INFERNALIANA. Французская готическая проза XVIII–XIX веков
Шрифт:
В это мгновение кабинет осветился красным огнем, и с улицы послышались громкие крики. Графиня отпустила руку Альфонса — черная вуаль и скрытый под ней предмет исчезли. Снаружи раздавались вопли о пожаре. Вошел слуга с известием, что от удара молнии загорелся один из домов возле Кариньянского моста. Это удивило Альфонса — он не заметил, чтобы была гроза. Вскоре ударили в набат. Поднялся резкий ветер. Хотя дворец графини находился довольно далеко от горевшего дома, огонь мог перекинуться и сюда. Альфонс, сочтя, что ей грозит опасность, устремился из комнаты, но она удержала его со словами: «Мне хотелось бы взглянуть на пожар. Вы меня проводите?» Альфонс принялся отговаривать ее, говоря, что всего можно ожидать от испуганной толпы. Она все же настояла на своем: закуталась в плащ, подала руку Альфонсу, и они вышли из дома.
Было темно; от огненных бликов все лица казались угрюмыми и зловещими. Когда прекратился колокольный звон, стал слышен смутный ропот — причитания и крики. Бежали плачущие женщины; мужчины с ведрами в руках спешили к месту трагедии. С каждой минутой толпа увеличивалась. Альфонс, опасаясь за Паолу, провел ее к Кариньянскому мосту обходными улицами. Отсюда пожар был виден во всей своей устрашающей мощи — горело уже три дома. Люди изо всех сил пытались спасти четвертый, где было собрано много горючих веществ, — но тщетно. Клубами начал подниматься дым, означавший, что огонь добрался до новой жертвы.
Зрители в ужасе вскрикнули. Весь город оказался под угрозой! Из здания долетали жалобные вопли. Альфонс спросил, что это значит. Стоявший рядом мужчина пояснил, что огонь достиг больничной палаты. Молодой офицер вспомнил тогда, что здесь разместили раненных в последней битве, чтобы уберечь их от гнойной лихорадки, царившей в городских госпиталях.
При мысли, что обречены на гибель товарищи по оружию, французы, господин де С. содрогнулся; когда же он увидел, как в окнах появились солдаты, закутанные в простыни и одеяла, уже наполовину обгоревшие, когда услышал их призывы о помощи, то не смог сдержать свое нетерпение. «Мадам, — сказал он Паоле, — разрешите мне вас покинуть. Я не в состоянии быть безучастным свидетелем этой сцены, я должен помочь несчастным». — «Так вы хотите спасти их?» — «Хочу ли я этого? — воскликнул Альфонс. — Да я бы не раздумывая отдал собственную жизнь». — «В таком случае, они спасутся», — сказала Паола, отняв у него руку и опустив вуаль. В ту же секунду она исчезла. Альфонс решил, что их разделила толпа; он готов был броситься на поиски, но тут новые крики заставили его вновь взглянуть на пожар. Ему показалось, что на крыше пылающего дома стоит женщина в вуали. Впрочем, видение это мгновенно пропало в клубах дыма.
Пламя внезапно перекинулось на тот самый дом, с которого начался пожар — от него остались одни головешки, зато теперь с огнем можно было справиться. Кругом все кричали о чуде, а многие уверяли, будто видели на крыше дома мадонну, спасшую город.
Ошеломленный Альфонс обернулся, ища глазами графиню. Она спокойно стояла рядом и, встретившись с ним взглядом, сказала с улыбкой: «Ваши желания исполнились». Альфонс молчал: разум его и душа были в смятении. Он не знал, что думать об этой женщине, которой подчинялась сама стихия. Паола, вновь взяв его за руку, слегка сжала пальцы. «Вы удивлены, — промолвила она, — и считаете меня чародейкой… Ах, как легко ввести в заблуждение людей! Ведь даже вы, хоть и стоите много выше заурядных существ, усмотрели чудо в том, что произошло самым простым и естественным образом». С этими словами она показала ему на хорошо видимый в зареве пожара флаг, развевавшийся над старым дворцом дожа. «Вот и все колдовство», — произнесла она. Альфонс заметил тогда, что ветер переменился.
Глава пятнадцатая
Вернувшись к себе, Альфонс заглянул в свое сердце — Мари там больше не было. Это его сильно опечалило. Как! Неужели Мари, которую он так пылко любил, перестала что-либо для него значить? Очевидно, столь сильным, неукротимым оказалось чувство к Паоле? Почему эта страсть овладела им так внезапно? Ах, он должен был бежать прочь от этой сирены! Увы, теперь он был не в состоянии это сделать. Это были последние здравые суждения, на которые он оказался способен. Судьба уже влекла его за собой.
