Иностранный легион. Молдавская рапсодия. Литературные воспоминания
Шрифт:
Все это Катенька узнала лишь поздней, став старше. Но она отлично помнила, что именно в ту самую пору мать сказала ей однажды:
— Давай, доченька, буду учить тебя грамоте!
Мать находилась в непонятном смятении, в порыве
неясной, но, очевидно, сильной страсти.
Букварь кое-как достали, и азбуку Катенька усвоила быстро. Но, кроме букваря, никаких книг в доме не было, если не считать молитвенников, которые мать и видеть уже не могла.
Поневоле вышло так, что учить Катеньку читать по складам ей пришлось по тем листовкам и брошюрам, которые ей приносили брат или Иван Гудзенко. Брошюры вовсе не на это были рассчитаны — ни текст, ни шрифт. К тому же учиться по ним надо было тайно, украдкой. Учение подвигалось не слишком быстро.
Рассказав мне это, Екатерина Георгиевна прибавила, что если она вступила в революционную борьбу еще во времена подполья, то в значительной мере потому, что с самого детства возненавидела мир, в котором мать учила ее грамоте под страхом тюрьмы.
Несколько позже появился у Катеньки учитель. Он был хоть и сам человек не очень образованный, не профессор какой-нибудь, но все же более грамотный, чем ее бедная мама.
Это был Миша Гудзенко, тогда ученик последнего класса сельской школы.
— Тетя Мария дома? — прямо с порога, забыв поздороваться, спросил Мишка Гудзенко, известный на
селе под прозвищем «гайдук», ввалившись однажды в дом Сурду и застав Катеньку за стиркой.
Девочка ответила, что, кроме нее, никого дома нет.
— А в чем дело? — спросила она.
— В чем дело? А в том, что я тебя учить буду.
— Чему? — недоуменно спросила Катенька, продолжая стирать.
— А хоть всему! Хоть бы и арифметике!.. Хоть бы и самой грамматике! — не без какого-то вызова ответил Мишка и даже прибавил: — Хоть всему на свете!..
Катенька выпрямилась. Сгоняя с рук мыльную пену, поднявшуюся ей по самые локти, и сильно покраснев, она спросила:
— Кто сказал?
— Татко!
Быть может, кто-нибудь скажет, что педагог не должен подкреплять свой авторитет ссылками на папу. Возможно. Но Миша подкрепил.
— Как же ты меня учить будешь? — спросила Катенька. *
— А очень-таки просто! — ответил Миша так уверенно, как если бы всю жизнь был учителем. — Книжки тебе принесу, тетради, карандаши всякие, чернил банку тебе достану и буду учигь... Ну как в школе!..
Это заявление имело большие последствия. Оно сказалось на всей жизни Мишки и Катеньки. Но первым последствием было то, что на длинных ресницах Катеньки засверкали две таких слеёы, она взглянула на Мишу с такой благодарностью, что наш парень был поставлен в затруднительное положение: ему захотелось, в силу старой своей страсти, о которой мы еще расскажем более подробно, пройтись колесом, он уже даже машинально дернул правым плечом книзу, но в то же мгновение вспомнил, что это может выглядеть в глазах ученицы недостаточно солидно, не педагогично, и воздержался.
Занятия начались, но кладезь мудрости Миши Гудзенко исчерпался очень скоро. К тому времени, когда он кончил сельскую школу, Катенька почти догнала его.
Но тут произошло некое неожиданное и важное событие: Мишина школьная учительница собрала группу своих бывших воспитанников и стала заниматься с ними по разным предметам сверх школьной программы.
Миша даже удивился,
— Що она така за людина, тая учителька? — спросил он однажды отца. — В классе-то мы ее боялись не иначе, як той чертяки! А ось я бачу, она совсем другая! ,
.— Хм! — буркнул отец. — А може, она, сынку, только до таких гайдуков, як оце ты, чертякой оберта-лася?!
При этом какой-то лукавый бесенок выскочил у отца из прищуренных глаз и быстро спрятался в усах, порыжелых от табачного дыма: отец что-то знал.
Миша осторожно рассказал учительнице о своей собственной ученице, и, к великой его радости, учительница приняла и Катю в свою группу. Вскоре она стала выдавать своим воспитанникам книги для чтения. Сначала это были чувствительные романы Ионэла Теодоряну «Лорелея» и «Секрет Анны Флорентины»,. потом Катя прочитала «Старуху Изергиль» Горького.
В голове Кати стал складываться новый, незнакомый и удивительный мир, полный фантастических, но прекрасных образов. Все еще было неясно в этом мире, но Катенька полюбила его, она жила среди мечтаний и грез.
Эти мечты и грезы переполняли ее и вырвались наружу, когда Катя села ткать свой традиционный ковер. Старый обычай требует, чтобы девушка, приближающаяся к возрасту невесты, выткала себе ковер, который должен стать ее приданым. Богата ли семья, бедна ли — обычай одинаково строг ко всем.
Все подружки и сверстницы Кати принялись за работу. Однако они лишь копировали обычные, старые образцы.
У Кати Сурду получилось нечто новое, необычное и прекрасное. Фантастические птицы с невиданным оперением слетелись на ее ковер из сказочного мира. Волшебные цветы раскрывали свои нежные лепестки, и чудилось, что от них исходит какой-то необыкновенный, нежный и пьянящий аромат.
Ни у кого на селе не было такого ковра, все. о нем говорили. Дочка Мазуры, Софья, богатая невеста, но дурнушка, обомлела, увидев такое чудо. Она сразу предложила Кате деньги, но Катя только обиделась: разве продаст девушка свое приданое?!
Впрочем, не будем забегать вперед. Мы еще увидим этот ковер и даже узнаем кое-что о его необычайной судьбе и роли, которую он сыграл в жизни семьи Сурду.
Оставим Катю, вернемся к ее учителю, Мише Гудзенко.
С самых ранних своих лет Мишка считался признанным вожаком целой ватаги сельских огольцов. Это положение он завоевал себе совершенно очевидным превосходством во многих искусствах. Никто не умел так ловко плавать, так глубоко нырять, так лазить по деревьям, так мастерить дудки из бузины, так драться, в случае необходимости так свистать в два пальца, как Мишка Гудзенко. В особенности он не имел равных в искусстве хождения на руках.