Иоанн Кронштадтский
Шрифт:
Для Иоанна «надобность» в супруге осознавалась как необходимость наличия рядом человека, который возьмет на себя все бытовые заботы и одновременно будет в необходимых случаях заботиться и о нем. Он вдруг оценил тот крест, что выпал, не без его участия, на супругу. Он был ей благодарен за то, что она создала дом-пространство, в котором он мог получить хотя бы ненадолго некоторое отдохновение от обязанностей перед Церковью, обществом, людьми. В немногих известных письмах к ней он именует ее особыми словами: «дорогое подружив», «боголюбезная», «богоданная супруга Елизавета». На своем портрете, подаренном матушке Елизавете к пятидесятилетию их венчания, отец Иоанн написал знаменательные слова: «Дорогой возлюбленной супруге Елизавете Константиновне Сергиевой в знак глубокой благодарности за мирное
Как Иоанн, но по собственному выбору, никогда не жил личной жизнью, отдавая себя на служение Церкви, так и Елизавета Константиновна, но только вынужденно, никогда не жила для себя, только круг ее деятельности складывался более узкий, ограничивался служением родным и близким; их радостями она радовалась, их скорбями скорбела. Очень подвижная, с добрым, благообразным лицом, вечная хлопотунья, она любила всех обласкать и пригреть; любила сама постряпать, сама купить провизию, сама за всем присмотреть, чтобы все было чисто и вкусно. Приветливая, всегда ровная, ласковая, Елизавета Константиновна любила, когда кто-то из знакомых навещал ее; тогда она прямо закармливала гостя или гостью.
Среди хозяйственных забот Елизавета Константиновна не забывала и племянниц, которые после смерти сестры воспитывались в ее доме и стали приемными дочерьми. Все свое свободное время она проводила с ними, учила читать и писать по-русски и по-французски, провожала и встречала из гимназии, готовила с ними уроки. Елизавета Константиновна в этом выразила свое нереализованное материнское начало. Посильное участие в воспитании племянниц принимал и Иоанн.
Одна из «дочерей» — Руфина — оставила воспоминания, из которых мы можем почерпнуть сведения о семейной жизни четы Сергиевых в 1870—1880-х годах. В них много фактов повседневной заботливости и внимательности Елизаветы Константиновны к Иоанну. Когда молодость прошла, чувства угасли и несложившаяся семейная жизнь как бы отошла в прошлое, на первое место вышло женское чувство заботливости о человеке, живущем рядом не одно десятилетие, и воспринимать она его стала не иначе как «брата Ивана», выполняя обязанности его «келейницы» и «земного» ангела-хранителя. Изменилось ее отношение и к храму: она регулярно ходила на службы, часто приобщалась в соборе или на дому, а последний год жизни — ежедневно. Она почти нигде не появлялась на людях, почти никуда не ездила, не занималась церковно-общественной деятельностью, немногие знали ее в лицо. Сохранилось всего лишь несколько снимков, запечатлевших Елизавету и Иоанна вместе возле их дома. Хотя есть и отдельные снимки четы Сергиевых на церковно-общественных мероприятиях.
Митрополит Вениамин (Федченков), вспоминая о своей встрече с матушкой Елизаветой в 1900-х годах, оставил нам именно этот образ заботливой «подруги» последнего периода семейной жизни Иоанна и Елизаветы. «На звонок мой, — пишет Вениамин, — вышла встретить нас глубокая седая старушка, вся в старческих морщинах. Я увидел ее впервые. — Батюшка дома? — спросил я ее. — Да, брат Иоанн дома, — кротко ответила она и тихо пошла доложить ему. Тут я понял, что это и есть славная «жена» — матушка знаменитого на весь свет отца Иоанна Кронштадтского. Какая она была простая и тихая. И всегда она была в тени при такой славе «мужа»!»
