Иностранка
Шрифт:
— Какие бумаги? — Мадлен почувствовала, что ноги перестали ее слушаться и вся она как-то сразу обмякла и ослабла… Только бы не проговориться!.. Господи, как трудно лгать… Ведь она к этому совсем не привыкла!.. Как бы хорошо было плюнуть сейчас на этого Эдмона и убежать от него! Но нельзя: он подумает, что она испугалась его вопросов.
— Не знаешь, какие бумаги?.. — спросил Эдмон, словно удивился ее неосведомленности. — Ну, те, которые украли у пассажиров, когда их убило.
— Не знаю!.. Папа ничего не приносил!..
Эдмон тоже
— А мой отец все ломает голову над тем, кто их украл. В полиции ему сказали, что их стащил какой-то человек. А потом он сунул бумаги какой-то девчонке, а та с ними удрала…
Мадлен скосила глаза на Эдмона. Уж не знает ли он всей правды и только испытывает ее?.. Но Эдмон, как всегда, спокойно шел, размахивая своим портфелем, и глазел по сторонам.
— Подумаешь, какие-то бумаги! — небрежно сказала она. — Зачем они им?.. Вот если бы деньги!
— Кто их знает!.. — пожал плечами Эдмон. Он, видимо, считал, что его миссия уже закончена и теперь можно восстановить прежние миролюбивые отношения. — А молодец она, эта девчонка?.. Никто ее так и не догнал!.. — Казалось, он искренне восхищен дерзкой смелостью незнакомой девочки. — Хотел бы я тоже что-нибудь такое испытать! Чтобы была стрельба. И погоня!..
Они остановились у магазина детских игрушек и стали смотреть, как по лабиринту железнодорожных путей мчится зеленый электровоз, таща за собой четыре маленьких вагона. Из окон то высовывались, то снова исчезали головы маленьких человечков. У семафоров стояли такие же маленькие стрелочники. Когда поезд приближался, они переводили стрелки. Совершив полный круг, поезд притормаживал у станции, и тогда в окне вокзала показывалась голова козла. Козел кивал, как будто здоровался с приезжими. Потом на выходном светофоре вспыхивал зеленый свет, и поезд вновь начинал свой стремительный бег по огромной витрине.
Эта железная дорога была тайной мечтой Эдмона. Мадлен знала, что у него в копилке есть деньги, но он не решался с ними расстаться. Эдмон был скуп.
— Купи! — сказала Мадлен, ей захотелось помучить его. — Если бы у меня были деньги, я бы непременно купила…
— Нет, мои деньги не для этого! — вздохнул Эдмон.
— А для чего?..
— Накоплю побольше и вложу их в дело.
— Дом купишь и будешь сдавать квартиры, как твой отец?
— Нет. Мы с отцом откроем еще один бар… — Эдмон сказал это очень солидно, как настоящий делец. — Для начала отец доплатит. А потом, когда я заработаю, верну ему долг!..
— И много ты уже накопил?
Но Эдмон только поджал губы. Он не считал нужным отвечать на такой вопрос.
И остаток пути они прошли молча.
У ворот они расстались. Эдмон пошел домой, а Мадлен сделала еще несколько шагов, чтобы перейти улицу как раз напротив своего дома. Проходя мимо бара, она невольно заглянула в окно. Первый, кого она в баре увидела, был отец. Он стоял у стойки перед Далишаном.
Мадлен открыла дверь и вошла в бар. Кроме отца и хозяина, там никого
Мадлен присела за крайний столик, но они даже не обернулись. Отец, который стоял спиной к Мадлен, весь подался вперед. Белая повязка на его голове ослабла и стала сползать. Далишан стоял, вцепившись руками в край стойки. Не мигая, он смотрел в лицо отца, словно пронзал его взглядом своих темных, злых глаз. Его тонкие губы искривились.
— Надо все вспомнить, Густав! — говорил Далишан. — И вам придется это сделать!..
— Мне нечего вспоминать, месье Далишан… Я сказал все, что знаю!..
— О чем они говорили в машине?
— Не имею привычки подслушивать разговоры своих пассажиров!
Далишан наклонился над стойкой и придвинул к Густаву свое лицо.
— Не так уж я глуп, Густав… — проговорил он. — Без вашего участия исчезнуть бумаги не могли!..
— А разве они такие важные, эти бумаги, что вы ими интересуетесь?
Далишан пропустил вопрос мимо ушей.
— Я спрашиваю вас, — повторил он, — как они могли исчезнуть? Кто их вытащил?..
— Налейте-ка мне лучше еще рюмку, месье Далишан!.. Если бы вы были на моем месте, то так же, как и я, ничего бы не видели, кроме своей разбитой машины!..
Далишан взял бутылку, налил рюмку и придвинул ее к Густаву.
— Странная история! — проговорил он уже более спокойно. — Много бы я дал, чтобы раскрыть эту тайну. Я затеял с вами этот разговор, Густав, потому, что доверяю вам. Вы ведь никогда политикой не занимались!..
Густав отпил из рюмки.
— Скажите, месье Далишан, — сказал он, тоже смягчив свой тон. — В этих документах есть для вас что-то опасное?
— К сожалению!.. — кивнул головой Далишан. Теперь он старался быть искренним и чистосердечным, словно переменил свою игру.
— И они попали в руки ваших противников?
— В этом-то все и дело…
— Чего же они от вас требуют?..
— Довольно дорогого выкупа.
— Ну и что вы сделаете?
Далишан страдальчески наморщил лоб и сокрушенно развел руками.
— Придется откупиться, Густав!..
— Нужны большие деньги?..
— Если бы только деньги!.. От меня требуют почти невозможного…
— А если вы откажетесь?..
— Они опубликуют документы. Правда, мне сдается, что они фальшивые…
— Тогда чего же вы боитесь, месье! Я бы на вашем месте ничего не боялся!..
— Если бы я жил на Больших бульварах, — вздохнул Далишан, — я бы только посмеялся над такими требованиями… Но вокруг нас засилье коммунистов. Вчера вечером ко мне пришли двое, — я их видел впервые, — и взяли меня, что называется, за горло. Дали сутки на размышление! Если бы я только знал, кто это все подстроил, я бы сумел с ним рассчитаться!.. Может быть, вы мне поможете, Густав, а?.. Я бы хорошо отблагодарил вас за такую товарищескую услугу.