Индийский хлопок и британский интерес. Овеществленная политика в колониальную эпоху
Шрифт:
Английские и индийские механизмы для очистки хлопка в конце XVIII в.
Английские и индийские прядильные механизмы в конце XVIII в.
Английские
«…Мы должны тщательно различать действия колониальной торговли и действия монополии колониальной торговли. Первое всегда и обязательно благотворно, второе всегда и обязательно вредно… Монополия колониальной торговли, подобно всем другим низменным и завистливым мероприятиям меркантилистической системы, подавляет промышленность всех других стран, главным образом колоний, ни в малейшей степени не увеличивая, а, напротив, уменьшая промышленность страны, в пользу которой она устанавливается… Монополия препятствует капиталу этой страны, каковы бы ни были в данный момент его размеры, занимать такое большое количество производительного труда, которое он в противном случае занимал бы, и доставлять трудолюбивым жителям такой большой доход, который он давал бы в противном случае… Все первоначальные источники дохода: заработная плата, земельная рента и прибыль на капитал благодаря монополии становятся гораздо менее обильными, чем это было бы при ее отсутствии. Одностороннее содействие ограниченным интересам одного немногочисленного класса в стране означает собою причинение ущерба интересам других классов и всех людей во всех других странах» [Смит 1962: 578–582].
Соединение же функций колониальной торговли и административного управления завоеванными территориями в руках Ост-Индской компании Смит находил и вовсе противоестественным, так как:
«В интересах Ост-Индской компании, рассматриваемой в качестве государя, чтобы европейские товары, привозимые в ее индийские владения, продавались там возможно дешевле и чтобы индийские товары, доставляемые оттуда, приносили туда наибольшую выручку или продавались по возможно более высокой цене. Но ее интересы как купца прямо противоположны этому. В качестве государя она имеет интересы, совершенно совпадающие с интересами страны, управляемой ею. В качестве купца ее интересы совершенно противоположны последним.… Во главе этого управления стоит по необходимости совет купцов – профессия, без сомнения, чрезвычайно почтенная, но ни в одной стране мира не обладающая тем авторитетом, который, естественно, внушает народу страх и без всякого применения силы вызывает его добровольное подчинение. Такой совет в состоянии добиваться повиновения только с помощью военной силы, которой он располагает, и его управление поэтому по необходимости носит военный и деспотический характер. Между тем его главное занятие – занятие купца. Оно состоит в продаже за счет его хозяев европейских товаров, доставляемых ему, и в покупке взамен индийских товаров для европейского рынка. Оно состоит в продаже первых так дорого и в покупке вторых так дешево, как только это возможно, а следовательно, в отстранении по возможности всех соперников от того рынка, где он держит свои конторы и магазины. Поэтому дух администрации компании, поскольку это относится к ее торговле, не отличается от духа ее правления. Он имеет тенденцию подчинять управление интересам монополии, а следовательно, ограничивать естественный рост по крайней мере некоторой части избыточного продукта страны ровно тем, что достаточно для удовлетворения спроса самой компании.
Итак, подобного рода монопольные компании во всех отношениях являются вредными, всегда более или менее невыгодными для стран, в которых они учреждаются, и гибельными для тех, которые имеют несчастье оказаться под их управлением» [Там же 1962: 605–607].
Однако реального сопротивления сложившейся ситуации предпринимательские круги Великобритании, еще не набравшие вес и влияние в обществе в конце XVIII в., оказать не могли. Обсуждение Хартии Ост-Индской компании в парламенте в 1793 г. прошло спокойно, действие документа было продлено на 20 лет. Пункт о монопольной торговле с Индией сохранился без изменения. Хотя некоторые попытки отреагировать на возросший спрос со стороны английских мануфактуристов Компания все же начала предпринимать. Они заключались в таких мероприятиях, как:
– призыв Совета директоров Компании к правительству Индии обратить внимание на производство хлопка и по возможности стимулировать его увеличение (1788);
– отправка из Англии в Индию специальных тисков для прессования хлопка (1789);
– подготовка специальных отчетов о культуре хлопка в Бомбее, Дакке, Бенаресе, Бенгалии и Бихаре. Наем доктора Андерсона для распространения семян хлопка с Маврикия и Мальты по всему Индостану (1790);
– отправка хлопкоочистительной машины в Индию (1794);
– организация плантации под надзором господинана Брауна в Рандатаре на Малабаре для разведения специй и экспериментов с хлопком (1797).
