Индийский мечтатель
Шрифт:
Не ожидая дальнейших расспросов, Чанд стал, захлебываясь, рассказывать все, что ему было известно о Деффи-сахибе: о том, как он сражался против инглисов в Чандернагоре и был ранен в ногу, о том, что опасается преследований со стороны полиции и потому решил уехать на датском судне.
— Бедняга!.. — вздохнул Джекобс и, как бы давая понять, что судьба незнакомца не слишком его занимает, обратился к Чанду: — Итак, приходи вечером, Чанд. Я прикажу, чтобы тебя впустили, и ты увидишь отличное представление. Может быть, хочешь взять с собой твоего приятеля?.. Кажется, его зовут Сону?
— О, сахиб очень добр! — воскликнул Чанд. — Но Сону здесь нет. Наверно, он тоже в Серампуре сегодня ночью… Если бы сахиб разрешил в другой раз…
— Пожалуйста. Вы оба славные ребята и заслуживаете награды.
И Чанд, ликуя, побежал домой, чтобы сообщить всем о своем высоком знакомстве.
«Эльсинор» вошел в калькуттскую гавань. Было около полуночи, но огни города горели ярко в густом бархатном мраке. Деффи и Сону сидели на груде канатов, сложенных на верхней палубе. Минут через двадцать корабль ошвартовался у одного из причалов.
Сону поднялся и пожелал Патрику продолжать свой путь в добром здоровье.
— Прощай, Сону! — сказал Деффи. — Благодарю за дружбу и помощь. Хотелось бы еще увидеться с тобой и с твоим хозяином. И еще хотелось бы, чтобы ты не забыл о наших беседах…
— Я не забуду, сахиб! — сказал Сону серьезно.
Сходни уже были спущены, но, кроме Сону, никто не собирался сходить на берег.
В то время как происходил этот прощальный разговор, на борт поднялись два человека в темных плащах; они направились к шкиперу Кнудсену.
Деффи проводил их взглядом: «Кажется, полиция!»
— Лучше пусть сахиб пойдет в каюту! — посоветовал Сону. — Не нужно попадаться им на глаза.
— Пожалуй, ты прав. — Патрик крепко пожал руку юноше и направился к люку.
— Остановитесь, сэр! — послышался окрик.
Деффи обернулся:
— Что вам угодно?
— Взглянуть на ваши документы!
Патрик вынул из кармана аккуратно сложенную бумагу. Человек в плаще поднес ее к фонарю, прикрепленному к мачте.
— «Хаафнер…» — прочитал он вслух. — Гм!.. Голландец?
— А вы, вероятно, приняли меня за француза?
— Это уж позвольте мне знать. Следуйте за нами!
— С какой стати? — Деффи прикинулся возмущенным. — Это недоразумение!
— Выясним! Если так, то успеете вернуться: корабль отойдет не раньше завтрашнего утра.
Его спутник что-то шепнул, указывая на Сону, который стоял у борта.
— Эй ты, черномазый!..
Он не успел договорить. Юноша вскочил на борт и вниз головой ринулся в черную воду.
Выругавшись, полицейский стал спускаться по сходням. Деффи шел за ним; второй замыкал шествие. У входа в управление портовой полиции они остановились.
— Проходите сюда!
Деффи поднял голову. Свет фонаря над крыльцом упал на его лицо.
— Я протестую, джентльмены! Я мирный иностранец, еду по торговым делам. Вы не имеете права задерживать меня.
— Попрошу не учить! Извольте повиноваться!
Полицейский грубо схватил Патрика за локоть и втолкнул его в подъезд. Когда они скрылись, человек, стоявший в темноте, у стены, прошептал:
— Он! Патрик Деффи! Кто бы мог подумать!..
IX
Возвращение
В Калькутте Лебедева подстерегало неожиданное несчастье: Сону исчез. Ни Чанд, ни кто-либо другой из слуг не имели о нем никаких сведений. Лебедев тотчас же отправился на рыбачью пристань: может быть, Гопей Подар что-нибудь знает? Но старого рыбака не оказалось на обычном месте.
Герасим Степанович ума не мог приложить, что могло случиться. Тщетно пытался он придумать план действий. Обратиться к помощи полиции или отправиться самому в Серампур? Нет, ни то, ни другое не годилось: так или иначе, пришлось бы упомянуть о Патрике Деффи, а этого делать ни в коем случае не следовало. Оставалось терпеливо ждать да строить всяческие догадки и предположения. Лебедев не допускал и мысли о том, что его любимец погиб. «Если Сону умер от болезни, — рассуждал он, — нашлись бы люди, которые известили бы меня или Голукната, а если стал жертвой кораблекрушения или другой катастрофы, то мы бы о ней что-нибудь услышали. Ведь до Серампура отсюда рукой подать. А вдруг и его и Патрика…»
Он не находил места от одолевавших его тревожных дум.
Герасим Степанович отправился к Голукнат Дасу. Несмотря на свои огорчения, Лебедев не позабыл похлопотать за райотов.
Голукнат беспомощно развел руками:
— Знаю, что эти люди живут в крайней нужде. Но, друг мой, чем могу я помочь им? Вы знаете, состояние мое невелико.
— Не о милостыне идет речь! — горячо возразил Лебедев. — Ведь вы имеете право земиндарства. Часть этой земли принадлежит вам…
— Мои права незначительны, — усмехнулся Голукнат. — Все дела по имению ведут мои братья, я же получаю причитающуюся мне часть доходов и ни во что не вмешиваюсь.
— Ах, друг мой, — воскликнул Лебедев, — я хорошо знаю вашу доброту! Никогда не поверю, что вы с легким сердцем пользуетесь такими доходами.
Голукнат вздохнул:
— Верно, сахиб! Это очень огорчает меня, особенно теперь, когда вводится новое положение… Вы, должно быть, знаете, что лорд Корнуоллис незадолго до своего отъезда издал земельный закон?
— Да, — сказал Лебедев, — слыхал мимоходом… Но, мне кажется, реформа эта выгодна земиндарам. Их права на поместья признаны английскими властями на вечные времена. Разве не так?
— Так-то так, — улыбнулся Голукнат, — но налог с земиндарских земель, взимаемый английскими властями, тоже определен на вечные времена. А знаете, сколько он составляет?
— Нет, — признался Лебедев.
— Девять десятых всего, что собрано на этих землях! Девять десятых мы должны отдать англичанам и лишь одну десятую оставить себе.
— Кто же станет на таких условиях пользоваться земиндарскими правами?.. — воскликнул Герасим Степанович.
— Очень многие. Другого выхода нет. Я, как вы знаете, человек не очень деловой, но и я понимаю, что земиндары постараются нажиться за счет райотов. Сумма сбора определена на вечные времена — значит, земиндар постарается собирать с крестьян побольше, а правительству отдавать столько же, сколько и прежде.