Indileto [poмaн в 22 уровнях]
Шрифт:
— Ты уверен? — спросила Эвелина.
— Нет, не уверен, — ответил Манго — Манго, — я уверен только в одном: никакого пакета нет, а он — меченый….
— Почему? — тем же тоном спросила Эвелина.
— Потому, что он в это поверил, — сказал Манго — Манго, — он даже не удивился, когда я ему сказал об этом…
— А чего ему было удивляться? — поинтересовалась Эвелина. — Да и что такого ты ему сказал?
— Двадцать два, — пропел Манго — Манго, — двадцать два очка… И быстро падающие слова… И еще пятьдесят за те письма, что ты прочитал…
— Не читал я никаких писем! —
— Ну да, — сказала Эвелина, — ты и пакета никакого не видел!
— Не видел! — закивал головой Лапидус, со страхом смотря на то, как марлевая повязка опять приближается к его лицу. И опять этот запах. Вкусный запах. То ли эфира, то ли хлороформа. Вкусный и свежий. Как осенние подмороженные листья. Таким запахом умерщвляют бабочек и прочих жуков. То есть, жуков и бабочек. Энтомология, подумал Лапидус, наука о насекомых. Маленький Лапидус любил ловить жуков и бабочек, подумал лежащий на полу Лапидус и опять посмотрел вверх.
Эвелина держала в руках скальпель. У Эвелины, которая держала в руках скальпель, было лицо начальницы — Лапидус опять моргнул и Эвелина снова стала Эвелиной, она не могла быть начальницей хотя бы потому, что у начальницы не было синей машины.
— Двадцать два, — вдруг как–то совершенно оглашенно завопил Манго — Манго…
Эвелина взмахнула скальпелем.
— Подожди, — сказал, оборвав вытье, Манго — Манго, — ты уверена, что это необходимо?
— Мне нужен пакет, — сказала Эвелина, — мне нужен этот пакет любой ценой. Если я не достану этот пакет, то меня убьют, а мне этого не хочется…
— И чего ты сейчас добиваешься? — тем же тоном спросил Манго — Манго.
— Я хочу посмотреть его душу, — сказала Эвелина, — я только взгляну на нее и тогда буду знать точно: был пакет или его на самом деле не было…
Лапидус опять закрутил головой. Так же крутились над летними цветками бабочки, которых ловил маленький Лапидус. Маленький Лапидус шел с сачком по обочине лесной дороги и вспугивал бабочек, они крутились и кружились над цветками, а Лапидус выбирал ту, что посимпатичнее. Маленький Лапидус любил запах эфира, потому что от запаха эфира бабочки успокаивались и падали на дно морилки. Запах эфира напоминал маленькому Лапидусу запах лета, потому что бабочки крутились над цветками летом. Впрочем, как под ногами ползали и жуки. Жуки тоже успокаивались от запаха эфира, как сейчас успокаивался от него большой Лапидус. Он лежал на дне гигантской морилки и его руки и ноги уже почти не подрагивали, еще мгновение–другое, и тогда Эвелине будет несложно сделать скальпелем разрез. Она сделает разрез и Лапидус ничего не почувствует.
— Начнем? — спросила Эвелина у Манго — Манго.
— Он не выдержит, — сказал Манго — Манго, — он не выдержит и умрет, он умрет и ты возьмешь грех на душу, ты хочешь взять грех на душу?
— Я и так грешна, — сказала Эвелина и опять взмахнула скальпелем, а что, ты не грешен?
— Грех греху рознь, — сказал Манго — Манго тем же тоном, что незадолго до этого говорил «тик–так», — если он умрет, то ты возьмешь на себя очень большой грех, тебе это надо?
— Мне нужен пакет! — тем же безумным тоном проговорила Эвелина и провела скальпелем по груди Лапидуса. Сверху вниз, начав чуть ниже горла и добравшись почти до пупка.
Лапидус замотал головой. Иногда бабочкам не нравился запах эфира и они начинали биться о стенки морилки. Как–то раз одной удалось выскользнуть из широкого горлышка, которое маленький Лапидус не успел заткнуть толстой пробкой. В толстую пробку была вставлена медная трубочка. А в трубочке находилась ваточка. Ваточка была пропитана эфиром, хотя иногда — когда эфира не было — маленький Лапидус смачивал ее хлороформом. И эфир, и хлороформ маленький Лапидус добывал у матери. Но в тот раз бабочка выскользнула, почувствовав запах еще до того, как маленький Лапидус заткнул широкое горлышко коричневой пробкой с медной трубочкой.
— Лежи спокойно, — проговорила как–то очень нежно Эвелина, когда большой Лапидус дернулся от прикосновения скальпеля. Лапидус смотрел на Эвелину и, одурманенный то ли эфиром, то ли хлороформом, почувствовал вдруг необычайный прилив нежности к этой женщине со скальпелем в руках. Он даже был готов отдать ей пакет, которого никогда и в глаза не видел. Если он ей нужен, то пусть забирает, подумал Лапидус, мне с ним все равно делать нечего, да и потом — я ведь не знаю, что там внутри.
— Что у него внутри? — поинтересовался Манго — Манго.
— Там должно быть сердце, — сказала Эвелина, вновь берясь за скальпель.
— Сердце, — хмыкнул Манго — Манго, — был Лапидус с сердцем, станет Лапидусом без сердца…
Лапидусу опять стало неуютно, он не хотел остаться без сердца, он уже был готов полюбить Эвелину, как был готов отдать ей этот дурацкий пакет, но без сердца оставаться он не хотел. Бабочка выскользнула из морилки маленького Лапидуса, большой Лапидус лежал на дне своей морилки и хотел того же.
— Не суетись! — проговорила так же нежно Эвелина, собираясь сделать второй разрез.
— Он не выживет, — сказал Манго — Манго, — ты убьешь его и ничего не узнаешь!
— Я должна, — сказала Эвелина, — по крайней мере, я могу отдать его сердце вместо пакета и сказать, что сделала все, что могла!
— Ну, ну, — сказал Манго — Манго, — только ты все равно этим ничего не добьешься!
— Добьюсь! — сказал Эвелина.
— Не добьешься! — ухмыльнулся Манго — Манго.
Лапидус понял, что горлышко морилки скоро закроется. Большой пробкой с медной трубкой. А в трубке — ваточка. Маленький Лапидус тогда просто не успел, бабочка оказалась сообразительней. Большой Лапидус должен успеть, иначе он действительно останется без сердца. Лапидус напрягся и попытался взлететь.
— Куда! — сурово сказала Эвелина, — А ну, не дрыгайся!
Лапидус снова пошевелил руками. Они слушались, надо было успевать.
— Эй, эй! — быстро проговорила Эвелина, — ты это куда собрался?
Лапидус ничего не ответил, он понимал, что если начнет отвечать, то момент будет упущен и ему уже никогда не выбраться из морилки.
— Держи его! — закричала Эвелина Манго — Манго.
— Еще чего! — пробурчал Манго — Манго. — Если держать, то сама держи, я тут наблюдатель, тик–так, не больше…