Исчезнувший оазис
Шрифт:
— Не надо, — оборвал его Флин. — Ни слова больше.
Они просмотрели все тридцать шесть кадров. На середине Фрея решила, что это бесполезная трата времени, и вышла подождать снаружи. Флин остался. Мажди ходил взад-вперед у него за спиной, пока археолог, сгорбившись над столом, методично исследовал пленку, тщетно разглядывая каждый снимок ради малейшей полезной детали. Однако к концу пленки Броди пришлось признать, что игра не стоила свеч. Он уже было выпрямился, как вдруг его что-то насторожило и заставило склониться к самой поверхности стола.
— Что она теперь вытворяет? — спросил подошедший Мажди, заметив его любопытство.
Флин пропустил вопрос мимо ушей.
— Это нужно напечатать, — сказал он, показывая на последний кадр пленки. Его голос вдруг стал взволнованным, тон — настойчивым.
— Флин, мыс тобой друзья с давних пор, но здесь не место…
— Мажди, обещаю: никаких бананов.
Египтянин устало вздохнул:
— Ладно, ладно.
Он выдернул из стопки на полке лист фотобумаги, вытолкал друга за дверь и закрыл ее за собой.
— Нашли что-нибудь? — спросила Фрея.
— Может, да, а может, и нет, — ответил Флин. — Сейчас Мажди напечатает — посмотрим.
— А что там?
— Дождемся фотографии.
Она принялась допытываться, но он только отмахивался от ее вопросов, меряя шагами комнату.
— Не готово еще? — Флин постучал в дверь лаборатории.
— Дай спокойно закончить! — раздалось из-за нее.
— Долго еще ждать?
— Десять минут.
Флин продолжил хождения — взад-вперед, взад-вперед, поминутно сверяясь с настенными часами и нетерпеливо похлопывая себя по бедру. Наконец дверь открылась, вышел Мажди с увеличенной фотографией в руке. Флин бросился к нему и практически выхватил снимок. Фрея заглянула археологу через плечо.
Она сама не знала, что ожидала увидеть, — может, какой-нибудь пустынный пейзаж или портрет Руди Шмидта — в общем, намек на причину, по которой убили ее сестру; однако на фотографии не было ни того ни другого. Ее, похоже, вообще снимали не в пустыне. В кадре виднелась огромная каменная арка или проем ворот, покрытых буйной растительностью, как будто здание давно забросили. Фрея наклонилась ниже, вникая в смысл картины, собирая воедино детали: высокие деревянные двери, силуэт птицы на поперечине, трапециевидные башни по обе стороны ворот. Она пригляделась и указала на рельефный узор башен: обелиск со странным символом в виде креста с полупетлей.
— Я уже это видела, — сказала она. — На глиняном обелиске из сумки Руди Шмидта — той, про которую рассказывала.
Флин не ответил. Фотография слегка дрожала в его руках.
— Город Зерзура подобен белому голубю, — прошептал он. — И птица на вратах его.
— Что это значит?
Броди помолчал, словно слишком глубоко задумался, но через несколько секунд оторвался от фотографии, схватил со стола фотоаппарат и протянул Мажди.
— Эту пленку надо проявить, — выпалил Флин. — Извлечь из камеры и проявить.
— Флин, я бы рад, но у меня и другие дела…
— Я должен увидеть, что на ней. Должен. Прошу тебя, Мажди. Пожалуйста.
Фотограф заморгал, оторопев от такой настойчивости, но кивнул и взял камеру.
— Ну если это так важно…
— Очень важно. Поверь мне.
Мажди покрутил фотоаппарат в руках.
— Времени может уйти больше. Перемотка сдохла, под кожухом, наверное, полно песка и пыли — «лейки» этому особенно подвержены. Я даже не знаю, удастся ли вытащить пленку… — Мажди пожал плечами. — Что ж, попытаюсь. Дай мне сорок минут. К тому времени я по крайней мере пойму, можно ее спасти или нет.
Он направился в лабораторию. Флин крикнул ему вслед:
— Спасибо, сахиби! — И добавил после паузы: — Прости, что вел себя по-свински.
Мажди махнул рукой:
— Ты же египтолог. У вас это профессиональное.
Он обернулся, подмигнул и скрылся за дверью, оставив Флина и Фрею наедине.
— Так вы мне расскажете, что происходит? — спросила Фрея. — Что это за место на снимке?
Флин еще раз посмотрел на фотографию и слегка помотал головой — как будто не мог поверить глазам. На губах его играла едва заметная улыбка. Повисла долгая пауза.
— Не могу сказать наверняка, — проронил он наконец. — Пока не увижу, что на второй пленке.
— Но для себя вы уже все решили.
— Да, — помолчав, ответил он. — Да, уже решил.
Броди посмотрел на Фрею. Вид у него был изможденный, а лицо — бледное, но глаза ярко сияли, и в целом он, как ни странно, стал еще привлекательнее.
— По-моему, это место называется Зерзура.
— И где оно находится?
К ее досаде, Флин не ответил. Вместо этого он снова посмотрел на фото, потом на часы. Через секунду-другую его, видимо, посетила какая-то мысль: он достал из кармана джинсов телефон, набрал номер и удалился в дальний угол помещения — для разговора. Фрея всплеснула руками в немом возмущении, а Флин только поднял ладонь — не мешай, мол, и быстро заговорил в трубку. Окончив разговор, он спрятал мобильный, вернулся и взял ее за руку.
— Что вы знаете о Древнем Египте? — спросил Флин, подводя Фрею к спиральной лестнице.
— Немногим больше, чем о физике квантов, — ответила она.
— Значит, пришла пора для краткого экскурса.
У Ясмин Малуф была тайна, о которой не знали ни родители, ни братья-сестры, ни муж Хосни, ни начальник-американец. Она курила. Тайна, как водится, не такая уж страшная, но, по ее мнению, постыдного для женщины сорта. Хосни, может, и не стал бы возмущаться, если б узнал, зато семья точно этого не одобрила бы. Ко всему, мистер Энглтон сразу дал понять, что не потерпит перекуров на работе. Все остальное — пожалуйста («Можете работать хоть голышом, если вам так легче сосредоточиться», — сказал он), но сигареты с «этой отвратной вонью из пепельницы» были под строгим запретом.
Она, конечно, не дымила как паровоз — всего три «Клеопатры-лайт» вдень, да и от них было нетрудно удержаться во время прослушивания; только ближе к вечеру тяга делалась нестерпимой. Тогда Ясмин закрывала комнату, спускалась этажом ниже и, устроившись перед окном в конце коридора, доставала сигарету.
Сегодня — кто знает, отчего — курить хотелось сильнее, чем обычно. Прикончив одну, она тут же зажгла вторую, и в результате пятиминутный перерыв растянулся вдвое дольше. Потом Ясмин обнаружила, что у нее кончились мятные леденцы. Пришлось спуститься в магазин на первом этаже и пополнить запас. Когда она наконец вернулась в номер, дыхание у нее было свежим, платье — чистым, без следа пепла, а стрелки часов пробежали почти двадцать минут. И все бы ничего, если бы за время ее отсутствия не пришел звонок на мобильный Молли Кирнан, — на записывающем устройстве гневно мигала красная лампочка.