рассказом о том, как некий чугачский охотник подобрал на берегу и выходил умирающего якутатца. Спасённый индеец заявил, что если ранее он полагал, будто самые стойкие и доблестные люди на свете это его соплеменники, то теперь он видит, что чугачи ещё крепче и храбрее. Отпустив спасённого в Якутат, охотник вернулся на Нучек и рассказал о том русским. Но там не оценили его христианского человеколюбия: “Он полагал, что его поблагодарят, но русские задали ему такую порку, что он умер”. 31 Видимо, от чугача ожидалось совсем иное поведение по отношению к якутатцу.

В общей сложности неудачный поход унёс жизни примерно 200 воинов, что основательно подорвало военную мощь Якутат-куана. Кроме того, Якутат лишился одного из своих наиболее отважных и предприимчивых вождей. Ослабленным этими потерями людям тлахаик-текуеди следовало теперь позаботиться о собственной безопасности и о сохранении богатой добычи, захваченной ими в annushi noow (русской крепости). Помимо всего прочего индейцам тогда достались находившиеся в крепости “2 двухфунтовые медные, 2 чугунные фунтовые пушки и 1 полуфунтовый единорог с прибором снарядов и до 5 пуд пороху”. 32 Одно из этих орудий, по свидетельству Ф. де Лагуны, ещё в 1952 г. хранилось у лидера якутатских тлукнахади Джека Эллиса, а другое находилось в акойском селении Куцех. Вождь куашккуанов Джордж (ум. около 1903 г.) владел портретом, изображающим, как считалось, самого “Шавнисту”, и медным чайником, также якобы принадлежавшим начальнику русской крепости. Трость-шпага “Станисласа” и его знаменитая табакерка с вмятиной от ножа Тануха были в середине XX в. собственностью якутатского тлинкита Джима Кардиту. 33 Эти немногочисленные фамильные реликвии – всё, что уцелело от добычи людей тлухеди к настоящему времени. Но осенью 1805 г. слава о захваченных ими сокровищах облетела весь север страны тлинкитов, послужив причиной гибели их новых обладателей.

После пленения и смерти Тануха во главе клана стал ближайший сподвижник вождя – Лушвак (Шитлваку по-эякски, “Одноглазый”). По одной из версий он был двоюродным братом Тануха и принадлежал к тлинкитизированному эякскому клану калиах-кагвантан, подгруппой которого являлись и тлахаик-текуеди. Под его руководством тлухеди покинули своё селение и обосновались на новом месте вдали от морского побережья. “Они двинулись вверх по реке Ситак, – говорится в предании, – пройдя больше, чем полпути до озера. Это место – Гадакехл, река. Они ещё называли его Нута’ити. Они сделали тут форт. Они назвали его Орлиным, Чак-Ну”. 34 На языке эяков название крепости звучало, ка Кучгалак Глаша’л. Она представляла собой обнесённые частоколом три-четыре жилых дома с несколькими подсобными постройками. Попасть внутрь можно было только через узкий проход, куда индейцы приспособили поразившую их воображение дверь на петлях из русской казармы. Подступы к стенам покрывал толстый слой льда, а в окрестном лес врагу преграждали путь медвежьи капканы. Внутри своих домов на случай обстрела тлухеди вырыли подземные укрытия, соединявшиеся между собой. Эяки были готовы к ожидаемому приходу русских. Однако реальная опасность грозила им совсем с другой стороны.

Известие и якутатской трагедии как громом поразило русские колонии. Следом за этой новостью появились слухи о том, “что чугачьцы и калоши хотят пуститься в Кадьяк и овладеть Павловскою Гаванью”. Всеобщее возбуждение было таково, что “лишённый чинов дворянин Борисов”, взятый на службу РАК в качестве морехода, затеял сместить за бездеятельность перед лицом опасности правителя Кадьякской конторы И. И. Баннера, “обратить церковь в крепость и словом, – как доносил министру коммерции Н. П. Румянцеву с Ситки Н. П. Резанов, – такие чудеса творит, что с ним совладать не можно”. 35 В Ново-Архангельске А. А. Баранов, узнав в ноябре 1805 г. о разгроме Якутата, выслал туда на разведку четыре трёхлючные байдарки. Две из них были захвачены индейцами, убившими при этом 6 партовщиков. Возвратившиеся подтвердили истинность страшной новости. Получив это подтверждение, Баранов намеревался в марте 1806 г. выступить в Якутат на судне “Ростислав” с командой в 25 человек при 4 пушках. Поход этот он расценивал, как своё последнее дело на службе РАК и “по выполнении сего намерен он был возвратиться в Россию непременно”. 36 Однако уговоры Н. П. Резанова убедили его отложить свою отставку до прибытия назначенного ему преемника, а здраво оценив свои силы и общую обстановку в колониях, отказался Александр Андреевич и от похода на Якутат.

Положение действительно было трудным и взрывоопасным, а в свете недавних событий не казался фантастическим даже слух о нашествии колошей на Кадьяк. Н. П. Резанов описывал сложившуюся зимой 1805-1806 гг. ситуацию в самых мрачных тонах: “Из Кинайской губы также и из Чугачьской с Нучека получены известия, что чугачи и медновцы грозятся истребить руских. Кинайцы стали уже показывать в обхождении холодность, жалуясь, что табаком их не потчуют. Малахов и Репин в обоих сих укреплениях начальствующие просят помощи. Им послано с Кадьяка 10 человек, а более отделить не можно. Но что ето? – Лишь умножение жертвы!” 37 Зимой 1804-1805 гг. на Медной реке погиб байдарщик Константин Галактионов; неспокойно было и в Проливах. Ново-Архангельску грозил голод и в нём с трудом могли набрать команду на судно “Юнона” для плавания за продовольствием на Кадьяк. Ни о какой карательной экспедиции в Якутат не могло быть и речи. С возмездия “бунтовщикам” Баранов перенёс всё своё внимание на помощь пленникам индейцев. Он принял переданные ему условия их освобождения и готовился переслать выкуп, одновременно оказывая давление на тойона Фёдора с тем, чтобы он отпустил хотя бы часть из них без всякой платы. 38 Однако вскоре произошли события, которые внезапно сорвали осуществление этих планов.