Иностранка
Шрифт:
— Что с вами? — спросил пассажир, но Густав не ответил.
Шаги приблизились, прошелестели мимо и затихли.
Густав приоткрыл один левый глаз. Мадам Жубер не было видно… У Густава немного отлегло от сердца…
Но тут же впереди показалась Мадлен. Теперь все!.. Еще не случалось ни разу, чтобы ее зоркий глаз не заметил машину отца.
Мадлен вышла со своей подругой Люсьеной из ворот. «Ради бога, Мадлен, милая, поверни налево!.. Поверни налево…» — как заклинание произносил про себя Густав. И девочки,
Человек с сединой вернулся всего через каких-нибудь пять минут, но Густав пережил за это время так много, что его душевные силы были уже на исходе.
— Ну! — сказал старший пассажир, занимая свое место. — Не будем тут стоять! Давайте завернем в ближайший переулок! Здесь слишком много глаз! Ты счастливчик, Густав! Десять тысяч франков для тебя — это целое состояние! Мне, признаюсь, они дались нелегко. Некоторые люди с большим трудом расстаются с деньгами!.. — Он повернулся к соседу и показал ему пачку каких-то документов. — Здесь много интересного, — проговорил он. — Потом почитаешь!.. — и спрятал пачку в боковой карман.
Густав быстро завел машину и тронулся с места. На полном ходу он промчался мимо бара. «Какие документы мог передать им Далишан?» — с беспокойством подумал Густав.
Всего несколько сот метров отделяло его от ближайшего переулка — несколько минут, и он совершит предательство… Нет, надо найти выход. Он должен быть… Он есть… Да, один выход есть… Только один…
Он принял решение и вдруг ощутил полное спокойствие. Как будто и не было страшной, нависшей над ним беды.
Теперь все зависело только от его искусства…
Глава шестая
Бабушки целый день не было дома, и Мадлен, вернувшись из школы, пошла к своей подруге Люсьене Морель. Она жила на противоположной стороне улицы в доме Далишана.
Люсьена была почти на год старше Мадлен, в свои двенадцать лет она уже хорошо знала, что такое нужда. В девять лет она уже нянчила ребенка у адвоката Дельфога, жившего на втором этаже. Заработанные ею деньги, которыми она очень гордилась, шли в общий бюджет семьи. И сейчас, время от времени, она подрабатывала, но об этом молчала.
Трудно было найти характеры менее схожие, чем у Мадлен и Люсьены. Люсьена пошла в мать. Она была необщительна, и ее редко удавалось чем-нибудь увлечь, почти все время после школы проводила дома, читала или помогала по хозяйству.
Все же теперь, когда у Мадлен в голове созрел целый план действий, она не могла не поделиться этим с Люсьеной. Мать Люсьены была дома, но, когда она вышла в кухню, Мадлен успела шепнуть подруге, что у нее к ней важное дело. Люсьена сказала матери, что пойдет к Мадлен за учебником.
Подруги вышли на улицу.
— Ну, говори поскорей, — сказала Люсьена, — я должна быстро вернуться…
— Знаешь,
Она с опаской взглянула на Люсьену. Как отнесется к этому подруга?
От неожиданности Люсьена остановилась. На ее бледном остроносом лице возникло выражение испуга.
— Ты хочешь обратиться к русским?!. — ужаснулась она.
— Да, — ответила Мадлен.
— А у мадам Элен спросила разрешения?..
— При чем тут мадам Элен! Это же тайна! Никто об этом не должен знать! Я слышала, Шантелье сказал, что не может достать ста тысяч… А сейчас у нас собирают деньги для бастующих шахтеров Лотарингии!.. Кто же даст еще и для Жака!
— Почему же ты хочешь просить деньги у русских? — Люсьена никак не могла прийти в себя от удивления.
— Потому, что русские против ультра. Я читала об этом в русской газете… Мы напишем с тобой письмо. Ну, и если ты так хочешь, покажем его мадам Жозетт. Но только не мадам Элен.
Они повернули назад. Внезапно взгляд Мадлен выхватил среди многих мчавшихся мимо по мостовой машин одну, которая была ей так хорошо известна. Такси Густава неслось на большой скорости. Когда оно было метрах в двухстах от нее, Мадлен уже не сомневалась, что это отец.
Такси обогнало несколько легковых машин и стало нагонять огромный «крупп» — автофургон, в котором перевозят мясо. Обогнав и его, оно скрылось за поворотом улицы.
И почти сразу будто что-то огромное стукнулось о землю и послышались крики. Стоявший на углу полицейский побежал через улицу. За ним устремились прохожие.
Не сговариваясь, девочки тоже бросились туда, где несомненно случилось что-то ужасное.
Большая толпа уже окружила разбитую машину — задняя часть ее кузова была почти расплющена. Большой «крупп» стоял в отдалении, с огромной вмятиной на боку. Мостовая была усеяна мелкими кусками стекла.
У Мадлен сразу сжалось сердце. Расталкивая всех своими слабенькими локтями, она кинулась в середину толпы, полузадохнувшаяся, стала протискиваться вперед.
Кто-то распоряжался высоким, срывающимся голосом;
— Осторожнее! Осторожнее!.. Надо сделать искусственное дыхание!
— Месье, здесь за углом живет врач!.. — Это уже был женский голос.
Кто-то сокрушался:
— Как ужасно! Поль, пойдем, я не могу смотреть!..
И вдруг Мадлен услышала хриплый, но до бесконечности родной ей голос. Это был голос отца! Он сбивчиво объяснял кому-то, как ехал и как на его пути внезапно появилась встречная машина.
— Потом, потом, месье! — резко оборвал его тот же высокий, срывающийся голос. — Сначала поможем пострадавшим!..