Инвестком
Шрифт:
Детектор лжи – очень простенький прибор. Спец, по фамилии Васильев, – примерно в это же время он появился и в соответствующей передаче на центральном телевидении, – обмотал Игоря проводами и датчиками, надел манжету для определения давления (собственно, смысл исследования в том и состоит, что, когда испытуемый обманывает, у него учащается сердцебиение и подскакивает давление) и начал задавать свои вопросы. Вопросы казались совершенно нейтральными. Ни слова о налоговой полиции. Только фамилии: «Вы знаете Иванова, Петрова, Сидорова, Васильева?» Если Игорь отвечал «да», спец спрашивал, кто это такой. И вот тут Игорь перемудрил. Иванов, Петров, Сидоров – это, понятно, фон, обыкновенные русские фамилии. Васильев – в прошлой жизни Игорь вспомнил профессора, который работал у него в кооперативе. Но вот когда дошли до Горюнова – тут Игорь, как ни гнал от себя эту мысль, стал думать, что Горюнов и есть человек из налоговой полиции, только интересно, кто – начальник или какая-нибудь пешка, и что, по всей видимости, его подозревают в связи именно с этим Горюновым. Что-то вроде детектива – тайные встречи, передача каких-то бумаг.
– Ну как, – поинтересовался Игорь, когда исследование закончилось, – всё в порядке?
– Да, – сказал спец, – результаты я доложу вашему руководству. Скажите, другого Васильева, кроме профессора, вы не знали?
– Вроде нет.
– Моя фамилия Васильев, – напомнил спец.
– Очень приятно. Но мы с вами не были знакомы.
– Скажите, – очень вкрадчиво, показалось Игорю, поинтересовался спец, – вы не учились в Ставрополе в мединституте?
– Да, – подтвердил Игорь. – Но меня об этом никогда не спрашивали, и я ни в какой анкете этого не писал. Что за бумаги вам показывали? – Ещё не хватало, чтобы в «Инвесткоме» на сотрудников собирали досье. – Вы что, из КГБ?
– ФСБ, – поправил Васильев. – ФСБ тут ни при чём. Мы с вами, кажется, учились в одной группе. Помните Сашу Васильева?
Игорь впервые внимательно посмотрел на Васильева. Вот так встреча. Однако этот Васильев совершенно не был похож на того. Тот был ярко выраженным блондином, почти альбиносом, у того кожа была очень светлая, с лёгким красноватым оттенком и глаза с едва заметными красноватыми прожилками, а этот, перед Игорем, сухопарый, очень интеллигентный, в тёмных очках (очки были и в прошлом, только светлые), с узловатыми пальцами и пепельного цвета волосами – в этом человеке присутствовало что-то от того Васильева, но не так уж много. Тот Васильев после третьего курса уехал учиться в Военно-медицинскую академию в Саратов. Игорь слышал, что после академии он служил в авиации.
– Но вы тогда были ярким блондином, а сейчас…
– Время, – печально сказал Васильев. – Почти тридцать лет прошло…
– Нехорошая у вас работа, – Васильев со своим аппаратом был по-прежнему неприятен, и Игорь подчёркнуто говорил «вы». – Ловите шпионов. Прислуживаете…
– Жизнь, – философски заметил Васильев. – Приходится. На том и расстались.
Мимолётное пересечение с Васильевым, с которым Игорь не общался целую вечность, пробудило неожиданный вал воспоминаний – из другой жизни, очень далёкой от сегодняшней, но вместе и неразрывно с ней связанной. Саша Васильев уехал учиться в свою академию, но в Ставрополе оставалась его сестра, кажется, двоюродная – Марина? Наташа? Таня? – Игорь не мог вспомнить за давностью лет. Она училась на курс младше. Так совпало, что, как только Саша уехал, сестра стала посылать Игорю сигналы – то как бы случайно встречала и начинала с ним заговаривать, просила проводить, то на институтских вечерах приглашала на дамские танцы, то, наконец, передала через кого-то из знакомых, что хотела бы встречаться. Это не было похоже на страстную внезапную любовь. Васильева была девушка рассудительная, прагматичная, она, скорее всего, решила, что перспективный отличник Игорь ей подходит, – девушки с её курса уже начинали выходить замуж.