А также упоминается, что в 1799 г., когда резидентом в Нагпуре был Колбрук, из этого города были высланы семена местного хлопка для разведения в Сиркарах, при этом сиркарским производителям была обещана за это награда [Ройл: 86–87].
На протяжении всей второй половины XVIII в. интерес британцев к районам Центральной Индии ограничивался стремлением поддерживать мирные отношения с правящей там династией Бхосле, что диктовалось как потребностью если не в обладании подконтрольной радже прибрежной Ориссой, то хотя бы в безопасном и мирном ведении бизнеса и переброске войск на этой территории, так и целесообразностью иметь у своих границ союзника, а не врага. У. Хейстинг, оценивая методы политической игры на субконтиненте, с удивлением отмечал после заключения союза с Бхосле: «…перевес сил теперь в нашу пользу, и это гораздо важнее, чем может представляться в Европе, где политика наций определяется принципами, прямо противоположными тем, что господствуют в Азии. Там [в Европе. – С. С.] в споре наций более слабая поддерживается своими соседями, которые знают, насколько их собственная безопасность зависит от сохранения должного баланса. Но в Азии желание воспользоваться трофеями поверженной нации и страх навлечь гнев более сильной стороны являются основами политики, каждое государство желает ассоциироваться с силой, обладающей заведомым преимуществом» (цит. по [Уиллс 1926: 79]). До Второй англо-маратхской войны британские миссии в Нагпуре имели основной целью ведение переговоров с раджами, чей двор располагался в этом месте.
Параллельно парламентеры фиксировали свои наблюдения, составляя подробные описания пути и ландшафта. Т. е. еще до того, как британцы реально обосновались на этих землях, они начали процесс их «заочной» колонизации. В попытках обнаружить в текстах путешественников скупые упоминании о хлопке япробираласьвместе с ними в глубинные районы Центральной Индии, не отрывая пальца от карт, с трудом и часто безуспешно идентифицируя сильно искаженные в переложении на английский язык названия населенных пунктов. За три с небольшим десятка лет британцы добрались до Нагпура несколькими путями. Как указывает Ян Барроу в книге «Создавая историю, рисуя территорию…», в последней четверти XVIII в. продвижение по дорогам, фиксирование их траекторий и привязывание к ним других географических объектов (route или traverse and astronomical survey, дословно – маршрутное и астрономическое исследование) и являлось основным методом обследования территорий [93] [Барроу 2003]. В результате британцы покрыли Центральную Индию условными криволинейными лучами, сходившимися в Нагпуре. Прилегание же основных владений Компании в Бенгалии и Бихаре к землям нагпурского раджи с северо-востока предопределило скопление этих лучей в диапазоне от севера до юга через восток. Такой маршрутный метод освоения пространства обусловил то, что хлопок в дневниковых записях читатель гораздо чаще видит не на полях, часто скрытых гористым ландшафтом от глаз путешественников, а в проезжающих мимо воловьих повозках – уже упакованным, взвешенным, имеющим рыночную цену. Т. е. в текстах XVIII в. он экспонируется в основном не как сельскохозяйственная продукция, а как товар, что вполне импонировало интересам Ост-Индской компании, пока еще занимавшейся в основном коммерцией и только-только вступившей на новое поприще администрирования территорий Бенгалии и Бихара. При этом хлопок был товаром преимущественно внутреннего спроса, необходимым для изготовления в местных мастерских полотна и высококачественных муслинов, которые становились предметами британского экспорта. Хотя Г. Т. Колбрук и упоминал привлекательность индийского сырого хлопка для английских мануфактур, однако объемы его потребления текстильной промышленностью Великобритании еще были не очень велики [94] .
93
В
94
Эдуард Бейнс почти не упоминал индийский хлопок в качестве сырья на английских мануфактурах во второй половине XVIII в., а цены на бенгальский и суратский хлопок давал, начиная только с 1790 г. [Бейнс 1835: 313]. Журнал Королевского азиатского общества указывает, что первая поставка индийского хлопка в Англию зафиксирована в 1783 г. [Журнал Королевского азиатского общества 1860, XVII: 351].