Глава 4
ВСЕРОССИЙСКИЙ БАТЮШКА
В какой бы дом я ни заходил, я везде видел на стене портрет о. Иоанна Кронштадтского. Это был пастырь и великий молитвенник, на которого были с надеждой обращены взоры всего народа… А. П. Чехов
По России…
20 декабря 1883 года в популярной суворинской петербургской газете «Новое время» было опубликовано благодарственное заявление «группы граждан». Они сообщали: «Мы, нижеподписавшиеся, считаем своим нравственным долгом засвидетельствовать искреннюю душевную благодарность протоиерею Андреевского собора в Кронштадте о. Иоанну Ильичу Сергиеву за оказанное нам исцеление от многообразных и тяжких болезней, которыми мы страдали и от которых
Необычная публикация в светской газете такой корреспонденции вызвала оживленные отклики. Обер-прокурор Святейшего синода К. П. Победоносцев, учитывая противоречивую общественную репутацию газеты, взволновался: нет ли тут обмана и подвоха? Вызванному директору своей канцелярии он наказал: «Посмотрите, что напечатано в «Новом Времени» сегодня наряду с объявлениями о театрах и прочем. Думаю, тут не без греха священник. Что за человек и в чьем ведомстве?»
По «делу» отца Иоанна было проведено расследование, которое закончилось его вызовом к обер-прокурору.
— Говорят, — сказал Победоносцев, — что вы молебны служите, чудеса творите…
— Но не я тому причина, — последовал смиренный ответ.
— Однако церковная печать не пишет об этом… А кому как не ей правильно писать об этом?
— Да я и к ней не обращался…
— Смотрите, как бы вы плохо не кончили, — строго и приподымаясь из-за стола, давая тем понять, что аудиенция завершена, заключил Победоносцев.
— Не извольте беспокоиться, подождите и увидите, каков будет конец, — услышал он в ответ.
Встреча имела неожиданное продолжение. Спустя некоторое время Победоносцев фактически взял под защиту Иоанна, распорядившись «дать знать настоятелю» собора, что «вины» за священником по случаю публикации нет никакой: он и не участвовал в ней, и не знал о ней. Гнев на милость сменился, очевидно, по той причине, что было установлено, что Иоанн ровно год назад, в декабре 1882 года, присылал Победоносцеву письмо с отчетом об «учреждении в Кронштадте Дома трудолюбия в память в бозе почившего императора Александра II» и с просьбой «ходатайства пред г-ном министром финансов о даровании ежегодной правительственной субсидии в размере 1000 рублей на содержание Дома трудолюбия». Обер-прокурор тогда письмо поддержал, и субсидия была выдана. Вроде бы наказывать такого инициативного и патриотично настроенного священника было не с руки.
Публикация имела и далекоидущие последствия, положив начало всероссийской известности Иоанна Сергиева и, к удивлению многих, постоянным добрым отношениям между обер-прокурором и Иоанном. По приглашению Победоносцева они не однажды встречались, а в Кронштадт приезжали по протекции «душевно уважающего и преданного К. Победоносцева» многочисленные просители.
У нас нет оснований утверждать, что Иоанн знал о готовящейся публикации или каким-то образом содействовал ее появлению, но догадаться, кто тому способствовал, ему было не сложно. Это все та же Параскева Ковригина. С 1881 года она регулярно посещала Петербург, где сформировался круг ее почитателей. Она же непременно и всегда рассказывала всем об Иоанне, предлагала приглашать его в трудных жизненных обстоятельствах и настойчиво рекомендовала съездить в Кронштадт. Благодаря Параскеве Иоанн все чаще и чаще стал появляться в Петербурге. Росло число семей, духовно опекаемых им. Из числа людей, близко сошедшихся с Параскевой, а через нее с Иоанном, нашлись и те, кто смог обеспечить публикацию «Благодарственного заявления». Кстати, они же выступили и инициаторами, и основными благодетелями в 1884 году при покупке для Иоанна подарка к его 55-летию — дорогого наперсного креста.
В 1885 году исполнилось 30 лет служения отца Иоанна Сергиева в священническом сане. Эта дата не прошла незамеченной, ее отмечали уже достаточно широко. Лишь год после этого прожила почтенная старица Параскева, радуясь тому, что исполнила волю своего духовника иеромонаха Илариона и что тот светильник веры, о котором он предсказывал, разгорался все более и более. В последние месяцы своей жизни Параскева Ивановна часто повторяла: «Как бы я хотела пожить еще два годика, чтобы видеть, как будут стекаться к отцу Иоанну Сергиеву тысячи людей и встречать его, и провожать огромными толпами».