Инкуб
Шрифт:
– Но это ведь был сон! – вскричал Кобяков, подхватываясь с постели. – Слышишь, старая ведьма – сон!
– Не такая уж я старая, – усмехнулась Елена, поворачиваясь к гостю задом. – А для многих так и просто желанная.
Шустрый паучок вновь запрыгал перед глазами потрясенного Эдуарда. Кобяков вдруг с ужасом осознал, что угодил в ловушку, устроенную для него инкубом, а расплатой за допущенную ошибку будет его душа.
– А зачем тебе душа, Кобяков? – ласково улыбнулась Елена. – Еще недавно ты даже не знал о ее существовании. Ты просто угождал сильным мира сего, в надежде на их снисхождение и участие. Так почему ты не хочешь подчиниться тому, кто неизмеримо выше этих надутых бюрократов,
Кобяков с ужасом смотрел на обнаженную женщину, ползущую на четвереньках за его душой, на ее большие груди, бесстыдно болтающиеся между рук, на огромный зад, виляющий из стороны в сторону при каждом движении крупного тела. Елена и притягивала его и отталкивала одновременно. А он метался между ней и стеной в поисках спасения и повторял словно безумный:
– Это был сон, это был только сон!
– И он им останется, – прошипела Елена. – Слышишь, Эдуард! Ты можешь гордо отказаться от места начальника управления, но тогда доживать свою жизнь ты будешь ничтожеством и импотентом. Позвони в департамент и спроси, чья фамилия значится в приказе о назначении, подписанном самим губернатором – Дятлова или Кобякова?
Эдуард на лету поймал мобильник, брошенный ведьмой, и трясущимися руками набрал нужный номер. Голос секретарши Машеньки, звучавший поначалу сухо и казнено, враз потеплел, когда она опознала звонившего:
– Ну конечно вы, Эдуард Константинович, кто бы в этом сомневался.
Кобяков испуганно икнул, но отступить назад ему помешала стена. Живот, стоящей перед Эдуардом Елены, рос прямо на глазах, безобразно отвисая книзу. И вся она словно бы увеличивалась в объеме, превращаясь в жуткую бабищу, не способную вызвать в мужчине никаких иных чувств кроме отвращения.
– Никто ведь не узнает, Эдуард, о твоем падении, – сказала Елена, ласково беря Кобякова за подбородок. – Кроме хозяина и нас, его ведьм. Всего лишь несколько минут унижения, а взамен безграничная власть. Возможность попирать других, как я попираю тебя сейчас.
– Мне нужны гарантии! – взвизгнул Кобяков.
– Твои гарантии на моей попе, Эдик. Там же расположена печать. Поцелуй ее, раб, и ты обретешь то, о чем мечтают миллионы. Какое неслыханное везение, какая завидная судьба!
Аркадий Савельевич был потрясен случившимся до такой степени, что не сразу подыскал ругательства, способные если не оскорбить, то хотя бы задеть особу, спокойно сидящую на стуле в его служебном кабинете и невозмутимо взирающую на потерявшего дар речи финансиста. Елена Семеновна была в черном элегантном костюме, подчеркивающем все достоинства ее фигуры и намекающем на некие скорбные обстоятельства, приведшие ее в офис солидной фирмы. Похоже, она надела траур по браку, который им предстояло расторгнуть в ближайшие дни.
– Дом я оставляю за собой, – спокойно произнесла Елена. – Не возвращать же тебе свадебный подарок.
– Это когда же я тебе его подарил? – взревел Завадский словно бык, загнанный в угол искусным матадором.
– Дарственная перед тобой, – равнодушно повела плечом Елена. – Все необходимые подписи на месте. Твоя в том числе. Не понимаю, зачем ты устраиваешь этот спектакль? И вообще твое поведение в последнее время многим кажется не джентльменским. Зачем ты показываешь своим знакомым диск, где я развлекаюсь с мальчиком? Мне, положим, все равно, но Кириллу это может не понравиться. Он юноша застенчивый, не привыкший к публичным скандалам. Поэтому у меня к тебе небольшая просьба, Аркадий, – собери все диски, которые ты успел раздать, и уничтожь их. А я в свою очередь обещаю никому не показывать фотографии, порочащие тебя.
