Ирано-таджикская поэзия

Рудаки Абульхасан

РАССКАЗ О САДОВНИКЕ

Садовник увидал, войдя в свой сад, Что трое незнакомцев в нем сидят. «Похожи,- он подумал, – на воров!» Суфий, сеид и третий – богослов. А был у них троих один порок: Душа как не завязанный мешок. Сказал садовник: «Сада властелин Я иль они? Их трое, я один! Хитро на этот раз я поступлю, Сперва их друг от друга отделю. Как в сторону отправлю одного - Всю бороду я вырву у него. Ух, как поодиночке проучу, Как только их друг с другом разлучу!» И вот злоумный этот человек К такой коварной выдумке прибег. Сказал суфию: «Друг! Возьми скорей В сторожке коврик для своих друзей!» Ушел суфий. Садовник говорит: «Вот ты – законовед, а ты – сеид, Старинный род твой царственно высок, Ведь предок твой был сам святой пророк! А ты – ученый муж, ведь по твоим Установленьям мы и хлеб едим! Но тот суфий – обжора и свинья, Да разве он годится вам в друзья? Гоните прочь его – и у меня Вы погостите здесь хоть два-три дня. Мой дом, мой сад всегда для вас открыт. Что – сад! Вам жизнь моя принадлежит!» Поверили они словам его И спутника прогнали своего. Настиг суфия беспощадный враг - Садовник с толстой палкою в руках, Сказал: «Эй ты, суфий-собака, стой! Как ты проворно в сад залез чужой! Или тебя забыть последний стыд Наставили Джанейд и Баязид?» До полусмерти палкой он избил Суфия. Голову раскровенил. Сказал суфий: «Сполна мне этот зверь Отсыпал. Ваша очередь теперь! Того ж отведать, что отведал я, Придется вам, неверные друзья! Вы – обольщенные своим врагом - Подобным же подавитесь куском! Всегда в долине злачной бытия К тебе вернется эхом речь твоя!» Избив суфия, добрый садовод Такой с гостями разговор ведет: «О

дорогой сеид, сходи ко мне В сторожку и скажи моей жене, Чтобы лепешек белых испекла И жареного гуся принесла!» Внук божьего избранника ушел. Хозяин же такую речь завел: «Вот ты – законовед и веры друг, Твердыня правды, мудрый муж наук! Бесспорно это. Но обманщик тот - Себя он за сеида выдает! А что его почтеннейшая мать Проделывала – нам откуда знать? Любой ублюдок в наши дни свой род От корня Мухаммадова ведет!» Все, что ни лгал он злобным языком, То было правдою о нем самом. Но так садовник льстиво говорил, Что вовсе гостя он обворожил. И многомудрый муж, законовед, «Ты прав!» – сказал хозяину в ответ. Тогда к сеиду садовод пошел С дубиною, промолвив: «Эй, осел! Вот! Иль оставил сам святой пророк Тебе в наследство гнусный твой порок? На льва детеныш львиный всем похож! А ты-то на пророка чем похож?» И тут дубиною отделал он Сеида бедного со всех сторон. Казнил его, как лютый хариджит, Сразил его, как Шимр и как Езид. Весь обливаясь кровью, тот лежал И так в слезах законнику сказал: «Вот ты один остался, предал нас, Сам барабаном станешь ты сейчас! Я в мире не из лучших был людей, Но лучше все ж, чем этот лиходей! Себя ты погубил, меня губя, Плохая вышла мена у тебя!» Тогда, к последнему из трех пришед, Сказал садовник: «Эй, законовед! Так ты законовед? Да нет, ты вор! Ты – поношенье мира и позор. Или разрешено твоей фатвой Влезать без позволенья в сад чужой? Где, у каких пророков, негодяй, Нашел ты это право? Отвечай! В «Посреднике» иль в книге «Океан» Ты это вычитал? Скажи, болван!» И, давши волю гневу своему, Садовник обломал бока ему. Мучителю сказал несчастный: «Бей! Ты прав в законной ярости твоей: Я кару горше заслужил в сто раз, Как всякий, кто друзей своих предаст! Да поразит возмездие бедой Тех, кто за дружбу заплатил враждой».

