Исход. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика
Шрифт:
– М-да. – Многозначительно так сказал Емельян, а сам в этот момент принялся оглядываться по сторонам на предмет понимания того, кто его тут окружает. А окружают его, как Емельяном сейчас выяснилось, самые достойные люди, всё сплошь коллекционеры, видные авторитеты в мире искусства и само собой сэры. Где ближе всех к нему оказался самый привередливый и придирчивый к новоиспечённым миллионщикам, стремящимся к признанию и легитимизации себя среди аристократии старого света, сэр Гарольд Дендервильский, само собой герцог и по одной из бастарских линий, претендент на королевский престол.
– Месье Емельян, – с первых
– Я не мог не заметить, что вы более чем выразили свою заинтересованность в этой картине. Так что же вас в ней так привлекло? – с отточенной до изысканности плотоядной улыбкой спросил сэр Компот Емельяна. У которого при виде всего этого отточенного ханжества сэра Компота только руки чешутся и ничего больше не думается, как только их почесать об эту улыбку сэра Компота.
– А вот скажите, сэр Компот (прозвучало, конечно, сэр Гарольд, но Емельян так этого сэра ценил, что в его не йоркширском выговоре, так и проскальзывали эти компотные нотки), – повернувшись к сэру Компоту, обратился к нему Емельян, хороший товарищ, хоть и коммерсант с некоторых пор, но уж точно не месье, кого он вообще не понимает, – что было использовано для создания этого картинного шедевра?
– Что вы имеете в виду, месье Емельян? – явно специально с первого раза не понял Емельяна сэр Компот. Чтобы значит, указать ему на непреодолимую пропасть между своим и его интеллектом и менталитетом, типа нечего и думать вам, простолюдин и чуждый для нас человек, Емельян, о том, чтобы быть нам, аристократам, ровней, а также ещё раз подчеркнуть и заметить Емельяну, что он для сэра Компота всегда будет месье.
За что Емельян при других обстоятельствах давно бы вынес всё это разумение из головы сэра Компота кулаком, но как говорилось выше, сейчас обстоятельства не те, и Емельян, еле совладав с собой, решает повториться.
– Что и какой инструмент был использован для этой создания этой картины? В общем, что он в неё вложил. – Задал вопрос Емельян. И на этот раз сэр Компот вопрос понял, но при этом сделал такой удручённый на Емельяна вид, показывающий, как он совершенно не понимает таких несознательных в искусстве людей, как Емельян.
– Чтобы создать такую картину нужны превосходные краски, полотно и знание человеческой природы. – С невероятным пафосом сказал сэр Компот, свысока посмотрев на никчёмного Емельяна.
А Емельян видимо настолько приземлённый человек, что его совсем не пронимает трагизм своего существования, на который ему так на прямую сейчас указывает сэр Компот. И Емельян, вместо того чтобы покаянно себя вести и во всём начать слушать светоча нравственности, сэра Компота (для начала нужно перестать его так называть), берёт, и с пренебрежением,
И понятно, что сэр Компот, услышав такое кощунство в этих стенах, чуть не поперхнулся пуговицей с рукава своего костюма, которую он на эмоциональном подъёме откусил и чуть было ею не закусил своё нервное состояние. И что самое постыдное для сэра Компота, и что он себе до конца своих дней никогда не простит, так это то, что он не смог себя повести выдержанно, со всей своей невозмутимостью. А он вместо всего этого, чем всегда подчёркивался его аристократизм, повёл себя эмоционально не воздержанно, попытавшись доказать этому хамлу Емельяну, – это он уж понял только потом, – недоказуемое.
– Художник в свою картину душу свою вложил. И в этом её главная ценность! – На повышенных тонах заявил сэр Компот, сверкая в ярости своими глазами.
А Емельяна ничуть такая ярость в глазах сэра Компота и выбранный им тон для своих объяснений не тревожит, и он как стоял на своём, так и продолжал упорствовать. Но при этом он начал себя вести более развязно по отношению к сэру Компоту, который совершенно не давал для этого повода.
Так Емельян, повернувшись к сэру Компоту напрямую, прямо на его глазах принялся загибать пальцы на своей руке, приговаривая. – Значит, я так всё это дело понимаю. – Емельян, явно пользуясь моментом, где сэр Компот был застан врасплох своим неблагоразумием, посчитав и не пойми с чего, что сэру Компоту может быть интересен кто-то другой, кроме него самого, завёл речь о своём понимании.
– Этот художник потратил три копейки в не доминированных рублях на краски и кисточки, ну и ладно чёрт с ним, копейку на холст. Затем нарисовал на холсте то, что ему, а не нам, его зрителю, было по душе. И за всё это в итоге затребовал нас раскошелиться не на свою себестоимость, тьфу, на те же три копейки, плюс затраты на свою производительность, а на самую что ни на есть астрономическую сумму. И знаете, как всё это называется? – жёстко так задался вопросом Емельян к сэру Компоту, однозначно имеющему отношение к формированию этой окончательной цены за картину (свою толику процента). А сэр Компот сейчас только одно знает, он может получить в зубы при попытке обосновать заявленную цену в качестве разумной. И поэтому, наверное, сэр Компот стоит и помалкивает, отлично зная, насколько дороги в их стране услуги дантистов.
А Емельян, видя, как смирен стал сэр Компот, как человек не особой жёсткости и. в общем-то, не злопамятный, отлегает от своих намерений насчёт сэра Компота, которого, если честно, то проучить бы не мешало, и делает небольшое отступление в деле своего ответа на свой же вопрос. – А насчёт того, что он вложил свою душу и художественное умение в свою картину, а это и есть её основная ценность, то это всё на самом деле есть иллюзия, которую мы сами и принимаем за чистую монету, и в зависимости от нашей дурости платим. Так вот, сэр Компот, – Емельян уж совсем распоясался, позволяя себе такое запанибратское отношение к сэру Гарольду Дендервильскому, где он ухватил его за пуговицу пиджака, представляющую его и являющуюся его неотделимой частью.