Исход. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика
Шрифт:
А сэр Компо…то есть Гарольд, и поделать ничего не смеет, так он ошарашен этим к себе позволением со стороны Емельяна, который определённо на этом не остановится и попробуй только сэр Компот дёрнуться, то он точно потеряет одну видную часть от своего костюма, а именно пуговицу. А это уже не первый предмет из его костюмного ансамбля, который он теряет от этой встречи. И понятно, что сэр Компот не может себе позволить такие большие траты, и он стоит и не шелохнётся, будучи полностью во власти Емельяна, с кем он сейчас находится в столь натянутых отношениях.
А Емельян, может быть, как раз и хотел, чтобы сэр Компот, наконец-то, сорвался на нервный крик и заодно с того крючка, на который он его подцепил, но раз такого
– Да, сэр Компот, – как бы озадачился Емельян, наткнувшись на некую мысль, как из его прозвучавшего вопроса можно было понять, подразумевающую, что у сэра Компота нет никакого образования, а всё в нём только напускное, – а что вы заканчивали? – с таким видом Емельян спрашивает сэра Компота, как будто об этом сэра Компота и не нужно спрашивать, когда по его глупой и унылой физиономии и так всё видно – сэр Компот только с виду образованный, тогда как на самом деле, он знать не знает счётной и какой другой грамоты, по причине врождённой и заложенной в него его аристократическим воспитанием самоуверенности – вести какой либо счёт не его уровень и считаться с кем бы то ни было, его недостойно.
И может быть так всё и было, но не может же сэр Компот признать вслух правоту какого-то Емельяна, и сэр Компот с видом человека, у которого задеты самые его высокие чувства, чувства собственного достоинства в данном случае, со свойственной себе эпичностью заявляет. – Оксфорд.
А Емельян, что за человек такой неугомонный и невыносимый, начинает со всех сторон озирать сэра Компота, которому от такой навязчивости взглядов на себя Емельяна становится не по себе и хочется заметить Емельяну, что так признательно в приличном обществе себя не ведут. Но сэр Компот не успевает сделать это назревшее заявление, так как Емельян его опережает своим новым, потрясшим сэра Компота до глубины своих лайкровых колгот заявлением. – Что-то не похоже. – Вот так, во всеуслышание огорошивает всех вокруг Емельян, с хитрым прищуром глядя прямо в ноздри вздёрнутого верх носа сэра Компота.
И сэр Компот, а также все вокруг влиятельные господа из того самого закрытого клуба самых влиятельных людей, и понять ничего не могут за Емельяна, а также за сэра Компота, то есть Гарольда, который им всем был как брат, а тут такое о нём вдруг выясняется, – сэр Гарольд самозванец. И теперь все с открытыми навыкат глазами, а кто-то (сэр Компот) и с открытым ртом, стоят и ждут от Емельяна объяснений.
А Емельян не считает себя обязанным кому-то ни было объяснять, что он имел в виду, так сэра Компота сокрушая с его постамента непререкаемого авторитета, а он продолжает продвигать свою мысль. – А там говорят, не плохо учат арифметики и экономическим дисциплинам, раз стоимость обучения там таких бешеных денег стоит. Есть такое? – Емельян обращается с вопросом к сэру Компоту. А тому ничего другого не остаётся делать, как поддакнуть Емельяну: «Есть такое», а иначе подозрение насчёт его необразованности, получив для себя новые факты, укрепится в сознании других сэров, уже косо на него посматривающих со стороны.
– Так вот, маржа в случае со всеми этими художниками выходит просто фантастическая. – Емельян продолжил свои рассуждения. – А в каких случаях она бывает такая запредельная? – задаётся вопросом Емельян и сам же на него отвечает. – Всё верно, в спекуляционных. А всякая спекуляция, это подлог реального положения вещей своей
– А ведь и в самом деле, мы там, в этих художественных галереях, платим, в общем-то, за иллюзию. И только ли там? – вопросил себя Иван Павлович, глубоко задумавшись.
– Собрать воедино всю ту значимость, которую создаёт иллюзия, и которая для каждого индивидуума олицетворяет его самую заветность, за которую он готов отдать свою душу, своего рода концентратор желаний, излучающий иллюзию, – а это и есть точка сингулярности в области творения, где в своей кульминационной точке накопления творческого потенциала, происходит творческий взрыв и рождение шедевра, – и, завладев человеческими умами, творить. И это не иллюзия, а самая что ни на есть реальность. Кому она видится в виде того же художественного шедевра, кому-то в виде любви, а кому-то… – Иван Павлович на этом месте задумался. – Надо провести эксперимент. И участвовать в нём должен тот, кто реалист из реалистов, считающий, что он сам создаёт эту реальность. – Иван Павлович покосился в сторону Орлова и задержался на нём изучающим взглядом.
Когда же им посчиталось, что он всё для себя увидел и решил, он вернулся к происходящему в кабинете для совещаний в широком составе. Где сейчас всё внимание и все вопросы также были обращены в сторону Орлова.
Но вот что на самом деле задумал этот господин Орлов, во многом непредсказуемый для этого совета директоров человек, оттого он и ходил в вице-президентах, а не президентах, от кого ждут как раз предсказуемости, то этого никто из совета уразуметь не смог. И когда все покинули конференц-зал со всем этим непониманием Орлова, а там остались сам Орлов и Иван Павлович, то последний проводив последнего члена совета до дверей, дождался, когда дверь за ним закроется, после чего посмотрел на Орлова и с долей ехидства во взгляде спросил Орлова. – А может аукнется?
Орлов, давно уже занявший своё прежнее положение за столом, со своей вальяжностью сидения, внимательно посмотрел на Ивана Павловича и не согласился с ним. – Нет, зевнётся. И здесь принципиальная разница. – Продолжил он. – Что есть аукнется? Это производная от «Ау», то есть поиск, найти. А что такое есть зевота? Это тоже отчасти свой поиск. Но только не во внешних пределах человека, а в его внутреннем копании себя, в его внутренней компоненте. И это не потерявшаяся частность, а это куда глобальней для человека. Поиск себя и своего значения, определяет его жизнь и будущее. И можно сказать, что скука, чьим физическим выражением явилась зевота, наряду с ленью является локомотивом человеческого движения вперёд, ещё называемым прогрессом.
– Ну, ты и загнул. – Усмехнулся Иван Павлович.
– Таковы реалии нашего мира и другого не дано. Так что, ты готов искать? – С полной серьёзностью умозаключил Орлов.
– А что искать, когда и так всё ясно. – С прежней иронической невозмутимостью ответил Иван Павлович. – С какого места начал свой взлёт стартап, на том месте он и замкнётся. То есть на тебе. – Пронзительным взглядом посмотрел на Орлова Иван Павлович. И теперь в нём и не было никакой возможности усмотреть какой-либо несерьёзности, взгляд Ивана Павловича был неумолимо холоден и жёсток.