РАССКАЗ О ВИНОГРАДЕ

Вот как непонимание порой Способно дружбу подменить враждой, Как может злобу породить в сердцах Одно и то ж на разных языках. Шли вместе тюрок, перс, араб и грек. И вот какой-то добрый человек Приятелям монету подарил И тем раздор меж ними заварил. Вот перс тогда другим сказал: «Пойдем На рынок и ангур приобретем!» «Врешь, плут,- в сердцах прервал его араб, Я не хочу ангур! Хочу эйнаб!» А тюрок перебил их: «Что за шум, Друзья мои? Не лучше ли узум!» «Что вы за люди! – грек воскликнул им.- Стафиль давайте купим и съедим!» И так они в решении сошлись, Но, не поняв друг друга, подрались. Не знали, называя виноград, Что об одном и том же говорят. Невежество в них злобу разожгло, Ущерб зубам и ребрам нанесло. О, если б стоязычный с ними был, Он их одним бы словом помирил. «На ваши деньги,- он сказал бы им,- Куплю, что нужно всем вам четверым, Монету вашу я учетверю И снова мир меж вами водворю! Учетверю, хоть и не разделю, Желаемое полностью куплю! Слова несведущих несут войну, Мои ж – единство, мир и тишину».

НАСТАВЛЕНИЕ ПОЙМАННОЙ ПТИЦЫ

Какой-то человек дрозда поймал. «О муж почтенный,- дрозд ему сказал,- Владелец ты отар и косяков. Ты много съел баранов и быков, Но пищей столь обильною мясной Не пресыщен – насытишься ли мной? Ты отпусти меня летать, а там Тебе я три совета мудрых дам. Один в твоей руке прощебечу, Другой, когда на крышу я взлечу; А третий – с ветки дерева того, Что служит сенью крова твоего. Моим советам вняв, пока ты жив, Во всем удачлив будешь и счастлив. Вот первый мой совет в твоих руках: Бессмыслице не верь ни в чьих устах». Свободу птице человек вернул, И дрозд на кровлю весело вспорхнул. Пропел: «О невозвратном не жалей! Когда пора прошла – не плачь о ней И за потери не кляни судьбу! Бесценный, редкий перл в моем зобу. Дирхемов верных десять весит он… Им был навеки б ты обогащен! Такого перла больше не сыскать, Да не тебе богатством обладать!» Как женщина в мучениях родов, Стонал, кричал несчастный птицелов. А дрозд: «Ведь я давал тебе совет - Не плачь о том, чему возврата нет! Глухой ты, что ли, раз не внял тому Разумному совету моему? Совет мой первый вспомни ты теперь: Ни в чьих устах бессмыслице не верь. Как десять я дирхемов мог бы несть, Когда дирхема три я вешу весь». А человек, с трудом в себя пришед, Просил: «Ну, дай мне третий твой совет». А дрозд: «Ты следовал советам двум, Пусть третий озарит теперь твой ум: Когда болвана учат мудрецы, Они посев бросают в солонцы, И как ни штопай – шире, чем вчера, Назавтра будет глупости дыра!»

ДЖУХА И МАЛЬЧИК

Отца какой-то мальчик провожал На кладбище и горько причитал: «Куда тебя несут, о мой родной, Ты скроешься навеки под землей! Там никогда не светит белый свет, Там нет ковра да и подстилки нет! Там не кипит похлебка над огнем, Ни лампы ночью там, ни хлеба днем! Там ни двора, ни кровли, ни дверей, Там ни соседей добрых, ни друзей! О, как же ты несчастен будешь в том Жилье угрюмом, мрачном и слепом! Родной! От тесноты и темноты Там побледнеешь и увянешь ты!» Так в новое жилье он провожал Отца и кровь – не слезы – проливал. «О батюшка! – Джуха промолвил тут.-. Покойника, ей-богу, к нам несут!» «Дурак!» – сказал отец. Джуха в ответ: «Приметы наши все, сомненья нет! Все как у нас: ни кровли, ни двора, Ни хлеба, ни подстилки, ни ковра!»

СПОР МУСУЛЬМАНИНА С ОГНЕПОКЛОННИКОМ

Огнепоклоннику сказал имам: «Почтенный, вам пора принять ислам!» А тот: «Приму, когда захочет бог, Чтоб истину уразуметь я мог». «Святой аллах,- имам прервал его,- Желает избавленья твоего, Но завладел твоей душой шайтан: Ты духом тьмы и злобы обуян». А тот ему: «По слабости моей, Я следую за теми, кто сильней. С сильнейшим я сражаться не берусь, Без спора победителю сдаюсь. Когда б аллах спасти меня хотел, Что ж он душой моей не завладел?»