– Какие еще фотографии?!
– Вот эти, – швырнула Елена на стол увесистую пачку. – Не торопись их рвать, у меня имеются копии. Надеюсь, они убедят тебя, что скандал не в твоих интересах. И еще, Аркадий, – тебе не следует появляться в моем доме. Я собираюсь поселить у себя Кирилла, мальчику нужен свежий воздух.
– Я тебя в тюрьме сгною, аферистка! – взревел Завадский, потрясая бумагами. – Вместе с твоим хахалем.
– Тоже аферистом, – вежливо подсказала мужу Елена Семеновна. – Всего хорошего, Аркадий. Тебе следует остыть и хорошенько подумать над своим будущим. Сдается мне, что оно окажется невеселым.
Завадский долго ловил воздух открытым ртом, глядя безумными глазами на дверь, за которой скрылась его супруга. В себя он пришел только после того, как почти залпом осушил бутылку с минералкой. Он ожидал от жены чего угодно, истерик, слез, попыток к примирению, но только не столь откровенно наглого демарша. Обретя потерянное равновесие, Аркадий вернулся к бумагам, принесенным Еленой. Фотографии он тут же порвал с отвращением и даже попытался сжечь их остатки в пепельнице, что едва не привело к пожару. Пришлось срочно вызывать секретаршу с графином воды, дабы избежать больших неприятностей.
Дарственную, точнее ее копию, Завадский изучал с особым тщанием, но ничего подозрительного в бумаге не заметил. Оригинал предусмотрительная Елена Семеновна оставила у себя, заявив, что с удовольствием предъявит его суду, если в этом возникнет необходимость. Аркадий Савельевич очень хорошо помнил, что ничего супруге не дарил, за исключением автомобиля и золотых украшений. А потому, делая звонок нотариусу, не сомневался в позитивном для себя ответе. Увы, действительность опровергла радужные надежды Завадского устами квалифицированного юриста. Тот не только подтвердил акт дарения, но даже назвал сумму, выплаченную Аркадием Савельевичем в качестве налога родному государству, не обошедшему вниманием щедрость благородного человека. Но самым страшным разочарованием Завадского стал брачный договор, составленный им много лет тому назад и с тех пор неоднократно читанный. Оказалось, что в случае развода Елене Семеновне Завадской отходит две трети всего нажитого в совместном браке имущества, включая акции любимого детища Аркадия Савельевича ЗАО «Осирис». Обманутый муж собрал целую кучу юристов, пытаясь разоблачить аферу, затеянную женой, но, увы, бумаги были оформлены с завидным тщанием и никаких оплошностей или неточностей крючкотворы в них не нашли.
– Ты о чем думал, Аркадий, когда подписывал брачный договор, – зло дохнул в сторону Завадского вызванный для консультации Верещагин. – Это же удавка на твоей шее.
– Не подписывал я его! – грохнул кулаком по служебному столу финансовый директор. – Что я, по-твоему, идиот?!
– Если судить по этим бумагам, то – да, – вздохнул Анатолий Викторович. – Ты вспомни, Аркадий. Ну, молодой был, влюбленный… Мало ли… Поддался на ласки жены. Охмурила она тебя, окрутила и подсунула договор.
– Не было этого, Анатолий, – почти простонал Завадский. – Все отходило мне. Я ведь хотел ее голой выставить за порог. И прежде чем нанять Смагина с его ребятами, тщательно проверил все бумаги. В том числе и брачный договор. С тех пор, между прочим, еще и года не прошло.
– Этого не может быть, Аркадий, – опешил Верещагин. – У твоей жены не хватило бы денег, чтобы совершить столь грандиозный подлог.
– У нее не хватило бы, – согласился Завадский. – Но ты забыл об инкубе и тех людях, которые за ним стоят. Их возможностей мы с тобой не знаем.