Интервью номер один
Шрифт:
Вы спросили меня, трудно ли нам быть вместе с Борисом. Конечно, трудно, когда рядом два человека с одинаковыми художественными устремлениями. Много горюшка Борису Асафовичу пришлось хлебнуть из-за меня. Когда у меня были невзгоды, опала, то Борису приходилось разделять все это со мной.
Когда вы впервые оказались здесь, что Вы подумали, что Вас поразило?
– Как ни странно, первый раз я оказалась в этой мастерской в отсутствие хозяина. Я пришла сюда с Ларисой Шепитько и с Элемом Климовым: двери были открыты, художники не закрывали тогда дверей. Мы вошли сюда, а Бориса как раз не было. Я не могу сказать, что какие-то предчувствия меня осенили, но что-то было.
– А сколько лет вы вместе?
– Вот
Супруг вернулся незаметно
И на этот раз хозяина тоже не было дома. Мы бродили по мастерской, рассматривая ярко овеществленный внутренний мир художника. Мессерер неожиданно появился дома и незаметно присоединился к нашей экскурсии. Офорты, иконы, макеты, швейные машинки заполняли все пространство мастерской…А еще – грузинская шарманка. Много живописи. Офортный станок очень больших размеров. Но больше всего меня поразило прямо-таки изобилие телефонных аппаратов. Их звонки и трели неслись изо всех уголков этого немаленького пространства. Старинный план Санкт-Петербурга на стене. А за окном – уголок старой Москвы.
Разговор за чашкой чая
Мы присели выпить чай за дубовый стол, где, судя по фотографиям, сиживал «весь цвет» от Высоцкого и Окуджавы до Тонино Гуэрры, и мне позволили задать художнику несколько вопросов.
Д. 90–92 Борис Мессерер
– Борис Асафович, если можно, какой Вы сегодня, что Вас волнует, что заботит и угнетает в этой жизни?
– Вопрос хороший, мне нравится, я постараюсь ответить. Сейчас меня волнуют только проблемы чистого искусства. Все остальное можно превозмочь. Жизненные трудности есть, но все мои устремления находятся в области трудностей искусства.
– У чистого искусства сегодня много трудностей?
– Как никогда много, и лежат они больше в самом себе. В той организации жизни, которая у человека получается. У меня это осложняется тем, что я делю свое время между совсем чистым делом, я имею в виду живопись и станковую графику, и театром. Театр съедает мое время. А отказаться от театра я не в силах. Дело в том, что в свое время работа в театре была способом выжить для многих поколений российских художников. Среди них замечательные имена: Тышлер, Павел Кузнецов, Сарьян, Татлин, я уж не говорю о таких профессионалах как Дмитриев, Вильямс, работавший во всех театрах – МХАТ, Большой театр и т. д. Это помогало выжить в те годы, когда существовала страшная идеология и просто отсутствие денег. Люди уходили в театр работать, в театре было свободно. Почему я об этом говорю? Потому что, наверно, и на меня это повлияло. Кончил архитектурный институт в свое время и не был художником театра и не учился специально этому, но мечтал быть просто художником и понимал, что выжить и заработать какие-то деньги можно только в театре, не подвергаясь столь сильной цензуре. Вот почему в советской России столько замечательных имен сосредоточено в театрах.
– А в каком театре вы начинали?
– Я один из тех, кто делал «Современник». Все первые спектакли «Современника» связаны со мной и с именами моих друзей, таких как Валерий Дорер.
А вот фото моих друзей – Параджанов, Аксенов, у нас много связей с писателями, и я надеюсь сегодня увидеть здесь Булата.
Эпилог
Мы тоже надеялись увидеть Булата Шалвовича, но – увы, не судьба. Как и с Юрием Владимировичем (Никулиным), мы в свое время созванивались с Окуджавой, договаривались, но до съемок дело так и не дошло. Теперь можно сказать, что все это было давно. И со многими я никогда уже не сделаю интервью. Они ничего от этого не потеряли. А я и вовсе теперь работаю в другом жанре. И все же мне иногда бывает до слез жалко вспоминать, какими мы были. Но я с нетерпением жду того, какими мы станем. Может, тогда я
Зинаида Шарко, или Визит старой дамы
Как расточительна природа!
