Иоанн Грозный
Шрифт:
Шведский король не принял Иоанновых «мирных» предложений, уверенный в могуществе войска и удаленности Москвы от берегов Балтийских. Мир с Данией он и без того имел. Сдержанно сам и через послов своих, на острастку удерживаемых царем в Муроме, отвечал, что в Финляндии нет щедро обещаемой серебряной руды. Швеция есть земля бедная и не в силах помогать царю против Литвы. Эсты же издревле находятся под шведским покровительством. Разгневанный сим ответом Иоанн не отпустил шведских послов из неволи, хотя те слезно молили, ходатайствуя через обоих царевичей с Годуновым, прося царя унять поднятый меч и отпустить посланцев, выполнявших только волю монаршую, не добавлявших напраслины. А царь снова писал шведу, требовал уже именовать себя в грамотах властителем Швеции и прислать в Москву образец шведского
До отъезда в Новгород Иоанн вознамерился закончить историю с затянувшейся женитьбой. Углубленный в несчастья, он мешал беды России с собственными. Нашествие Девлет-Гирея воспринимал как кару за насилия в Твери, Новгороде, Москве. Через Русь Бог карал его за свальный разврат, разнузданность устраиваемых по европейскому образцу дворцовых маскарадов, низкопробных игрищ, развязных оргий. По отпущении грехов чистотой третьего брака надо смыть разымчивую грязь, где топил он горечь прежних потерь. Сожженный Опричный дворец в Москве, вертеп прегрешений, разрушен перстом Божьим. Иоанн положил его не восстанавливать. Теперь станет все по-иному.
Придворные уловили, тут же оседлав высочайшее настроение. Ежедневно ему напоминали о смотринах. Подгоняли свежих претенденток, привозили их в Слободу. Обновленный царь по-старому мешкал. Помолясь, покаявшись, причастившись Тайн, снова срывался в пропасть. Бесчестил дававших повод избранниц до брака, дозволял бесчестить сыну и ближним, отправлял восвояси.
Годунов продолжал ненавязчиво подвигать своих лошадок: прежде других - наинадежнейшую сестру Ирину Федоровну, потом - родственницу Евдокию Богдановну Сабурову, как будущих родных - сестер Скуратовых, Борис уступил бы сосватанную невесту или будущую золовку, наконец, Марфа Васильевна Собакина, опять же открывшаяся родня Малюты. Бояре подкидывали своих, среди других - совсем младую Нагую
Прямой ход не всегда кратчайший. На мудреца же довольно простоты. Борись наивно рассчитывал на управление Марфой через ее бабий секрет. Рядился на случай успеха с многочисленными Собакиными, наехавшими в столицу. Неродовитые, они радовались широте души государя, отвергавшего знатность ради личной преданности. Василий Стефанович, отец Марфы, имел в уме место окольничего, туда же глядел его брат Григорий. Родной брат Марфы - Каллист рассчитывал получить место первого кравчего, свободное после казни Алексея Басманова.
Государь более выделял дерзкую Марфу. Та отбросила последние страхи, играла ва-банк. На повторных смотринах неотвязно смотрела царю в глаза. Никаким вопросом или поведеньем невозможно было смутить ее, девица умела постоять за себя. Двор почувствовал: такая царица сможет стать своевольной шеей царской прихотливой голове. Ближний круг затрепетал. Управляющий Марфой станет правителем России. Годунов доходил до смешного: ставил четверть фунтовые свечи в любимой церкви Покрова-на-Рву, как бы кто не узнал о потери Марфой невинности. Борис ходил по дворцовому полу, как по угольям горящим. Тревожно оглядывался. Внутреннее чувство подсказывало: секрет Марфы раскрыт. Смелость ее перед царем вдохновлена тем, что она баба, не девочка, подобно остальным. В совете ли, на пирах, развлекая царевичей, нося за Иоанном стряпню, Годунов вглядывался в угодливые, прикрытые напускной мужественностью, лица высших чиновников, напряженные физиономии бояр, ждавших пятого грома казней, не способных воровать, не попадаясь, кто еще знает? Кто знал, тот пока молчал.
С величайшими предосторожностями красавец Григорий Грязной приволакивался за Марфой Собакиной. Братья стояли на карауле. Все понимали, какую опасную игру затеял их чудом избежавший петли родственник, но как велика будет удача, ежели сорвет он куш – расположение фаворитки брачной гонки. Григорий внушал Марфе, что глянулась она ему сразу. Дотоле таился из скромности. Теперь обещает взять в жены, если царь ее отставит. Григорий ходил в Троицкий собор, не пропускал служб, делал щедрые пожертвования, ставил свечи подле Годуновых: Отец наш Небесный, усмотри, чтобы выбрал царь Марфу; она же, принадлежа государю телом, пусть склонится ко мне ухом. Пусть не остынет государь и к моим мужским прелестям. Пусть разделим мы с Марфою ложе Иоанново. Захочет государь женщину, она пожалует, пожелает мужчину юного, тут я как тут. О собственной обыкновенной женитьбе на Марфе Григорий Бога не молил.
