Индийский мечтатель
Шрифт:
Дай бог, чтобы хватило на оплату артистам, на костюмы, декорации. А если заняться постройкой — совсем завязнешь…
Так рассуждал Герасим Степанович. И все-таки, после одной бессонной ночи, поднялся с твердым решением построить свой театр.
II
Театр на улице Домтолла
На обширном пустыре, обнесенном бамбуковой изгородью, кипит работа. С каждым днем заметно растут кирпичные стены. Старый, покосившийся сарай превращается в большое, красивое здание. На постройке работают десятка два бенгальцев под руководством англичанина Джона Уэлша.
Нелегко было приступить к этому строительству. Подсчитав свои ресурсы, Лебедев убедился в том, что положение печально. Пятьсот рупий, которые ему удалось сберечь за несколько лет, были каплей в море. Кое-что дал Голукнат Дас, однако его помощь не смогла довести основной капитал даже до трети необходимой суммы.
Приходилось прибегнуть к займам. Он перебрал в памяти всех калькуттских знакомых. Лишь немногие из них могли считаться людьми состоятельными, и обращаться к ним за деньгами было очень неприятно. Все же Лебедев, как всегда, когда его увлекала какая-нибудь новая идея, готов был перенести любую неприятность. Он поочередно побывал у полковника Кристофера Грина, судьи Криспа, советника Ост-Индской компании Джона Шоу, но нигде не встретил поддержки. Каждый ссылался на отсутствие свободных денег, на множество неотложных расходов, и все единодушно советовали отказаться от нелепой фантазии. Для английской публики довольно и того, что есть, а у туземцев существуют свои излюбленные зрелища. Право, не стоит вкладывать деньги в предприятие, которое не сулит ничего, кроме разочарования…
Лебедев подумал и о судье Джоне Хайде, который произвел на него очень хорошее впечатление. Нет, он был недостаточно близок с судьей, чтобы решиться на такой шаг. А предложение этого юноши, Рам Мохан Роя? Или, может быть, Радха? Ведь она великодушно предложила свои драгоценности… Нет, все это не подходило.
Голукнат Дас предложил переговорить о займе со своими братьями. Лебедев решительно отказался, зная, как тяжело его другу просить о чем-либо этих людей. Тем не менее Голукнат поступил по-своему. Однажды утром он появился в конторе, куда давно не заглядывал.
Когда он изложил суть дела, старший, Рагхунат, сухо спросил:
— Что может этот иноземец представить в качестве обеспечения?
Голукнат объяснил, что, кроме бунгало с садом, Суон-сахиб не имеет никакого имущества. Оба брата переглянулись.
— Я уверен, — сказал Голукнат, — что он возвратит деньги в обусловленный срок, если же просрочит, то уплатит полагающиеся пени. Что касается процентов, то я прошу немного понизить вашу ставку. Ведь вы дерете немилосердно с тех, кого нужда приводит к вашему порогу.
— Мы берем такие проценты, какие считаем выгодными, — пренебрежительно заметил Рагхунат. — Во имя чего мы должны оказывать благотворительность незнакомому человеку, да еще чужеземцу?
— Он мой друг! — Голукнат старался сохранить спокойствие.
— Этого еще недостаточно, — возразил Рагхунат. — Ты отдалился от нас, нарушаешь старинные обычаи…
— Об этом мы говорили не раз, — прервал его Голукнат. — Больше я спорить не намерен. Меня хорошо знают многие почтенные люди — пусть скажут, виновен ли я в нарушении дхармы…
— Может быть, пока еще не виновен, — сказал Руплал, — но приближаешься к этому.
— Не тебе судить! — строго оборвал его Голукнат и, обращаясь к старшему брату, продолжал — Я пришел к тебе, Рагхунат, с просьбой снабдить деньгами моего друга, Суон-сахиба, на шестимесячный срок. Если не хочешь понизить процент, не буду настаивать. Но имущественного залога не требуй. Вместо него я готов дать мое поручительство.
— Твое поручительство! — проворчал Рагхунат. — Что ж, мне потом судиться с тобой?
— Ты меня знаешь, Рагхунат! — с достоинством сказал ученый. — Я не обращался к суду при разделе наследства. Я даже не спрашивал никогда отчета о доходах с общего имения, в которых мне принадлежит известная доля. Однако ваше недружелюбие может заставить меня спросить этот отчет за все годы…
Руплал бросил на старшего брата обеспокоенный взгляд.
— Зачем ссориться, Голукнат? — заговорил он елейным тоном. — Мы сыновья одного отца и должны жить в мире и дружбе.
— Вот и я то же самое говорю, — иронически подтвердил Голукнат. — Итак, дорогие братья: согласны ли вы удовлетворить мою просьбу?
— Хорошо! — буркнул старший, нахмурив брови. — Я дам пять тысяч сикка-рупий 58 на шесть месяцев без залога, под твое письменное поручительство. Но имей в виду: вместо каждой тысячи рупий он должен будет возвратить нам тысячу триста.
— Пусть будет так! — сказал Голукнат и тут же написал поручительство по установленной форме.
Получив деньги, Герасим Степанович занялся приисканием подходящего места для постройки. Эта задача тоже оказалась не простой. Строить театр на окраине не имело смысла, а в центральной части города свободных участков было немного и ценились они очень дорого.
Лебедев обратил внимание на соседний с его бунгало просторный двор, на котором стоял ветхий, постоянно заколоченный амбар. Участок этот принадлежал богатому калькуттскому купцу и домовладельцу Джогоннату Гангули. После продолжительных переговоров сделка наконец была заключена. На высокую арендную плату пришлось согласиться: вряд ли можно было найти более подходящее место.
Экономя деньги, Герасим Степанович решил обойтись без архитектора. Он сам составил план будущего театра. Здание должно быть просторным — рассчитанным мест на четыреста, — прочным и удобным, но вовсе не роскошным. «Ни в фасаде, ни во внутренней отделке, — сказал он себе, — не следует допускать никаких излишних украшений. Да и руководить постройкой могу я сам. Как-нибудь справлюсь!»
Герасим Степанович пошел в отца: умел плотничать, класть кирпичи, а к малярному искусству имел особенные способности.
Но наблюдать за всеми работами ему, конечно, было бы трудно. К счастью, нашелся помощник: англичанин, с которым Лебедев познакомился еще на корабле, во время плаванья из Мадраса в Калькутту.
Джон Уэлш — так звали этого человека — был одним из тех неудачников, которых можно часто встретить среди европейцев в Индии. Всякий, кто отправлялся искать счастья в заморские колонии, рассчитывал на легкую наживу и головокружительную карьеру. Но милости фортуны доставались далеко не всем: одни действительно преуспевали, другие же прозябали в нужде и с завистью поглядывали на более счастливых собратьев.