Индийский мечтатель
Шрифт:
По приглашению хозяина все уселись на ковре. Радха продолжала стоять в нерешительности.
— Ты хочешь уйти? — обратился к ней муж. — Разве тебе скучно с нами?
— О нет! Если вы позволите…
Она присела несколько поодаль. Гость опустил голову. Герасим Степанович отметил, что он старательно избегал смотреть в ее сторону.
— Мой юный друг, — сказал Голукнат, указывая на гостя, — учился в Патне 55, где преобладает мусульманская наука, хотя он индус и принадлежит к касте брахманов.
Лебедев не мог скрыть своего удивления.
— Вижу, вы недоумеваете, — заметил Голукнат. — Но в последнее время среди разумных людей обеих религиозных общин проявляется стремление разрушить глухую стену нетерпимости, разделяющую их.
— Как это хорошо! — воскликнул Лебедев. — Разве не из-за этой вражды Индия очутилась под властью Ост-Индской компании?
Гость, который до сих пор почтительно слушал речи старших, теперь позволил себе заговорить:
— У мусульманских народов были выдающиеся мыслители и ученые. Изучая их сочинения на арабском и персидском языках, я пришел к убеждению, что многое в них сходно с воззрениями нашей древней индийской философии. Кроме того, просвещенные люди мусульманского мира, так же как Шри Голукнат Дас и его единомышленники среди бенгальских брахманов, осуждают вредные, жестокие обычаи, которые до сих пор существуют и в исламе и в брахманской религии. Суеверия, фанатизм, самоистязания…
— … женское затворничество, многоженство… — подхватил Лебедев.
Гость замялся. Герасиму Степановичу показалось, что он чем-то смущен.
— Да, да! — поспешно подтвердил юноша. — Конечно!..
Лебедеву все больше нравился новый знакомый, нравилась его скромная, тихая речь, под покровом которой угадывалась пламенная душа.
— Всей душой сочувствую вашим мыслям, — сказал Герасим Степанович. — Только о том и мечтаю, чтобы люди разных религий и языков сблизились между собой. В этом вижу я величайшее благо для человечества.
Он показал юноше книгу, которую все еще держал в руках.
— Знаете ли вы это произведение?
— О да! — ответил тот. — Калидаса — великий поэт, а «Сакунтала» — одно из самых замечательных его творений… Но я еще недостаточно сведущ в санскрите, чтобы судить о…
— Речь идет не о словесных тонкостях, — разъяснил Лебедев. — Несколько лет назад сэр Уилльям Джонс перевел эту драму на английский язык. Перевод его страдает некоторыми недостатками. Однако имеем ли мы право порицать труд Джонса? По-моему, нет!
— Конечно, — поддержал его Голукнат. — Благодаря ему европейцы ознакомились с одним из сокровищ нашей древней литературы. Думаю, что подобные труды должны быть продолжены.
— Так и будет! — сказал Лебедев уверенно. — Но это лишь часть задачи. Есть и другая: индийцам также следует узнать о жизни народов европейских.
— Необходимо! — согласился гость.
— Отсюда и возник тот замысел, которым я хочу поделиться с вами, уважаемый учитель, — обратился Лебедев к Голукнату. — Я задумал сделать несколько переводов с английского и русского языков на бенгали.
— Прекрасная мысль! — одобрил Голукнат. — Что же именно хотите вы перевести?
— Боюсь, что выбор мой вас разочарует… Это не произведения великих поэтов: пока мне это не под силу. Я мечтаю о другом… О театре!
— О
Гость и Радха с любопытством глядели на Герасима Степановича.
— Да, да! — продолжал Лебедев. Он старался не смотреть на собеседников, боясь увидеть на их лицах скептическую улыбку. — Мне хочется создать здесь, в Калькутте, свой театр, как прежде в Мадрасе я создал оркестр… О, это будет необычайный театр! Такого еще не видел никто… — Он говорил все более порывисто и горячо; глаза его сверкали. — Да, да, друзья мои, я все обдумал. Мы будем ставить на сцене пьесы европейских авторов, и здешние артисты будут играть их на бенгальском языке. Мы сразу сделаем два полезных дела: поможем англичанам изучить индийские языки, а индийцам — узнать новое театральное искусство, а заодно и жизнь европейцев, их образ мыслей.
Ну скажите: разве это не благородная цель? Ведь книга недоступна большинству индийцев, лишь немногие из них знают свою собственную письменность. А театр доступен всем!.. Я надеюсь, что мой ученый друг (он взглянул на Голукната)… поможет мне?
Воцарилось молчание. Сказанное Лебедевым произвело настолько ошеломляющее впечатление, что собеседникам нужно было собраться с мыслями.
Наконец Голукнат заговорил:
— Индийский театр не похож на европейский. Вы сами говорили. Как могут наши артисты изображать жизнь, которой не знают?
Лебедев вздохнул:
— В этом и заключается самая большая трудность! Но и ее можно преодолеть.
— Какие же пьесы вы избрали? — спросил Голукнат с улыбкой, как говорят взрослые с детьми, увлеченными игрой воображения.
— Мне хотелось перевести одно из сочинений Шекспира, которого я считаю величайшим из драматических писателей, но потом я отказался от этой мысли. Мне нужно что-нибудь попроще, чтобы не жалко было перекраивать на другой лад. Я нашел нечто подходящее: это пьеса, написанная современным лондонским автором. Его имя — Джодрелл, а название пьесы — «Притворство». Я остановился именно на комедии, потому что наблюдал нравы и вкусы индийской публики и на юге и здесь — в Бенгалии. Драмы, изображающие подвиги и любовные похождения богов и героев, нравятся лишь образованным индийцам, простонародье их мало понимает. Иное дело комедийные пьесы. В них большей частью действуют простые, обыкновенные люди, в них осмеиваются глупость, тщеславие, лицемерие, лихоимство и прочие пороки, которые встречаются и на туманном Севере и в знойных тропиках. Смешные положения, остроумные шутки и проказы, вызывающие веселье среди зрителей Лондона или Петербурга, заставят посмеяться и здешнюю публику. В избранной мной пьесе выведены законники, плуты, простофили. Уверен, что индийские артисты поймут эти образы и сумеют воплотить их.
Он умолк и, переведя дыхание, отер пот со лба.
Голукнат спросил уже серьезно:
— А средства?
— Денег у меня немного, — признался Лебедев, — но пока об этом рано говорить.
Голукнат не принадлежал к разряду деловых людей, но все-таки был несколько более практичным, чем его русский друг.
— Не кажется ли вам, — заметил он, — что о средствах следует позаботиться именно теперь?
— Возможно, — согласился Лебедев. — Кое-какие сбережения у меня найдутся. А затем… придется прибегнуть к займам.