Исход. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика
Шрифт:
– И что за модель придёт на смену прежней? – после небольшой паузы задался вопросом тот, кто сле…нет, тот, кто справа.
– Пока об этом рано говорить, она ещё только формируется на новых основах мироощущения человека. Но общие принципы, на которой она будет функционировать, известны. Новая модель строения мира, также как и все прежние модели объяснения существующего мироздания, будет строиться на основе интерпретации человеком полученных с помощью своих чувств из окружающего мира данных, затем сведения их в общую матрицу и построения новой системной структуры, которая и будет регламентировать человеческую жизнь. Но со своим очевидным и сущим «но». Новая модель будет строится на основе научно-технического прогресса, а не как все прежние модели, базирующиеся на эволюции. И не нужно обладать особыми знаниями, чтобы увидеть, что модель с научно-техническим базисом в своей основе, не только на пятки наступает эволюционной модели, а она на всех порах уже во многих сферах её опережает и замещает. И не признавать эту данность преступная глупость. И единственное, что сдерживает это нововведение, – как бы это не странно звучало, – те основы, которые заложены в фундамент этого здания. – Рассказчик кивнул в сторону здания и добавил. – Капитал.
– А как насчёт всего остального? – тихо спросил собеседник рассказчика. Для которого этот вопрос не вызвал своих, дополнительных вопросов, и он дал ответ. – Если ты имеешь в виду сердечную чувствительность человека, то скажу так, – заговорил рассказчик, – любовь самая большая иллюзия. Она кардинально видоизменяет представление человека о сути вещей и поступков той стороны, которая воздействовала на него этим природным инструментом. О чём ты и сам прекрасно знаешь. И если ты сумеешь отвлечённо, со стороны посмотреть на поступки своей второй половины, то сам убедишься в этом. – Рассказчик делает паузу, ожидая вопросов со стороны своего собеседника, но тот молчит и тогда он продолжает свои объяснения. – Но таковы уж требования и реалии современного времени, эта иллюзорность востребована лишь при природной модели существования мира. Для новой же модели мироустройства, этот инструмент коммуникации между людьми уже не будет необходим, и он, скорей всего, уже не впишется в современные реалии мира.
– Так вы хотите сделать из меня реалиста? – будто очнувшись от сна, вопросил собеседник рассказчика.
– Ни в коем случае, тем более это совершенно нереально, когда реальность есть материя по себе не имеющая чётких ограничительных определений. Ты всего лишь должен научиться отличимо распознавать одну реальность от другой. А для этого и нужна практика. – Говорит рассказчик.
– И с чего начнём?
– С законотворчества, с чего же ещё. – Удивляется рассказчик. – Всякое строительство новой модели мира начинается с прописания истин.
– Вот как. – Удивляет в ответ его собеседник. – И что есть на примете?
– Ну, к примеру, вот такая, – рассказчик посмотрел на приостановившуюся у концептуальной скульптуры гражданку симпатичной наружности, с собачкой декоративной породы на поводке, и озвучил только что им прописанную истину, – красота, даже не самая совершенная, повышает сердцебиение и повышает температуру тела. Что в свою очередь приводит к умственной активности мозг человека, наблюдающего за красотами другого лица.
– Интересное наблюдение. – Заметил собеседник вспотевшего в мыслях лица.
– Любое законотворчество строится на наблюдениях за окружающим миром и на основании его закономерностей и пишутся законы и прописываются истины. Что касается природных основ, на фундаменте которых стоит этот мир и с помощью гравитации не даёт на части разваливаться и разлетаться, то эти вопросы не в нашей компетенции, а вот в деле человеческих взаимоотношений, где чего-то уже всё давно развинтилось и нет никакого понимания, что там на самом деле происходит и что к чему и куда идёт, пора бы уже навести должный порядок. – Здесь рассказчик, тот, что слева по его разумению, на мгновение замирает и в тот же миг наполняется живостью и энергией, и с нею обращается к своему собеседнику. – Вот тебе навскидку проверочный тест. – На одном вдохе говорит он, указывая рукой в сторону … да всё туда же, перед собой. – На основе имеющихся знаний и лежащей картинки перед собой, создай свою, насколько можно устойчивую модель мироустройства этой части мира, как части общего. – Добавляется тот, что слева и включает в мысленный процесс своего собеседника тем, что, вложив силу в кулак, опускает его на колено своего соседа.
А тот получив этот нагоняй, ничего не ответил, а тут же включился в свой просмотр лежащей перед ним картины этого мира. И при этом он не просто во все глаза устремился туда взглядом, а он как будто только что включил стоящий перед собой телевизор, который моргнув светом экрана, одно мгновение по соображал над тем, что от него ждут, – а чего гадать и ждать от меня сюрприза, на каком канале я был выключен, на том и включусь (а за сетку вещания я не отвечаю и с этими вопросами не ко мне), – настроил себя на необходимый для просмотра лад и открыл на себя глаза телезрителя, в нашем случае тот, кто справа.
А наш наблюдатель, за то время, пока телевизионная картинка настраивала себя на свою чёткость и загляденье (каждый кадр жизни по своему эксклюзивен), мобилизовал в себе все свои зрительные силы, а также свой умственный со знаниями потенциал, – я технически мыслящий человек, не без памяти и веры в себя и одного человека, и в общем-то, всё, – и начал свой просмотр лежащей перед ним картинки нового мира, для которого он должен за это временное мгновение разработать и построить свою действующую модель.
И человек со скамейки, тот, кто взялся за свой тест, как и всякий зритель, начал свой просмотр лежащего перед ними мира с центральной его части, которая находится на самом виду, со входа в это монументальное здание «Мер и веса». – А название-то у него определённо знаковое, – рассудил с этого момента наблюдатель, – тебя, а точнее твой счёт, вначале обмеряют взглядом, а затем исходя из его веса и запишут в достойные внимания или презрения люди. А вот эти, точно вершители человеческих судеб. – Сделал примечание наблюдатель, заметив прибытие к отдельному входу люксового автомобиля. Далее нужно было немного подождать человека в современной ливрее, – в строгом костюме, с подвесным на шее бейджиком и само собой в белых перчатках без пылинки на них, – который откроет дверь этого люксового автомобиля, и тогда по очереди из него выйдут один в один похожие друг друга респектабельного вида господа, которых так роднит их презрительный взгляд ко всему этому миру.
И на этом месте можно было бы и оставить этих господ, живущих своим отдельным мирком, – ничего не поделаешь, такая уж несправедливая реальность этого мира, и если у твоих ног лежит целый мир, то ужимисто выглядит твой собственный мир, в котором ты можешь перемещаться и свободно в общении пониматься, – да вот только эти господа никуда не пошли, а остановившись там, на крыльце отдельного, бокового входа, решили поговорить о своём насущном и при этом, глядя не друг на дружку, а в сторону нашего наблюдателя.
Исходя из этого, отчасти удивительного и от другой части невероятного факта, наш наблюдатель счёл, что стал интересен для этих господ и как человек имеющий на всё про всё своё независимое мнение, да и к тому же он испытывал классовую неприязнь к господам, решил, что он просто обязан от воротить от них своё лицо. Мол, пусть знают, что и помимо их есть люди, заслуживающие для себя внимание. Да вот хотя бы вон тот человек труда, трудящегося на ниве экспресс доставки пиццы – наш наблюдатель перевёл свой взгляд на подъехавший и остановившийся на прилегающей к площади парковки фургончик с определяющим его род деятельности названием, откуда начал выбирать привезённое с собой в фургоне, молодой человек в униформе.