Одним из результатов произведенных в пути исследований стало появление карты Индии и отдельно особенно подробной, на нескольких листах, карты Бенгалии и Бихара. Ян Барроу пишет, что, «по мнению авторитетных ученых конца XVIII в., карта Бенгалии была намного лучше, чем карта Британии… С момента учреждения в 1767 г. картографической службы Ост-Индская компания тратила все больше денег и времени на составление карт новых территорий» [Барроу 2003: 35–36]. В исследовании Барроу рассматривает карту как инструмент колониальной власти, призванный не только зафиксировать историю территориальных приобретений британцев, но и обосновать их право обладания ими. Он приводит слова британского географа Дж. Б. Харли о том, что «карты не бывают нейтральными, свободными от оценочной презентации мира. Они являются исключительно языком власти, а не протеста… Картография остается телеологическим дискурсом, материализующим власть, подкрепляющим статус кво, замораживающим социальные взаимосвязи в сетке прочерченных линий» [Харли 2001: 79]. Если с этой точки зрения взглянуть на карту Рэннела всего Индостана, то на ней владения Ост-Индской компании, визуализированные в цвете и двухмерной системе координат, на равных сосуществовали с другими государствами, в том числе с одним из ближайших соседей – Нагпурским княжеством, которое также обрело контуры, окрас, графический рельеф. Помимо утверждения и подтверждения политического суверенитета с помощью линий-границ на бумаге, карты служили и утилитарным целям – строительству дорог, установлению налогообложения, движению войск и товаров и т. д. Картографические и другие сведения о природе, погоде, сельском хозяйстве, населении и т. п. исследованных регионов делали британцев обладателями знаний и превращали «пустые» земли в территории. При всем разнообразии существующих сегодня дефиниций этого термина [95] , все они, так или иначе, сходятся в том, что территория является репрезентацией властного отношения к пространству. «„Чтобы земля, – пересказывает Барроу некоторые положения классического труда Ж. Готтманна "Значение территории", – превратилась в территорию, требуется, чтобы она была населенной, освоенной или познанной в какой-то форме. Для того чтобы территория стала частью государства, на ней не обязательно должны жить его граждане, оно само должно присутствовать на ней. Это присутствие (habitation) может означать отправку посланников, чтобы они оставили след на острове, водрузили флаг на вершине или учредили суд в деревне“ [Готтманн 1973: 1–15]. В качестве альтернативы присутствие/обитание может означать пересечение земли, исследование ее с помощью теодолитов и картографирование ее. В любом из этих случаев государство предъявляет какие-то притязания на землю, помогая превращать ее в территорию. Поэтому процедуры обследования и картографирования являются ключевыми элементами трансформации земель в территории» [Барроу 2003: 13].
95
Подробнее о трактовках термина «территория» вообще и применительно к Южной Азии в частности см. [Глушкова, Бочковская 2016: 32–56].
Таким образом, британцы, еще не «владея» землями Центральной Индии, постепенно апроприировали их через процесс узнавания, делали их частью общей картины мира, создаваемой по своему модерному образцу. С. Г. Малкин схожие действия англичан по втягиванию Горной Шотландии в единое социально-политическое пространство на более раннем этапе (в конце XVII – начале XVIII вв.) называет интеллектуальной колонизацией [Малкин 2016]. При этом они предложили новый, основанный на европеизированном научном и рациональном подходе способ освоения и изучения территории путем ее квантификации, типологизации и картирования [96] . Убедительным представляется утверждение У. Калпагам, что «пространство не является „априорной категорией“ или „ментальной конструкцией“, оно – продукт социальных практик. Посему государство и каждый из его институтов нуждается в пространстве, которое они организуют в соответствии со своими специфическими потребностями» [Калпагам 2014: 83]. В результате целенаправленных усилий британских чиновников Ост-Индской компании по обмеру и обсчету территории Центральной Индии она сама и ее природные и человеческие ресурсы начали обретать описательное, цифровое, численное, графическое, схематическое воплощение. По мнению Калпагам, это был механизм создания нового, современного типа территории, которая… являлась «функциональной площадкой или пространством политэкономии», удобными для практического, «рационального» использования [Там же: 86].
