Исход. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика
Шрифт:
И при этом он определённо был застан врасплох этой зевотой, раз не успел ни отвернуться, ни прикрыть себя рукой. А как только понял, что ему этого не прикрыть, то выпустил мышцы своего лица на волю рефлексии и так в зевании закатился, что увидевшие всё это участники этого заседания, даже испугались на мгновение за свои инвестиции, которые этот Иван Павлович, имея такой размах в глотке и явно, что и аппетит у него хороший, запросто может проглотить в своей неуёмности рационального мышления.
И хорошо, что Иван Павлович быстро сообразил, что в этом зевающем деле всякая задержка может привести к непредсказуемым кроме ответной зевоты результатам. Ну а чтобы люди не сильно на всё это демонстрируемое тобой отвлекались, нужно перевести их внимание в сторону источника возникновения этого отвлечения – к господину Орлову.
– И что всё это значит? – обратился с вопросом к Орлову Иван Павлович, как будто он и так не знает.
А сама по себе зевота, это не просто твоя физическая рефлексия на совокупность внешних и внутренних факторов, за что её часто и принимают там, – этот человек глубоко мыслит, – где живут приземлённой, бесхитростной жизнью, и большого значения не придают скрытным знакам и посланиям, а вот здесь, в этом мире недоговорённостей, недомолвок и в той же умалчиваемой степени определённости, всякая мелочь имеет своё значение и знаковость. И этот зевок господина Орлова, кто слыл за человека незаурядного ума, – он сделал головокружительную карьеру, от финансового аналитика до вице-президента, и к нему не только прислушивались, а и приглядывались, явно чего-то опасаясь (и вот тут-то и раскрывается интерес Орлова к дяде племянника, кто владел немалой долей акций корпорации), – и ничего просто и за просто так не делает. И эта его зевота так прилюдно продемонстрированная, явно что-то да обозначает. А вот что, то это и предстоит всем тут разрешить.
При этом зевать вот так демонстративно на таких вот собраниях не каждый себе может позволить. Что указывает на то, что господин Орлов занимал одно из самых высоких положений в этом финансовом мире, среди людей с глобальными мыслями насчёт современного миро-построения, где без своей иерархии не обошлось.
Так на самой первой и низшей ступени этой иерархической лестницы, человек себя осознавший не простым человеком, а много чего могущий, склоняется к тому, чтобы чихать на всех и на этом он будь здоров живёт. Далее, при продвижении им к вершинам управления, он каменеет лицом и мыслями, и перестаёт понимать всех этих людишек, мельтешащихся у него под ногами. Ну а если ты человек всё-таки незаурядного ума, то ты на этой ступени своего развития не остановишься, и встряхнёшь с себя всю усталость и незыблемость своего миро положения, и пойдёшь дальше в своём, как минимум, самовыражении. Где вот такая скучающая зевота, а никак не сонная, как могли бы подумать поверхностные и приземлённые умы, есть проявление твоей умудрённости жизненным опытом, не без своего перенасыщения знаниями всего и вся. Меня, мол, уже ничем не удивишь, я всё это уже слышал и знаю, к чему всё это приведёт.
А вот к чему всё это приведёт, многим здесь на собрании людям совершенно невдомёк (кроме само собой Орлова), вот они и начинают не сводить своих взглядов с Орлова, который явно что-то такое важное знает, что всем может грозить в будущем, или по крайней мере, он сумеет с прогнозировать эту беду. Ну а то, что всех их людей при финансах ждёт непременно беда, то это даже не обсуждается, когда они привыкли жить в стрессовых ситуациях ежедневно, – ведь капиталы нужно сохранить и приумножить, а это уже большой стресс, – и ничего другого не ожидают хотя бы ещё потому, что именно ставка на беду, а лучше, конечно, на глобальную, приносит наибольшие дивиденды. И им лишь одно нужно угадать, в какой области человеческой жизни ожидается катастрофа, чтобы сделать в эту область жизнь свои вложения.
– Да вот есть у меня мысль, со своими параллелями. – Вальяжно развалившись на стуле, покручивая в руках ручку, под внимательными взглядами людей вокруг заговорил Орлов. – Если взмах бабочки в Токио иногда может вызвать дождь в Нью-Йорке, то, чем я хуже её. А если этот так, в чём я нисколько не сомневаюсь и если будет нужно, то я готов это обосновать с помощью теологических инструментов, то вот эта моя зевота, чем не основание, если не для дождя в Нью-Йорке (с этим делом и бабочки справляются), а скажем так, для чего-то более глобального. – Господин Орлов на мгновение задумался и, вдруг озарившись во взгляде, выдал такое, что сразу никто тут и не понял. – Например, для апокалипсиса! – чуть не подскочив с места, громко заявляет господин Орлов, в тоже мгновение вогнав всех находящихся здесь в конференц-зале заседателей в свой умственный, наполненный тревожностью мыслей ступор. Где самым распространённым вопросом вставшим колом в головах всех этих инвесторов был: Что он этим хочет сказать?! Неужели, нас всех ждёт чёрный понедельник, с катастрофическим падением рынков?!