Д. 1
Бывает же так, что прекрасную актрису бог наделяет еще и великолепным характером, и добрым сердцем. Как говорит наш художник Маша Сигова, глядя в зеркало: «Как расточительна природа! Все досталось одному человеку!». В полной мере эти слова я складываю к ногам Зинаиды Максимовны Шарко. Она, как и Елена Соловей, была старой знакомой моей группы, не раз снималась в наших спектаклях. И с удовольствием согласилась стать участницей новой телевизионной программы. Ее смущало только название цикла – «Достояние Республики». Но мы развеяли сомнения артистки: у каждой передачи было еще одно, собственное название… И уже после съемок интервью, узнав о роли – мечте Шарко, мы решили озаглавить наш опус «Визит старой дамы». Оговорили это с ЗэМэ (как ее звали в театре) и получили ответ: «Я согласна. А что я, молодая что ли? Скажите, а куда будет этот визит? Очень интересно…». Визит дамы состоялся на кухню квартиры, где проживала семья режиссера Игоря Морозова. На пятиметровом пространстве мы пили чай и разговаривали, а одна из камер, пользуясь тем, что Морозов жил на первом этаже, снимала нас через окно. Конечно, при стечении большого количества зевак с собаками и без…
Разговор на кухне
– Какая Вы были в детстве? Говорят, что актеры – это те же дети. А Вы сильно изменились с тех пор? Или не очень?
– По-моему, нет. У моей приятельницы – сын, он уже взрослый. И она у него как-то спросила: «Данилочка, а сколько Зиночке лет?». Он ответил: «Двенадцать!».
– Когда Вы решили стать актрисой?
– Это само собой было, я ничего не решала. Когда в девятом классе родители спросили: «А кем же ты будешь?». Я сказала: «Как кем? Конечно, актрисой!».
Д. 7 Фото из архива Зинаиды Шарко
– Странная Вы женщина! Когда Вы переступили в Москве порог школы-студии МХАТ, Вы увидели там секретаршу, которая ела соленый огурец, безумно обиделись и сразу ушли. (Как можно есть огурец в Храме искусства?!) Если бы такая ситуация случилась с Вами сейчас, Вы реагировали бы так же?
– Думаю, да. Я сейчас еще круче поступаю.
– А как Вы поступали в театральный институт?
– Очень интересно. Я понятия не имела, кто набирает, что за педагоги… И надо же было так случиться, что, ничего не зная и будучи не в курсе абсолютно, я поступила сразу к великому педагогу Борису Зону. Так что у меня там, наверху, кто-то есть. Он все время меня очень правильно ведет.
– Кем бы Вы стали, если бы не актрисой?
– Воспитательницей в детском садике. Я обожаю детей. А когда появляются внуки, начинаешь понимать, что все, что ты говоришь, что делаешь – закладывается в ребенке. У меня сейчас двое внучат. Правда, мне редко приходится с ними общаться, по разным обстоятельствам… Но я знаю, что каждая минута моего общения – западает. Как-то с младшим внуком мы гуляли. Ему лет пять было. Я говорю: «Ты послушай, какая тишина!». А какая тишина, если Новоизмайловский проспект: машины несутся, ревут. Назавтра он идет с мамой, на том же месте останавливается: «Мама, ты послушай, какая тишина!». Она потом говорит: «Я поняла, что он гулял с Вами».
– Некоторые считают, что актеру, для того чтобы лучше работать, необходимо постоянно влюбляться. Это так?
– В общем, да. Я не знаю, как у других актрис, я думаю – то же самое, потому что это, наверное, естественно. В партнера нужно влюбиться.
Д. 10 Фото из архива Зинаиды Шарко
– Вы часто влюбляетесь?
В партнеров? Да! Да! Да!
– Взаимно?