Она, как и Васильев, была светленькая – в её белизне, в отсутствии пигмента, даже в какой-то блёклости, заключено было что-то семейное, генетическое; но в отличие от яркого блондина Васильева сестра была незаметная, скорее некрасивая, и Игорь оставался к ней равнодушен. Между тем она сделала откровенную попытку: Игоря позвали на день рождения к её подруге. У той, единственное, что он помнил через почти тридцать лет, было непривычное восточное имя, и Игорь был с ней едва-едва знаком по летнему институтскому лагерю.
В тот день много выставлено было угощения и пили много. Игорь плохо переносил алкоголь, но тут, казалось, выпил самую малость, однако то ли смешал вино с водкой, то ли всё же превысил свою норму, не сумев отбиться от доброжелателей, – он почувствовал, что ему плохо. Превозмогая тошноту, Игорь продолжал танцевать, как вдруг один из студентов, Игорь знал его смутно, простой парень из станицы, начал говорить:
– Ненавижу евреев. Они нас выселяли, – Игорь не понял, при чём тут евреи, но не спрашивать же, – я бы их всех расстреливал к чёртовой матери. Правильно делали немцы.
Его слова, очевидно, никак не относились к Игорю. Он наверняка не подозревал, что Полтавский – еврей, и всё же запахло скандалом. Но Игорю сейчас было не до него, не до выяснений и не до драки, он мечтал лишь, чтобы побыстрее закончился танец. Нужно было успеть выскочить на балкон. Игорь смутно отметил про себя, как к этому, из станицы, подошла сестрёнка Васильева.
– Будешь убивать, и меня убей с ними.
Тот что-то ещё говорил, но уже негромко, Игорь не слышал. Через минуту, едва смолкла музыка, Игорь выбежал на балкон, перегнулся через перила – к счастью, внизу под балконом никого не было, и тут из него полилось. Он почти сразу пришёл в себя, никто ничего не заметил. Больше Игорь ничего вспомнить не мог. Скорее всего, он благополучно добрался до дома. Провожал ли он Марину – Наташу – Татьяну? За давностью лет всё было забыто, он знал только, что не встречался с ней больше никогда. После дня рождения она прекратила свои попытки…
…Тут же, словно бусинка на нитке, возник из памяти другой эпизод – из почти того же самого времени. У Игоря был приятель Олег, у того приятель из группы, Иван Холодов.
– Он тебя люто ненавидит. Не знаю из-за чего, – как-то предупредил Олег. Он, вероятно, лукавил. Скорее всего, догадывался. Но дело заключалось не в Олеге. С Иваном Холодовым Игорь никогда не пересекался, ни разу не говорил больше двух слов, между ними не было ссор. Иван был на несколько лет старше, после армии –
Но отчего? Отчего они оба так ненавидели евреев? Для Игоря это так и осталось загадкой, и он решил: средневековые глупые предрассудки. Но сейчас, после встречи с Васильевым (за прошедшие годы Игорь много чего узнал нового, тайного при советской власти), он подумал – расказачивание? [60] Немало злопыхателей, в основном из национал-патриотов и бывших коммунистов, в последние годы нередко обвиняли в расказачивании евреев; евреев, а не тайно любую и ментально близкую им советскую, большевистскую власть. Евреи-комиссарчики и евреи-чекисты нередко встречались в те злые годы – всё было, дьявол сеял ядовитые семена и жал кровавую жатву, но отчего они помнили и ненавидели так избирательно? Свердлова, а не Сталина и Сырцова? [61] Евреев, а не русских, иногородних… Да и сами казаки… Игорь застал ещё время, когда живы были участники дьявольских игрищ… Как-то два подвыпивших казака, ещё крепкие, лет за семьдесят, обнявшись, вошли в автобус.