Правда были и такие, кто смотрел на всё более шире, и они, задавшись вопросом: «А может торнадо прямо в самом городе, раз он упомянул бабочку?», посмотрели в панорамное окно, которое ограждало этот конференц-зал от уличного пространства на этой высоте поднебесья. А там вроде бы ничего такого не наблюдается, но всё равно не утешает этих людей, уже уверивших себя в том, что точно будет буря.
И хотя господин Орлов совершенно ни у кого не вызывал доверия, что, в общем-то, было свойственно всем этим, инвестиционного образа мыслей людям, где единственным, чем они не могли похвастаться, потому что не имели этого у себя в наличие, так это доверительностью отношений с окружающим миром, где даже и к самому себе часто не было никакого доверия («Слабохарактерный и малохольный ты, Гриша, – обращался к примеру один из этих инвесторов к самому себе, – ведь дашь же слабину, если тебя в не трезвом виде о чём-то попросит девушка, сама сладость и желание. И не сомневаюсь в этом. – Всегда честен с самим собой этот Гриша, вынужденный признать в себе всю эту слабохарактерность»), всё же в таком деле, как инвестирование, нужно быть чуть-чуть ипохондриком и нельзя быть в чём-то до конца уверенным. Ну а то, что к Орлову нет никакого доверия, то это из той же пьесы.
Так что вполне вероятно, что на этот раз Орлов не от делать нечего нагнетает на них не уверенности и проявляет пессимизм, что ему всегда было свойственно, а для всего этого пессимизма есть все свои основания быть – вон какая во всём финансовом мире стагнация и все ведущие финансисты, скрепя зубы начинают признавать, что прежняя система финансового сосуществования идёт к своему слому и у них не осталось уже никаких инструментов, чтобы как-то повлиять на волатильность рынков и выйти в плюс. В общем, все упёрлись в невидимую стену и не знают, что дальше делать. А может у Орлова есть какой-то инсайд, о котором он так по своей глупости проболтался. И всем сейчас впору думать не о своих прибылях, а о том, как бы сохранить то, что у них есть и на чёрный день отложено в домашних и банковских хранилищах.
Ну а как только эта мысль пришла в голову всем этим инвесторам, людям всегда очень отзывчивым к разным страхам и опасностям для своего благосостояния (они все были отчасти параноиками), то тут-то их мысль заработала в этом направлении своей подготовленности к этому катастрофическому событию и своему спасению.
– Золота по моим расчётам на первое время должно хватить. – Быстро сообразил на счёт возможных катаклизмов на рынках и глобальных катастроф в человеческом плане всё тот же Гриша, человек с большим воображением и хитростью мышления насчёт своего спасения на этом и на том свете. Где для спасения на этом свете он больше рассчитывал на свои вложения в физические ценности, а на том свете он рассчитывал на свои обширные связи, которыми он обзавёлся на этом свете. А так как он никогда не клал яйца в одну корзину, а это в его случае значило, что он на всякое своё попадание в будущем рассчитывал, то он обзавёлся связями из разных слоёв человеческой жизни. Так что попади он в рай или ад, то и там, и там, у него будут знакомые, кто за него слово замолвит перед теми, кто там всё за всех решает.
– И что вы, Григорий Пантелеймонович, можете за себя сказать? – обратится к нему с вопросом Пётр из небесной канцелярии, пытаясь путём невинного слова подловить Гришку на его гордыне и самолюбии. А Гришка ещё в чистилище навёл справки у людей знающих, что здесь как и почём. И Гришка само собой не ловится на эту ловушку, и он с видом человека ко всему готового, смиренно говорит. – А что я могу о себе сказать, кроме одной нелепости. А вы, если вам это насущно нужно знать, пойдите и спросите у людей здесь уже определённых своим благочестием, проявленным ими при земной жизни, что я за человек такой. И достоин ли я райской жизни.
Ну а Пётр, конечно, всяких людей и людишек на своём посту повидал, и знает все их хитрости и на что они готовы, чтобы попасть в рай (на самую подлость и обман). И Пётр крепко так посмотрел на Гришку, и многозначительно ему так сказал. – А мы спросим. Думаете, что не спросим. – А Гришка молчит и ничего не отвечает, понимая, что этот придирчивый ко всякому греху в тебе и погрешности Пётр, – как будто и сам без греха сюды попал, – только и ждёт от него ответных возражений. Ну а Пётр, видя, насколько тёрт этот калач Гришка, заходит с другой стороны к нему. – И кто за вас слово может замолвить, а может быть и во всеуслышание заявить?