Интермеццо, интермеццо
Шрифт:
Анхе и обе пираньи шли притихшие и заметно напуганные. Огнеплюй сидел у меня на плече нахохлившийся и сердитый. Ему всё это тоже не нравилось.
Но вот мы, наконец, вышли в какое-то очень большое помещение. Оно было настолько большим, что свет от наших факелов едва доходил до высокого потолка и не достигал тонувших во мраке стен. Но более всего поражал странный пол этого непонятного места. Он был весь усеян каменными прямоугольными выступами расположенными ровными рядами. Что это? Скамьи?
Я подошёл к одному такому прямоугольнику и увидел на его поверхности полускрытую под слоем пыли надпись. Когда я смахнул эту пыль, то прочёл следующее: «Здесь покоится блаженный брат Верикундий, благочестивый и усердный монах».
Так это кладбище! Странная прихоть устраивать кладбище под землёй. Однако причём здесь наши девочки? Я ожидал увидеть классическую темницу с решётками и глухими камерами за дверьми с маленькими окошками, а тут было что-то совсем иное! Тем не менее, другого пути у нас не было, и мы двинулись дальше.
Проход, по которому мы шли между могилами, по-видимому, вёл к центру, как это часто бывает на кладбищах. Там на небольшом возвышении темнело что-то непонятное, массивное и бесформенное.
Когда мы подошли, то увидели следующее: на широкой площадке, имеющей форму многогранника, стояло подобие каменного стола украшенного замысловатыми надписями по краям и на тумбообразном основании. Тут же сбоку возвышался большой христианский крест, тоже каменный, а в центре и по краям располагались несколько совсем не христианских идолов, каменных и деревянных. Настоящее капище! Так вот в чём было дело! Святая монашеская братия практиковала идолопоклонство, не отвергая христианства! Они попросту приняли Христа в число своих богов, но отвели ему не самое главное место, а задвинули на периферию. Ай да благочестивые монахи! Ай да воинствующая церковь! А как же этот стол? Это что, алтарь? Жертвенник? И кто же жертва?
Ответ на последний вопрос был очевиден, но пока было не ясно, где держат тех, кого здесь собирались зарезать. Ясно было одно — найти их надо было, как можно скорее! Как на грех следы в пыли, которые привели нас сюда, больше не годились в качестве ориентира: кругом было так натоптано, что направление потерялось, а вокруг капища похоже ещё и подметали.
Пока я предавался размышлениям, факел в руках у Моники вдруг зашипел и погас. Мрак вокруг нас сгустился, будто протянул в нашу сторону несколько щупалец. Вдруг в этом мраке в отдалении зажёгся огонёк, потом другой, потом ещё два. Пока я соображал, что это может быть такое, Анхе вскрикнула и бросилась вперёд! Это были глаза! Я совсем забыл, что глаза пираний имели способность светиться в темноте!
Клюква и Кисточка сидели в клетках скованных из толстенных стальных прутьев и смотрели на нас словно два затравленных зверька. Они явно не верили своим глазам! Освободить их было делом одной минуты: несмотря на то, что материала на эти клетки не пожалели, качество стали оставляло желать лучшего и разогнуть их прутья мне не составило труда.
Пока женская половина нашего отряда радостно пищала и тискалась, мы с братом ещё раз огляделись вокруг. Клетки стояли на краю подземного кладбища, расположенного, по-видимому, в естественной пещере. Тут же зияли, словно открытые чёрные рты, полтора десятка свежих могил и рядом с каждой лежал её будущий обитатель. Странно, но трупы были неприкрытыми. Никто, похоже, не собирался хоть как-то готовить покойников к погребению, им даже не закрыли глаза!
Первого я узнал сразу, это был истыканный пиратскими ножами повар. Ещё двое были жутко исцарапаны, у одного не было глаза, у другого откушено ухо. Эти, конечно первыми встали на пути Клюквы и Кисточки, когда они отделились от остальных в монастырском дворе. (Девушек я совсем не осуждал — обе были страшно избиты, одежда на них висела клочьями, на левой стороне лица Клюквы красовался здоровенный лиловый синяк, почти закрывший глаз, а правая рука Кисточки была сломана и пиранья поддерживала её левой.) Остальные покойники, одетые в доспехи, судя по их закопчённому виду, были наши с Огнеплюем жертвы, погибшие при огненной бомбардировке, когда пытались нас поймать у выхода из подземного хода.
От раздумий меня отвлёк звук шагов. Я ожидал его, так-как не питал надежды на то, что наша авантюра закончится легко и быстро. Это был топот множества ног, сопровождаемый железным лязгом. Вы спросите, почему я так легко дал загнать себя и весь отряд в эту подземную ловушку? Просто у меня не было выбора! Я не мог запретить Анхе спасать своих подопечных, и сам не мог их бросить. И у нас не было иного пути, как влезть сюда, а что до того, как отсюда выйти, то я надеялся лишь на удачу, ну и… на чудо!
Они вошли через тот же ход, что и мы. Значит, служка не соврал, другого пути сюда не было, а то они появились бы с разных сторон. Их было много, не знаю сколько, но от их факелов пещера вдруг стала казаться меньше.
Да, эти монахи оказались опытными воинами, способными делать выводы из собственных поражений. Теперь они наступали не сомкнутым строем, а в несколько мгновений рассыпались по всему кладбищу и заняли удобные позиции для стрельбы. В нашу сторону глянули не меньше полусотни наконечников арбалетных болтов. Этого было достаточно, чтобы превратить нас в подушечки для иголок, но это было ещё не всё!
Крупный отряд меченосцев, не менее сотни воинов закованных в тяжёлые доспехи, вошёл в пещеру вслед за арбалетчиками, разделился на две части и теперь обходил нас с флангов, а по центральной аллее двигался в нашу сторону ещё один отряд.
Этих было всего пятнадцать, но при взгляде на них у меня мурашки побежали по телу! Одеты эти люди были весьма странно, точнее сказать, они были странно раздеты. На одних из одежды были только штаны, на других замысловатые набедренные повязки или короткие юбки из звериных шкур. Двое или трое шли совершенно обнажёнными.
Но удивляло и пугало в них другое! Тела и лица наступавших были выкрашены наполовину белой, наполовину синей краской, причём разделение шло вдоль — от корней волос до паха! Волосы у всех были длинными и распущенными, даже растрёпанными. К тому же они тоже были окрашены в разные цвета: от густо-красного, цвета крови, до кричаще — зелёного.
Двигались эти пугала со странными телодвижениями, глаза их горели безумным огнём, а из углов рта у некоторых сочилась пена! Это навело меня на мысль, что против нас решили выставить сумасшедших, но тут я вспомнил о поведении берсеркеров, про которых много слышал, пока жил среди викингов. Кое-что из услышанного тогда, совпадало с увиденным сейчас, но это были явно не мои старые знакомые, скандинавы! Скорее эти люди доводили себя до такого состояния, каким-нибудь наркотиком, но от этого они были не менее опасны!