Исчезнувший оазис
Шрифт:
Альтиметр показал ноль. Рейтер в последнюю секунду рванул штурвал, и нос самолета каким-то чудом приподнялся, так что они, несмотря на скорость четыреста километров в час, все-таки выровняли корпус параллельно земле. Раздался жуткий сокрушительный удар, от которого египтянина выбило из кресла и швырнуло сначала об потолок, потом об переборку. Его шея хрустнула, как сучок под ногой. Их подбросило и уронило снова. Огни кабины потухли, стекло левого борта брызнуло внутрь и сбрило Рейтеру пол-лица, будто скальпелем. Его истошный вопль потонул в яростном штормовом реве, сквозь пробоину ворвались удушающие клубы пыли и песка.
Почти с километр
На мгновение воцарилась тишина — только буря продолжала колотить по стеклам и обшивке, испускающей едкий запах раскаленного металла. Затем второй пилот, Руди, неловко пошевелился в кресле.
— Курт! — крикнул он в пустоту. — Джерри!
Ответа не было. Он вытянул руку, коснулся чего-то теплого и липкого, начал расстегивать ремень, как вдруг самолет накренился. Руди замер, подождал немного и снова занялся пряжкой. Избавившись от лямок, он собрался было подняться, но в этот миг нос кабины снова качнулся — вверх-вниз. Второй пилот замер, пытаясь определить, что происходит, вглядываясь в темноту. Самолет опять качнулся вниз, однако в этот раз со скрипом и скрежетом задрал нос почти вертикально, а остальной частью поехал вниз. На мгновение что-то его задержало, но уже через секунду он сорвался и рухнул хвостом с обрыва. Буря рассеялась, за окнами вспыхнул свет и замелькали стены каменного мешка. Самолет швыряло и несло кубарем вниз, пока он не приземлился «на брюхо» в густой древесной заросли под оглушительный хруст веток и исковерканного железа. Через некоторое время сквозь скрежет и скрип просочились другие звуки: шорох листвы, приглушенное журчание воды и тихие трели птиц. Они становились все смелее, и вскоре их щебетание наполнило теплый вечер.
Из растерзанного самолета донесся тихий стон:
— Курт! Джерри!
Вашингтон, здание Пентагона. Тем же вечером
— Спасибо всем собравшимся. Прошу прощения за срочность, но у нас… возникли осложнения.
Говоривший затянулся сигаретой и помахал перед собой, чтобы развеять дым, пристально глядя на семерых мужчин и одну женщину, сидящих за тем же столом. Зал был полупустой, без окон — глазу не за что зацепиться, — словом, такой же, как сотни других в тесных пентагоновских катакомбах. Единственное, что его отличало, — это карта Африки и Ближнего Востока шириной во всю стену освещенная старой лампой на кронштейне. В помещении стоял густой полумрак.
— Сорок минут назад, — глухо продолжил председатель, — один из наших радаров поймал радиосигнал из Сахары. — Он сунул руку в карман и извлек лазерную указку. На карте посреди Средиземного моря возникла дрожащая красная точка. — Его послали отсюда.
Точка скользнула вниз и застыла в юго-западном углу Египта, неподалеку от пересечения границ с Ливией и Суданом, над словами «плато Гильф-эль-Кебир».
— Он исходил с борта транспортника «Антонов», позывной «VP-SMT473». — Помолчав, председатель пояснил: — Сигнал бедствия.
Приглашенные заерзали в креслах, кто-то пробормотал «Господи».
— Что нам известно? — спросил один из них, лысеющий толстяк.
Председатель сделал последнюю затяжку и ввернул окурок в дно пепельницы на столе.
— На этом этапе — немногое, — ответил он. — Сейчас изложу.
Говорил он минут пять, водя указкой по карте — от Албании к Бенгази, назад к Гильф-эль-Кебиру, то и дело сверяясь с кипой бумаг на столе. Потом прикурил другую сигарету, а от нее — еще одну, отчего в зале стало едко и тяжело дышать. Едва председатель закончил, все разом встрепенулись, затараторили, подмешивая возбужденные голоса к общей какофонии, из которой выскакивали отдельные слова и полуфразы, в целом ничего не поясняющие: «…Знал, что это безумие!» — «Саддам!» — «Третья мировая!» — «Дело „Иран-контрас“» — «…катастрофа!» — «Подарок Хомейни!» и так далее.
Женщина по-прежнему сидела, задумчиво постукивая ручкой по столу, потом подошла к карте и присмотрелась к ней. Тень стройного силуэта упала на стену, короткие светлые волосы засияли в свете лампы.
— Надо просто найти его, — сказала она.
Голос прозвучал негромко, едва различимо в пылу бомбардировки доводами, но в нем было столько скрытой силы и властности — той, которая требует немедленного внимания к себе, — что спорщики замолкли и в зале наступила тишина.
— Надо просто найти его, — повторила она. — Пока кто-то другой не нашел. Полагаю, сигнал бедствия шел на открытой частоте?
Председатель признал, что так и было.
— Значит, пора за работу.
— А как, позвольте узнать, вы предполагаете это сделать? — спросил толстяк. — Позвонить Мубараку? Дать объявление в газету?
Прозвучало иронично, вызывающе. Женщина не поддалась.
— Где-то схитрим, где-то прогнемся, — сказала она, не отрываясь от карты. — Спутниковое наблюдение, разведка под видом военных учений, связи на месте. У НАСА есть лаборатория в той части света. Задействуем все, что только можно. Вас это устраивает, Билл?
Толстяк что-то пробормотал, но ничего по существу. Остальные молчали.
— Стало быть, решено, — произнес председатель, пряча указку в карман и собирая бумаги в аккуратную стопку. — Будем хитрить и прогибаться.
Он зажег очередную сигарету.
— И лучше бы побыстрее. Пока все это не вылилось в еще больший кошмар.
Председатель подобрал бумаги и удалился во главе группы. Женщина задержалась перед картой, поднеся руку к шее, а другой касаясь бумаги.
— Значит, Гильф-эль-Кебир… — Она на миг застыла в задумчивости, а потом нажала мыском туфли кнопку выключателя на лампе, погружая зал в темноту.
Париж. Четыре месяца спустя
Канунина поджидали в гостиничном номере. Чуть только он шагнул за дверь, возвращаясь из ночного клуба, как его телохранителя сняли выстрелом в висок через глушитель, а самого придавили к полу. Он запутался в полах плаща, будто в коконе. Одна из шлюх подняла крик, и ее тоже застрелили — от пули дум-дум, пущенной в правое ухо, полчерепа слева разнесло, как яичную скорлупу. Второй пригрозили тем же, если она посмеет пикнуть, после чего Канунина перекатили на живот и с силой задрали голову. Он даже не пытался вырваться — знал, с кем имеет дело.