96
Для сравнения с практиками передвижения маратхов при отсутствии карт см. [Глушкова 2016: 209].
Однако властный потенциал по отношению к осваиваемым территориям, начавший скапливаться в руках Ост-Индской компании, не мог существовать вне конкретных визуализированных или материализованных форм. Когда Готтманн писал о флаге на вершине горы или суде в деревне, он, по сути, говорил о маркировании «присутствия/обитания государства» на какой-либо территории посредством видимых или осязаемых предметов/объектов. До тех пор пока британцы на земле Нагпурского княжества были лишь редкими визитерами, их присутствие отмечалось недвижимыми, вмурованными в землю надгробными плитам над могилами тех, кто не одолел тяготы пути или пал в битвах при Аргаоне и Гавилгархе [97] . Такая непреднамеренная мортальная атрибутика в дальнейшем поспособствовала складыванию образа Индии в колониальных нарративах как земли смерти и болезней [Арнолд 2004]. Других видимых укорененных элементов пребывания на этом начальном этапе «гостевания» британцы не оставили. Однако вытянутые из этих земель знания материализовались в мобильных и транспортируемых предметах. Сведения, данные, информация записывались чернилами на бумаге, которая обретала статус писем, секретных поручений, дневников, журналов наблюдений, отчетов и курсировала между различными точками в пространстве между Нагпуром и Калькуттой. На основе этих бережно сохраняемых бумаг создавалась другая бумажная продукция: карты, сводные отчеты, энциклопедии, справочники. Они часто принимали вид печатных многотиражных изданий, которые в свою очередь продолжали циркулировать уже не только по Индостану, но добирались до метрополии, расширяя круг англоязычных читателей и приобщая их к знанию о британских достижениях в Индии, в том числе пространственных. Как пишет Майлс Огборн в книге «Индийские чернила…», посвященной документообороту между Калькуттой и Лондоном в ранний колониальный период: «мир Ост-Индской компании был создан на бумаге в той же степени, что на земле и на море». Бумага была важнейшим носителем информации. Поэтому британцы так беспокоились о бесперебойной работе почтовой службы, а также разработке шифров для корреспонденции. Достаточно вспомнить, что утрата договора 1751 г. стала поводом для неуплаты британцами чаутха с Ориссы. Для того чтобы информация на бумаге обрела «современный» вид, ее нужно было собирать с помощью современных технологий. Поэтому вместе с поклажей ост-индских чиновников и коммерсантов путешествовали телескопы и микроскопы, компасы и секстанты, шагомеры и термометры. Двигавшийся по дорогам Центральной Индии хлопок хотя и был «увиден» и зафиксирован европейцами, но пока еще являлся элементом местной системы экономики и мобильности, определявшей векторы, сезоны и способы его транспортировки, формы упаковки и т. д. В последней четверти XVIII в. параллельно с хлопком в воловьих повозках на лошадях, слонах, верблюдах, в паланкинах, в руках пеших путников стали двигаться предметы совсем иного рода – приборы и исписанные непонятными для местных жителей словами и знаками листы, которые начали формировать материальную и мобильную культуру чужеземцев. Именно эти вещи стали функционально важными для формализации связей между знанием и пространством и материализации властного потенциала европейских соседей нагпурских раджей. Однако мобильность этих предметов была изрядно затруднена отсутствием добротной, удобной и безопасной дорожной инфраструктуры. Одновременно совсем иные инструменты, механизмы и станки начали формировать в метрополии новую модель экономики, жизнеспособность которой определялась категориями свободной конкуренции и больших чисел (неожиданно ставших огромными объемов производства, товарооборота, грузоподъемности и т. д.). «Увиденный» на полях Центральной Индии хлопок и технологические новинки в текстильной отрасли Ланкашира в самом ближайшем будущем свяжут эти два региона мира прочными нитями.
97
После обеих битв на полях остались могилы британских солдат. Битва за Гавилгарх произошла 13–15 декабря 1803 г. Здесь нашел смерть один из командующих британскими частями Кенни, который был похоронен неподалеку в местечке Элличпур, его надгробие сохранилось до сих пор [Крофтон 1932: ii]. Подробнее о битве см. [Пандей 2012: 88–91].