Неприкаянная душа Иоанна бродила по Александровой слободе. Горькое переживанье не оставляло. Снедала преходящность эпохи, не понимаемая окружением. До болезненной сутолоки в груди чуял государь, что кончится скоро его земное время. И в краткий остаток не дадут ему жить покойно. Принуждавшие править были многоголовой гидрой, неоформленной давящей массой, которую не обезглавишь одним ударом. Иоанн выходил за ворота, шел по полю с обильно расцветшими в том году одуванчиками, срубал палкой особо жирные золотые головы на высоких стеблях, одуванцев столько вытянулось, что не управишься! Дадут они семена, тогда уже никакого спасу не станет.
Подобрав поля, царь влезал на колокольню Распятской церкви. Отсюда далеко можно было смотреть на пологие поля, холмы с прилепившимися дубравами, на робкие рощи берез и стройно поднявшийся сосновый лес. Все его, а ему ничего не хочется. Избавили бы! Дали покой. В тишине библиотеки, в прохладе среди книжных полок он пребывал бы в умозрительных размышлениях, чурался обыденности. В голову же лезет повседневность. Вот глупые крестьяне, не говоря уж о людях достатка, рубят славные дубы, мастерят гробы из цельного дерева на смерть. Не сумасшествие ли, когда отправляет он лес иностранцам морским путем за большие деньги?.. Другая мысль: ограничена Россия серебром. Сколько можно в свою монету переплавлять иноземные ефимки?! А не кровью ли с потом они дались? Иноземцы не желают принимать в оплату за товар русские меха, которым пресыщены. И опять: пусть правят без меня Думой!.. Тут же Иоанн вспоминал: вот надысь явились к нему лондонские купцы с предложением, зная приверженность его знанию, поднесут ему громадный дивный глобус, который не выдержат нести двенадцать человек, особым кораблем сие чудо доставят, в обычный трюм будто не влезет, он же взамен даст им на срок торговлю беспошлинную. Обалдуев в русской земле ищут, презирают! Не мало ли льгот без того англичане имеют за обещанное королевой царю на случай бунта убежище? Пуще голландцев-то! Царь сжал зубы, двинул на бескровном худющем лице желваками. А вот дурни думские, пожалуй не отказались бы от глобуса. Пояснили бы природно пришибленному народу жизненную необходимость на сем глобусе страны иноземные смотреть, втихаря приняли бы взятки за отданную торговлю. Псы нежалостливые!
Иоанн трогал веревки колоколов, и печальный, столь свойственный Руси звук плыл окрест, накрывал гулким тоскливым куполом речку, заросли осок, трепещущие на теплом ветру слезливые ивы, уходил в почву. Царь поднимал голову к багряной маковке Троицкого собора. Вот где он в третий и последний раз женится, где искупит прелюбодеяния. Здесь еще не загажено… Под белой стеной собора семенил в летнем кафтане без рукавов Борька Годунов. Белые незагорелые тонкие руки его нелепо болтались. Лицо было нахмурено, озабочено. Иоанн усмехнулся. Проворен Борис, да мелок. Деятельности сего серого карасика царь никогда не придавал значения.
Иоанн видел опричников, выставленных Малютой во дворе. Будто случайно вышли они, сами же чутко наблюдают. Как бы с царем чего не вышло. Малюта, добрый пестун, погрызывает веточку. Покачнись царь, соколом взлетит на колокольню. Внизу схватит, ежели упадет. Вон и полог подготовлен. Все существованье Малюты в царе, но и без того он любит. За что? Бывают необъяснимо преданные люди, на то и любовь. Царю было лестно, что есть хоть один, кто искреннее, пускай по-собачьи, предан. Остальные прикидываются. Замкнешься в Слободе, запрешься в давно заготовленной келье Кириллова монастыря, бежишь в Англию, только не переменишь людей, везде достанут трудами, вопросами, назойливой преданностью. Царь вздохнул, вперившись едким взором во врата собора, снятые опричниками в Твери, когда ходили туда с уроком. Скоро с новой благоверной пойдет он к аналою. Пора пресечь двухлетнее смехотворство, взять жену постарше да поразумнее. Приводят ему, старику, внучек, с льстивой надеждой показывают. Иоанн перестал звонить, плюнул на сухие ладони.