Вскоре перед его мысленным взором возникла Паола во всем блеске своих чар; кровь его воспламенилась — это была горячка, лихорадочное исступление. На следующий же день он ринулся к графине, побывал у нее и через день, и через два — однако то ли она сама страшилась последствий этого бреда, то ли, будучи изрядной кокеткой, желала еще больше разжечь вызванную ею страсть, но ему никак не удавалось застать ее одну.
Слава о ее благодеяниях между тем росла — повсюду несчастные возносили за нее мольбу. Все предубеждения рассыпались в прах. Даже те, кто был настроен к ней враждебно, воздавали ей должное. Упрекнуть ее можно было лишь за окружающий ее покров таинственности — но никто не знал, какими причинами она руководствовалась, следовательно, это не подлежало осуждению. Судя же по ее поведению, они вполне заслуживали уважения.
Альфонс был приглашен погостить в загородном доме господина Дюраццо — поместье под названием «Скольетте» находилось неподалеку от Сан-Пьетра д’Арена. Это был день рождения хозяйки дома. В торжествах принимало участие множество народа — в том числе и графиня Паола. Все путешественники, бывавшие в Генуе, считали своим долгом навестить Скольетте — очаровательное имение, в котором жила теперь француженка, известная своей любезностью, изысканным вкусом и красотой. День прошел очень весело. Графиня была очаровательна и привела всех в восхищение своим остроумием. Альфонс совершенно потерял голову. Она попросила подать карету довольно рано, предложив Альфонсу сопровождать ее. Тот согласился.
Они проезжали мимо церкви Мадонна деи Кампи, и графиня показала ее Альфонсу. Альфонс рассказал ей о народных суевериях, о странных историях, возникших по поводу этого места. Паола предложила осмотреть его, и они, выйдя из кареты, направились к церкви через лужайку.
Когда Паола вошла внутрь, все здание, казалось, содрогнулось до самого фундамента. Причиной тому, конечно, был ветер. Однако Альфонс остановился — но, поскольку Паола продолжала идти вперед, последовал за ней. Она привела его прямо к могиле дамы Ломелино. Он спросил: «Так вы знаете это место?» — «Да», — ответила она с улыбкой. Глаза Альфонса невольно устремились к мраморной фигуре — сходство с графиней было поразительным.
Паола была необыкновенно весела, что странно контрастировало с печальными надгробиями. Она несколько раз прошлась по могиле, заливаясь смехом и двигаясь очень быстро. В один из таких моментов у нее упала шаль. Она нагнулась, чтобы поднять ее, — одновременно наклонился и Альфонс. Он заметил тогда на груди графини небольшой шрам, и ему сразу же пришла на память история офицера, который пытался просунуть лезвие шпаги между могильными плитами.
Графиня по-прежнему обходила церковь со всех сторон, постоянно возвращаясь к могиле. Наконец она преклонила там колени и сделала Альфонсу знак последовать ее примеру. Она стала пристально в него вглядываться — казалось, ей нравилось видеть его в таком положении. Придвинувшись к ней, он взял ее за руку — она позволила это сделать. Он сжал ей пальцы — это словно бы привело ее в волнение. Смежив веки, она опустила голову на грудь, Альфонс же в порыве страсти обнял ее за талию — и она его не оттолкнула. Он прижал ее к сердцу — она затрепетала. Внезапно она, как бы очнувшись от сна, проворно выскользнула из его объятий — однако молодой человек успел прикоснуться к ее губам. Они были холодны как лед. Он упал без чувств на могильную плиту.
Сколько времени пролежал он почти бездыханным? Этого он так и не узнал: очнувшись, он увидел, что находится в своей постели. Позвав слугу, он спросил, когда тот пришел домой. Слуга ответил, что возвратился из Скольетте в десять вечера и застал своего господина уже спящим. Альфонс расспросил всех лакеев гостиницы — никто не видел, как он входил в дом. Он побывал у графини — ему сказали, что она отлучилась. Тогда он отправился к дороге, виденной накануне, стараясь вспомнить свои ощущения. Он явственно увидел, как встал на колени рядом с Паолой и как почувствовал себя плохо; во время обморока ему привиделся сон, в котором вокруг него кружились в танце какие-то бледные люди — среди них он узнал незнакомца с корабля «Святой Антоний». В самом этом сновидении, хотя и очень странном, не было для него ничего удивительного — но он никак не мог понять, как очутился в своей постели.