Иностранка
Шрифт:
Дома мадам Жубер, однако, держалась молодцом, на Густав, ни тем более Мадлен не должны были знать о ее терзаниях.
Теперь, когда пути назад были окончательно отрезаны, мадам Жубер стала принимать меры, чтобы предупредить возможные трудности. Прежде всего надо захватить с собой побольше провизии: ведь ей говорили, что в России голодают. Она накупила консервов и два десятка коробок сыра комамбер.
Мадлен колебалась. Покинуть отца, когда ему так тяжело, ей казалось невозможным. Она несколько дней так решительно отказывалась ехать с
Но однажды вечером Густав вернулся в приподнятом настроении.
— Отбился! — тихо сказал он, обнимая Мадлен. — Отбился, Мартышка!.. Следователь окончательно прекратил дело.
— Ах, вот как! — крикнула из своей комнаты мадам Жубер; ее слух с годами становился острее, — почему-то особенно хорошо она слышала шепот. — Мадо, мы едем!
На другое утро Мадлен написала своим друзьям в Одессу о том, что они скоро увидятся. Но дня через два, после того как она его отослала, пришло встречное письмо из Одессы.
Советские ребята писали, что их очень встревожило сообщение, которое они прочли в своих газетах. Они узнали, что фашисты в Париже украли мальчика, чтобы заставить его отца-коммуниста отказаться от борьбы за права рабочих. Фамилия этого мальчика совпадала с фамилией Жака, который писал им из Парижа.
«Если это тот самый Жак, — говорилось в письме советских ребят, — напиши, чем можно ему помочь…»
Необыкновенно хорошо стало на душе у Мадлен, когда она прочитала письмо из Одессы. Как будто кто-то крепко пожал ей руку. Там, в далекой стране, незнакомых ребят тревожило то же, что и ее!..
Невидимые нити вдруг связали ее дом в Париже с тем одесским домом, где родилась бабушка. И встреча с русскими ребятами стала представляться ей как что-то вполне реальное. Вот хорошо, что она будет говорить с ними без переводчика!
…Наконец наступил день, когда Мадлен последний раз пошла в школу, завтра начинались летние каникулы. Весь класс уже знал о предстоящей поездке Мадлен, и многие ребята ей завидовали.
Когда Мадлен с Люсьеной возвращались из школы домой, на улице было удивительно тепло и солнечно. Дома подернулись сиреневой дымкой. На углах девушки продавали цветы. И казалось, что беды уже отошли в прошлое и впереди все будет только добрым и радостным.
По свойству ее характера Мадлен легко передавалось настроение окружающих. Если бы Люсьена, которая шла с ней рядом, была бы чем-нибудь огорчена, то Мадлен тоже почувствовала бы себя огорченной. Но Люсьена улыбалась, подставляя лицо солнцу. И ничто не омрачало хорошего настроения Мадлен.
С того, теперь уже давнего дня, когда Люсьена помогла Мадлен, девочки еще больше сдружились. Что-то изменилось в самой Люсьене, она стала живей и общительней, словно поверила в свои собственные силы.
Они шли и говорили, как всегда в последние дни, о предстоящей поездке Мадлен.
— Говорят, ребята в России не верят в бога, — сказала Люсьена.
— Я тоже об этом читала… — подтвердила
— Это очень плохо! — вздохнула Люсьена. — Бог их покарает!..
Мадлен не ответила. В ней боролись противоречивые чувства. Она не представляла себе, как можно не верить в бога, который был для нее олицетворением доброты. Но ведь ребята из Одессы были добры, раз они проявили такое участие к судьбе Жака!..
Когда все это случилось с Жаком, только немногие, самые близкие люди по-настоящему встревожились за него. Другие интересовались им лишь из любопытства. А сколько людей отнеслись к этому недоброжелательно!..
Если русские ребята не верят в бога, это, конечно, очень плохо. Но кто же тогда учит их добру? Кому они верят?
Ив, повидавший на своем долгом веку массу людей, недаром считал, что Мадлен развита не по годам. Как и многие дети, рано потерявшие мать, Мадлен действительно казалась гораздо старше своих сверстников. Жизнь, с ее трудностями, подступала к ней вплотную и не щадила ее.
Накануне отъезда к Мадлен в подъезде подошла Мария. С того дня, когда Шарль оказался невольным участником похищения бумаг, Мадлен, как велел ей отец, не бывала у них дома. И теперь Мария огляделась по сторонам, не наблюдает ли кто-либо за ними.
— У меня к тебе просьба, Мадлен, — сказала Мария. — Когда будешь в Одессе, сделай мне одолжение…
— Хорошо! — с готовностью ответила Мадлен. — А что ты хочешь?..
— Узнай, живы ли мои родители и сестра… Вот здесь, — она протянула бумажку, — написан мой старый адрес и прежняя фамилия… Курбатова. Несколько раз писала, но так и не получила ответ. Жили мы на Пушкинской — тут и номер дома, и номер квартиры. Может, уцелел кто-нибудь из соседей. Они скажут…
— Что передать твоим родным, если я найду их?
— Расскажи, как я живу!.. Про Шарля и про ребят…
— Все расскажу, — обещала Мадлен.
— И скажи еще, что я все время про них думаю… И душа по ним болит… — Мария помолчала. На ее глазах блестели слезы. — Как я тебе завидую, Мадлен!.. Так бы, кажется, и полетела на родную землю!.. На всю жизнь я запомнила последние слова, которые слышала от отца… Он говорил матери, когда ночью уходил из дома…
— Куда? — спросила Мадлен.
— Не знаю! Знаю только, что он боролся с немцами. Потому и остался в Одессе…
Вспоминая, она медленно повторила слова, которые случайно подслушала в ту давнюю бессонную, тревожную ночь. Потом крепко обняла девочку, повернулась и побежала вверх по лестнице.
Мадлен бережно сложила записку и спрятала ее на груди. Конечно, она обязательно исполнит эту просьбу!..
На вокзале мадам Жубер плакала, обнимала Густава и желала ему счастливо закончить все дела. Мадлен, одетая в новенький плащ, долго висела на шее у отца, крепко целовала его. И в этот момент на ее сердце не было радости от предстоящего путешествия. Впервые она расставалась с тем, к чему привыкла, и отправлялась в дальний путь…