ПОСЕЩЕНИЕ ГЛУХИМ БОЛЬНОГО СОСЕДА

«Зазнался ты! – глухому говорят.- Сосед твой болен много дней подряд!» Глухой подумал: «Глух я! Как пойму Болящего? Что я скажу ему? Нет выхода… Не знаю, как и быть, Но я его обязан навестить. Пусть я глухой, но сведущ и неглуп; Его пойму я по движенью губ. «Как здравие?» – спрошу его сперва. «Мне лучше!» – воспоследуют слова. «И слава богу! – я скажу в ответ.- Что ел ты?» Молвит: «Кашу иль шербет». Скажу: «Ешь пищу эту! Польза в ней! А кто к тебе приходит из врачей?» Тут он врача мне имя назовет. Скажу: «Благословляй его приход! Как за тебя я радуюсь, мой друг! Сей лекарь уврачует твой недуг». Так подготовив дома разговор, Глухой пришел к болящему во двор. С улыбкой он шагнул к нему в жилье, Спросил: «Ну, друг, как здравие твое?» «Я умираю…» – простонал больной. «И слава богу!»-отвечал глухой. Похолодел больной от этих слов, Сказал: «Он – худший из моих врагов!» Глухой движенье губ его следил, По-своему все понял и спросил: «Что кушал ты?» Больной ответил: «Яд!» «Полезно это! Ешь побольше, брат! Ну, расскажи мне о твоих врачах». «Уйди, мучитель,- Азраил в дверях!» Глухой воскликнул: «Радуйся, мой друг! Сей лекарь уврачует твой недуг!» Ушел глухой и весело сказал: «Его я добрым словом поддержал. От умиленья плакал человек: Он будет благодарен мне весь век». Больной сказал: «Он мой смертельный враг, В его душе бездонный адский мрак!» Вот как обрел душевный мир глухой, Уверенный, что долг исполнил свой.

СПОР О СЛОНЕ

Из Индии недавно приведен, В сарае темном был поставлен слон, Но тот, кто деньги сторожу платил, В загон к слону в потемках заходил. А в темноте, не видя ничего, Руками люди шарили его. Слонов здесь не бывало до сих пор. И вот пошел средь любопытных спор. Один, коснувшись хобота рукой: «Слон сходен с водосточною трубой!» Другой, пощупав ухо, молвил: «Врешь, На опахало этот зверь похож!» Потрогал третий ногу у слона, Сказал: «Он вроде толстого бревна». Четвертый, спину гладя: «Спор пустой - Бревно, труба… он просто схож с тахтой». Все представляли это существо По-разному, не видевши его. Их мненья – несуразны, неверны - Неведением были рождены. А были б с ними свечи – при свечах И разногласья не было б в речах.