60
Расказачивание – политика советской власти, направленная на ликвидацию казачества как привилегированного сословия и как особой этносоциальной группы. Расказачивание сочеталось с одновременным раскулачиванием и проводилось посредством массовых репрессий, в том числе массовых расстрелов казаков и даже казачек, сопровождалось уничтожением ряда станиц, – подавлением казацких восстаний против советской власти, массовой депортацией. В политике расказачивания власти в первую очередь опирались на так называемых иногородних, то есть пришлых людей, крестьян, которые не входили в состав казачества и в дореволюционное время не имели привилегий, в большой части составляли бедноту.
61
24 января 1919 года Оргбюро ЦК РКП(б) приняло секретную директиву «Ко всем ответственным товарищам, работающим в казачьих районах» с резолюцией: «Принять текст циркулярного письма. Предложить комиссариату земледелия разработать практические мероприятия по переселению бедноты в широком масштабе на казачьи земли». Директива была подписана Я. М. Свердловым 23 января 1919 года. Эта директива стала главным документом, определившим политику расказачивания и массовых репрессий против казачества. Согласно мнению большинства историков, автором директивы и циркулярного письма был близкий к И. В. Сталину председатель Донбюро РКП(б) С. И. Сырцов. Политика расказачивания проводилась в широком масштабе в течение всех 1920– 1930-х годов под верховным руководством И. В. Сталина.
– Помнишь, Петро, как мы вас порубали под Воронежем и Касторной? – едва усевшись, стал вспоминать один, видимо, бывший будённовец.
– А мы вас под Харьковом и Екатеринославом. Аж шашка притупилась от крови, – засмеялся Петро.
– Да, крепко рубались. Брат на брата… Свои же станицы повырезали… – впал в задумчивость первый. – А вот спросишь себя, зачем? Чего нам с тобой делить было, Петро? – Они обнялись, поцеловались и запели старинную казацкую песню.
«Да, – думал теперь Игорь, – почему казаки не помнили (не хотели вспоминать?) сотни жестоких еврейских погромов, особенно во время Гражданской войны? [62] А геноцид во времена Хмельницкого? [63] Разве не казаки залили еврейской кровью всю Украину и Польшу? Легенды, что ли, ходят среди казачества – про злобных евреев? Легенды, зеркальные еврейским?» Игорь не слышал никогда еврейских колыбельных песен, а если и слышал в раннем детстве, то давно и прочно забыл, но читал где-то, что в давнее время в еврейских колыбельных песнях часто пели про злых и жестоких казаков…
62
Еврейские погромы, больше всего на Украине, в Белоруссии и в Молдавии, то есть в черте оседлости, где в основном проживало еврейское население, во время Первой мировой войны и в особенности Гражданской, чаще всего осуществлялись казацкими воинскими подразделениями, причём как белоказаками, так и красными казаками. За время Гражданской войны на Украине имели место примерно 400 еврейских погромов – из них примерно 200 приходилось на долю деникинской армии (в основном казачьих частей), 100 – на долю красных, в том числе будённовской армии; ещё 100 – на долю петлюровцев.
63
Под руководством Богдана Хмельницкого, гетмана Запорожского войска, в 1648–1654 годах с перерывом происходило восстание против Польши (Речи Посполитой). Запорожскими казаками в процессе восстания (войны) осуществлялось массовое уничтожение евреев захваченных районов Украины и Польши, а также поляков. По разным данным, было убито от 40 до 100 тысяч евреев, примерно четверть еврейского населения Украины и Польши того времени. Многие еврейские общины были полностью уничтожены, в том числе многочисленные общины городов Немирова и Тульчина.
Запорожское казачество в XVIII веке сначала было преобразовано в Черноморское казачье войско, а затем, в царствование Екатерины Великой, запорожские казаки были переселены на Кубань.