Исчезнувший оазис
Шрифт:
— Ну, из-за чего сыр-бор, Курт? — спросил второй пилот, по-прежнему глазея за окно. — Оружие или наркота?
Рейтер закурил еще одну и размял шею, хрустя позвонками.
— Не знаю и знать не хочу. Было сказано забрать Омара в Мюнхене, привезти сюда, а как закончит с делами — доставить в Хартум. И чтобы без лишних вопросов.
— Когда я последний раз брался за работу без вопросов, один гад чуть не прорезал мне второй рот, — ворчливо заметил Руди, ощупывая шрам под губой. — Надеюсь, эти хоть заплатят как следует.
Он еще раз оглянулся через плечо и посмотрел в окно: крыша лимузина медленно покрывалась тонким слоем снега. Прошло пять минут. Дверь машины распахнулась, тип в костюме появился снова. Сумки при нем не было. Вместо нее виднелся большой металлический кейс — тяжелый, судя по тому, с какой натугой его тащили. Кейс перекочевал к человеку в пальто, затем из недр лимузина возник второй такой же, и оба египтянина поволокли ношу по трапу в самолет. Через минуту они показались снова и подобрали еще два кейса, с которыми и загрузились в «Ан-24». Второй пилот успел мельком увидеть пассажира лимузина, закутанного как будто в черный кожаный плащ, но через миг чья-то рука захлопнула дверь, и машина покатила прочь.
— Дело сделано, — объявил Руди, выпрямляясь в кресле. — Джерри, закрывай!
Штурман ушел убирать трап и запечатывать дверь, а пилоты нацепили наушники и стали проверять, все ли готово к взлету. Из салона высунулся египтянин в костюме, припорошенном снегом.
— Мы поднимемся, несмотря на погоду.
Прозвучало это как установка.
— Уж позволь мне решать, — буркнул Рейтер с сигаретой в зубах. — Если на полосе шквал, мы заглушим моторы и переждем.
— Мистер Гиргис ждет нас к вечеру в Хартуме, — ответил египтянин. — Взлетим, как планировали.
— Если бы ваши русские друзья не опоздали, все было бы тип-топ, — огрызнулся Рейтер. — А сейчас — марш на место. Джерри, пристегни их!
Он потянулся вниз, отпустил тормоза, направил высотный корректор вперед и дал газу. Свист двигателей перешел в рев — винты набирали обороты. Самолет тронулся с места.
— Мы поднимемся, несмотря на погоду! — прокричал египтянин из салона. — Мистер Гиргис ждет нас к вечеру!
— Иди в жопу, чурка, — пробормотал Рейтер, выруливая с разворотом на пепельно-серую полосу. Штурман вернулся, закрыл дверь кабины и сел, пристегивая ремень.
— Как настроение? — спросил он, кивая на окно, за которым крепчал буран. Рейтер не ответил — только сбавил газ, мельком глянул на снежную круговерть и, сдавленно выругавшись, опять увеличил скорость.
— Берегите яйца, ребята, — процедил он и взялся за штурвал. — Сейчас будет трясти.
Самолет быстро набрал разгон, подпрыгивая и виляя на неровном покрытии полосы. Рейтер уперся ногами в педали, борясь с боковыми ветрами, — на открытом пространстве они прямо-таки сносили. При восьмидесяти узлах нос «Антонова» задрался вверх, но тотчас упал. Край взлетной полосы маячил так близко, что штурман заорал Рейтеру «отбой». Тот пропустил вопль мимо ушей и увеличил разгон до девяноста, ста, ста десяти. На последней секунде, когда стрелка показала сто пятнадцать, а полоса целиком исчезла под колесами, он рванул штурвал на себя. Нос «Ана» приподнялся, шасси несколько раз подпрыгнули на траве и нехотя оторвались от земли.
— Твою мать! — прохрипел штурман. — Ты, больной ублюдок…
Рейтер усмехнулся и закурил, выводя самолет сквозь облака к ясному небу.
— Расслабься, — сказал он.
Они заправились в Бенгази, на североафриканском побережье, и взяли курс к юго-востоку через Сахару. «Ан» шел на автопилоте, альтиметр показывал пять тысяч метров, пустыня внизу тускло мерцала в свете луны, словно отлитая из олова. Через полтора часа перелета они разделили на троих термос еле теплого кофе и несколько бутербродов. Еще через час откупорили бутылку водки. Штурман выглянул из кабины в салон.
— Дрыхнут, — объявил он и захлопнул дверь. — Оба. В полном отрубе.
— Может, заглянуть к ним в чемоданчик? — спросил второй пилот, отхлебывая из бутылки и передавая Рейтеру. — Пока они, как говоришь, в отрубе?
— Не лучшая мысль, — отозвался штурман. — У них пушки. Как минимум у Омара. Видел под пиджаком, когда его пристегивал. Не то «глок», не то «браунинг». Приглядываться было некогда.
Второй пилот закачал головой:
— Не нравится мне все это, ой как не нравится. Еще на взлете почувствовал — добра не жди.
Он встал, разминая ноги, прошел в тыл кабины, взял из стенного шкафчика брезентовую планшетку и уселся на место.
— Хочешь заснять мой хрен крупным планом? — спросил Рейтер, увидев, как тот, пошарив в сумке, достает фотокамеру.
— Прости, Курт, — объектив мелковат.
Штурман подался вперед.
— «Лейка»?
Второй пилот кивнул:
— «М-6». Купил пару недель назад. Думал, удастся поснимать в Хартуме. Никогда там не бывал.
Рейтер хмыкнул и, приложившись к бутылке, передал ее через плечо штурману. Второй пилот вертел в руках камеру.
— Помнишь бабу, которую я окучивал в последнее время?
— Толстозадую, что ли? — спросил штурман.
Второй пилот ухмыльнулся и помахал фотоаппаратом.
— Сделал с ней пару кадров перед вылетом.
Рейтер оживился.
— Каких кадров?
— Вроде художественных, — ответил второй пилот.
— Это как?
— Ну знаешь — художественных.
— Да не знаю я ни черта!
— Красивых. Вкусных. Чулочки, подвязки, она лежит у меня между коленей, банан у нее на…
Рейтер выпучил глаза, похотливо сглотнул слюну. Штурман у них за спиной ухмыльнулся и начал мурлыкать себе под нос популярную песенку о толстозадых девицах. Второй стал подпевать, а за ним и Рейтер, пока вся троица не грянула хором, прихлопывая в такт по подлокотникам. Спели припев один раз, второй и уже шли на третий круг, когда пилот вдруг замолчал и вытянулся вперед, глядя за окно. Его товарищи вывели еще пару строчек и тоже затихли, сообразив, что Рейтер вышел из хора.
— Что случилось? — спросил второй пилот.