РАССКАЗ ОБ УКРАДЕННОМ ОСЛЕ

Внемлите наставлениям моим И предостережениям моим! Дабы стыда и скорби избежать, Не надо неразумно подражать. В суфийскую обитель на ночлег Заехал некий божий человек. В хлеву осла поставил своего, И сена дал, и напоил его. Но прахом станет плод любых забот, Когда неотвратимое грядет. Суфии нищие сидели в том Прибежище, томимые постом, Не от усердья к богу – от нужды, Не ведая, как выйти из беды. Поймешь ли ты, который сыт всегда, Что иногда с людьми творит нужда? Орава тех голодных в хлев пошла, Решив немедленно продать осла. «Ведь сам пророк – посланник вечных сил В беде вкушать и падаль разрешил!» И продали осла, и принесли Еды, вина, светильники зажгли. «Сегодня добрый ужин будет нам!» - Кричали, подымая шум и гам. «До коих пор терпеть нам,- говорят,- Поститься по четыре дня подряд? Доколе подвиг наш? До коих пор Корзинки этой нищенской позор? Что мы, не люди, что ли? Пусть у нас Веселье погостит на этот раз!» Позвали – надо к чести их сказать - И обворованного пировать. Явили гостю множество забот, Спросили, как зовут и где живет. Старик, что до смерти в пути устал, От них любовь и ласку увидал. Один бедняге ноги растирал, А этот пыль из платья выбивал. А третий даже руки целовал. И гость, обвороженный, им сказал: «Коль я сегодня не повеселюсь, Когда ж еще, друзья? Сегодня пусть!» Поужинали. После же вина Сердцам потребны пляска и струна. Обнявшись, все они пустились в пляс. Густая пыль в трапезной поднялась. То в лад они, притопывая, шли, То бородами пыль со стен мели. Так вот они, суфии! Вот они, Святые. Ты на их позор взгляни! Средь тысяч их найдешь ли одного, В чьем сердце обитает божество? Придется ль мне до той поры дожить, Когда без притч смогу я говорить? Сорву ль непонимания печать, Чтоб истину открыто возглашать? Волною моря пена рождена, И пеной прикрывается волна. Так истина, как моря глубина, Под пеной притч порою не видна. Вот вижу я, что занимает вас Теперь одно – чем кончится рассказ, Что вас он привлекает, как детей Торгаш с лотком орехов и сластей. Итак, мой друг, продолжим – и добро, Коль отличишь от скорлупы ядро! Один из них, на возвышение сев, Завел печальный, сладостный напев. Как будто кровью сердца истекал, Он пел: «Осел пропал! Осел пропал!» И круг суфиев в лад рукоплескал, И хором пели все: «Осел пропал!» И их восторг приезжим овладел. «Осел пропал!» – всех громче он запел. Так веселились люди до утра, А утром разошлись, сказав: «Пора!» Приезжий задержался, ибо он С дороги был всех больше утомлен. Потом собрался в путь, во двор сошел, Но ослика в конюшне не нашел. Раскинув мыслями, решил: «Ага! Его на водопой увел слуга». Слуга пришел, скотину не привел. Старик его спросил: «А где осел?» «Как где? – слуга в ответ.- Сам знаешь где Не у тебя ль, почтенный, в бороде?!» А гость ему: «Ты толком отвечай, К пустым уверткам, друг, не прибегай! Осла тебе я поручил? Тебе! Верни мне то, что я вручил тебе! Да и слова Писания гласят: «Врученное тебе отдай назад!» А если ты упорствуешь, так вот - Неподалеку и судья живет!» Слуга ему в ответ: «При чем судья? Осла твои же продали друзья! Что с их оравой мог поделать я? В опасности была и жизнь моя! Когда оставишь кошкам потроха На сохраненье, долго ль до греха! Ведь ослик ваш для них, скажу я вам, Был что котенок ста голодным псам!» Суфий слуге: «Допустим, что осла Насильно эта шайка увела. Так почему же ты не прибежал И мне о том злодействе не сказал? Сто средств тогда бы я сумел найти, Чтоб ослика от гибели спасти!» Слуга ему: «Три раза прибегал, А ты всех громче пел: «Осел пропал!» И уходил я прочь, и думал: «Он Об этом деле сам осведомлен И радуется участи такой. Ну что ж, на то ведь он аскет, святой!» Суфий вздохнул: «Я сам себя сгубил, Себя я подражанием убил Тем, кто в душе убили стыд и честь, Увы, за то, чтоб выпить и поесть!»

