Интервью номер один
Шрифт:
– А Вы не хотели бы быть мужчиной?
– Мужчиной? Думаю, что нет.
– Почему?
– Красивые платья люблю.
– Как Вы считаете, мужчинам легче живется, чем женщинам?
– Я думаю, что да. Если мужчина куда-нибудь собирается – ему достаточно положить сорочку, носки и сменное белье. И – вперед. А что нам? Каково нам? Появляться в том, в чем я еду в поезде, – нельзя. Значит, надо переодеваться. Макияж надо делать? Надо. Значит, я должна взять с собой косметику. А прически? Это же ужас какой-то! То есть женщина всю жизнь
– А как живется, если и муж – «звезда», и жена – «звезда»?
– У нас был единый организм: Броневицкий–Пьеха. И вот доказательство – когда я ушла из «Дружбы» после совместных 20 лет, он растерялся. По-видимому, мужчины слабее. А я долго шла к этому уходу. Потому что фактически любовь превратилась в служебный роман. «Работа, песни, города, и только так и не иначе».
– Но ведь можно было пойти и по другому пути?
– Я хотела вместе с ним работать, но иметь другого мужа, на что Броневицкий категорически возразил.
– Часто вы ссорились?
– Ну, как ссорились? Он покричит-покричит, я поплачу-поплачу, и все – забыли.
– А можно себе представить такую безумную идею, что Вы влюбитесь и выйдете замуж в четвертый раз?
– Нет. Есть такая одесская поговорка: «Поздно, Рита!».
– А какой у Вас характер? Вы можете выйти из себя?
–Был день рождения Броневицкого, 40-летие, по-моему. Устроили импровизированный банкет в Мурманске. А один из ансамблистов был страшный подхалим. Он постоянно, как это говорят музыканты, «лизатто» делал Сан Санычу. Ну и начал он говорить какие-то тосты несусветные, ложь прямо лилась с его уст. Я завелась…, а на столе стояла упаковка яиц, 30 штук. Я схватила эти яйца и швырнула этому музыканту в лицо. И он в яичнице с ног до головы покинул банкет.
– А что делали сырые яйца на банкете?
– Музыканты коньяк запивали! Дырочку в яйце сделают, и рюмку коньяка запивают. Это для голоса очень хорошо.
– А жадной Вам приходилось быть?
– Нет. Я безнадежная транжирка. Я начинаю изображать расчетливую и хозяйственную, когда речь идет о копейках. А когда Илонка дом строит уже энное количество лет – я почти все свои сбережения ей отдала. Хотя это плохо, потому что не за горами такие денечки, когда мне придется жить на свои сбережения, а их стало вполовину меньше.
– Но Вы достаточно богаты?
– Не-а. В советское время нельзя было стать богатым, если ты не умел воровать. А мне это не присуще.
– Но почему? Ведь говорят, что еще в советское время один из Ваших коллег стал самым богатым исполнителем.
– Были нелегальные формы получать большие гонорары. Мне это было запрещено моими директорами. Они говорили: «Если Вы хоть рубль получите вне Вашего гонорара официального – мы от Вас уйдем, Дита. Это нечестно». Вот так я «нечестно» и пришла к перестройке, после которой и стала получать гонорары в несколько раз больше, чем в советское время, но я ничего не заработала «левым» образом.
– С каким чувством Вы вспоминаете свое актерское счастье, свое женское счастье тех советских времен?
– Я была молодая, я была очень живучая, я не копила обид… была счастлива, что
– То есть тогда было творчество – а жизни почти не было. А сейчас?
– Сейчас? Я настолько привыкла, работать, что, когда есть свободное время, я не знаю, куда себя деть. Хоть носки штопай! Но я придумала себе «работу»: когда у меня есть свободные дни, я хожу в оздоровительный центр. Меня там всячески терзают – делают массажи, чистку организма, углекислые ванны, скипидарные ванны.
– Я думаю, у наших зрителей может возникнуть ощущение, что Эдита Пьеха больше всех на свете любит себя. Как говорят, «носится с собой». Это правда?
– Нет, не себя, а свой организм, потому что он служит мне, как артистке, и он должен быть в порядке. Если плохо относиться, например, даже к «Мерседесу», не следить за ним – он отомстит. Вот сломается, и все. Поэтому я слежу за своим организмом, как за машиной самой высокой марки.
– В четвертый раз спрашиваю: счастливы Вы или нет?
Можно не буду отвечать? Вы мне надоели!
Послесловие. Эдита Пьеха как эталон женских ножек
«Конечно, можно, подумал я, ведь мы еще не раз встретимся!» Так и случилось, но это уже совсем другая история. В цикле «По семейным обстоятельствам» затеяли программу про женские ножки. Угадайте, кого мы пригласили в качестве эталона?
Ф.114
Интервью номер пять
Не пугайтесь, будет опубликовано в другой раз.
Белла Ахмадулина, или Божественная Белла
Три встречи с поэтессой
Ф. 115
Мы были пронзительно молоды и отчаянно влюблены в телевидение. Ровесники в толстых золотых цепях и малиновых пиджаках под аккомпанемент выстрелов «делали» миллионы. Но что нам, авторам новой программы на поистине революционном телеканале РТР, было до этого? Нас ждали другие миллионы! Миллионы зрителей смотрели наш «Арт-обстрел», и мы, окончив одну программу, сразу принимались за другую. Беллу Ахмадулину мы снимали трижды. Сначала – еще «до всего», в детской редакции Ленинградского телевидения я сделал с ней сюжет для подросткового тележурнала «Зебра». Странно, думали многие, Ахмадулина и подростки – какая связь? Но Белла Ахатовна нашла слова для этой части аудитории. Хотя поначалу, как многие, отказывалась. Мы с редактором программы Леной Голосовой пришли в гостиницу «Ленинград», где жила великая поэтесса. Шел 1988 год. Помню великолепный вид, который открывался из окна на крейсер «Аврора» и весь центр города, голубую гвоздику в стакане с водой. И удивительную женщину, внимательно выслушавшую наши сбивчивые речи. «А Вы что молчите?» – обратилась она ко мне. «Я никогда не видел такого цветка!» – выдавил я из себя. Ахмадулина засмеялась и согласилась на съемку. Интервью вышло в эфир, мы получили свою долю лавров. Но… телевидение – жестокая вещь. Многое зависит не только от человека, но и от человеческих отношений. Переходишь из одной редакции в другую – и бывший начальник одним росчерком пера приказывает размагнитить (смыть, стереть) все, что ты сделал. Такова была участь и моего первого интервью с Беллой Ахатовной, и моего интервью с Анастасией Ивановной Цветаевой, последнего в ее жизни.