РАССКАЗ О НЕСОСТОЯТЕЛЬНОМ ДОЛЖНИКЕ

Все потеряв – имущество и дом, Муж некий деньги задолжал кругом. И, в неоплатных обвинен долгах, Он брошен был в темницу в кандалах. Прожорлив, дюж – в тюрьме он голодал И пищу заключенных поедал. Не то что хлеба черствого кусок, Корову он украл бы, если б мог. Изнемогли от хищности его Колодники узилища того И наконец начальнику тюрьмы Пожаловались: «Гибнем вовсе мы! Безропотно мы жребий наш несли, Пока злодея к нам не привели. Он, осужденный просидеть весь век, Всех нас погубит, подлый человек. Едва нам пищу утром принесут, Он у котла, как муха,- тут как тут. На шестьдесят колодников еда Его не насыщает никогда. «Довольно! – мы кричим.- Оставь другим!» А он прикидывается глухим. Потом вечернюю несут еду Ему – на радость, прочим – на беду. А доводы его одни и те ж: «Аллах велел – дозволенное ешь». Так он бесчинства каждый день творит И нас три года голодом морит. Пусть от казны паек дадут ему Или очистят от него тюрьму! Мы умоляем главного судью - Пусть явит справедливость нам свою». Смотритель тут же пред судьей предстал И жалобу ему пересказал: Все расспросил судья и разузнал И привести обжору приказал. Сказал ему: «Весь долг прощаю твой. Свободен ты! Иди к себе домой!» «Твоя тюрьма – мой рай,- ответил тот,- Мой дом и пища – от твоих щедрот. Коль из тюрьмы меня прогонишь ты, Умру от голода и нищеты». «Когда несостоятельность твоя Впрямь безнадежна,- говорит судья,- То где твои свидетели?» – «Их тьма! Свидетелей моих полна тюрьма». Судья: «Несчастные, что там сидят, Лишь от тебя избавиться хотят; Они и клятву ложную дадут!» Но тут весь при суде служащий люд Сказал: «Хоть жди до Страшного суда, Долгов он не заплатит никогда! Его на волю лучше отпустить, Чем целый век за счет казны кормить». Судья помощнику: «Ну, если он Действительно до нитки разорен, Его ты на верблюда посади; А сам – с глашатаями впереди - Весь день его по улицам вози, Всем о его позоре возгласи, Что нищий он, чтоб ни одна душа Ему не доверяла ни гроша, Чтобы никто с ним ни торговых дел, Ни откупных водить не захотел. Всем возглашай, что суд ни от кого Не примет больше жалоб на него, Что ничего нельзя с него взыскать И незачем в тюрьму его таскать! О стонущий в оковах бытия! Несостоятельность – вина твоя! Нам от пророка заповедь дана. «Не платежеспособен сатана, Но ловок он вводить людей в обман,- Так не имей с ним дел!» – гласит Коран. В делах твоих участвуя, банкрот Тебя до разоренья доведет». Был на базаре курд с верблюдом взят, Поставивший дрова в горшечный ряд. Бедняга курд о милости взывал, Монету в руку стражнику совал, Но все напрасно – так решил, мол, суд, На целый день был взят его верблюд. Обжора на верблюда сел. Пошли, По городу верблюда повели, Не умолкая, барабан гремел, Народ кругом толпился и глазел. И люди знатные, и голь, и рвань Возле базаров, у открытых бань Указывали пальцем. «Это он. Он самый»,- слышалось со всех сторон. Глашатаи с трещотками в руках На четырех кричали языках: «Вот лжец! Мошенник! Низкая душа! Он не имеет денег ни гроша! Всем задолжать вам ухитрился он! Да будет он доверия лишен! Остерегайтесь дело с ним водить! Он в долг возьмет – откажется платить! Вы на него не подавайте в суд! Его в темницу даже не возьмут! Хоть он в речах приятен и хорош, Но знайте, что ни скажет он,- все ложь. И пусть он к вам придет в парчу одет - Исподнего белья под нею нет. Чужое платье поносить на час Он выпросит и вновь обманет вас. Он приведет корову продавать - Не вздумайте корову покупать. И помните, корову он украл Иль простаку барыш пообещал. И кто одежду купит у него, Сам будет отвечать за воровство. Когда невежды мудрое гласят, Ты знай, что эта мудрость – напрокат!» Так ездили, пока не пала тень. Курд за верблюдом бегал целый день. Обжора наконец с верблюда слез. А курд: «Весь мой барыш дневной исчез. Ты ездил целый день, и у меня Соломы нет, не то что ячменя. Плати!» А тот в ответ: «Соломы нет? Как вижу я, рассудка дома нет, Несчастный, в голове твоей пустой! Ты сам ведь бегал целый день за мной. Глашатаев громкоголосых крик Седьмого неба, кажется, достиг! Что разорен, что все я потерял, Все слышали – ты только не слыхал. Я от долгов судом освобожден. «Да будет он доверия лишен! Обманщик, надуватель он и лжец!» - Кричали обо мне. А ты, глупец, На что надеясь, бегал ты за мной, Весь день терпя и духоту и зной?»

СПОР ГРАММАТИКА С КОРМЧИМ

Однажды на корабль грамматик сел ученый, И кормчего спросил сей муж самовлюбленный: «Читал ты синтаксис?» – «Нет»,- кормчий отвечал. «Полжизни жил ты зря!» – ученый муж сказал. Обижен тяжело был кормчий тот достойный, Но только промолчал и вид хранил спокойный. Тут ветер налетел, как горы, волны взрыл, И кормчий бледного грамматика спросил: «Учился плавать ты?» Тот в трепете великом Сказал: «Нет, о мудрец совета, добрый ликом!» «Увы, ученый муж! – промолвил мореход.- Ты зря потратил жизнь: корабль ко дну идет!»