Искатель. 1970. Выпуск №3
Шрифт:
Но я остался стоять, не отходя от него: рядом с ним мне было легче. И он рассказал мне свою жизнь. Я знаю ее теперь, как свою собственную.
До 1908 года она была ничем не удивительна. Он родился у вас в России, на реке Волге, в городе, который зовут Саратов. Родители его были люди обеспеченные, и он учился в Петербурге (теперь этот город носит великое имя — Ленинград) в горном училище над Невой. Ни о чем особенном он не мечтал: он просто хотел стать минералогом; ему, говорил он, нравились драгоценные камни…
В 1908 году он решил попутешествовать. Какой-то профессор посоветовал ему, между прочим, посетить Крайну и Далмацию, эти обетованные земли Геологов, страну таинственных пещер и рек, внезапно исчезающих под землею. Он послушался — и с этих пор жизнь его, подобно этим рекам, нырнула в иной, удивительный мир.
Через год он поселился в Италии, где-то около Тремоли. Он перевел в итальянские банки большую часть средств, доставшихся ему после смерти родителей, и в течение тридцати лет не думал, не слышал, не хотел знать ни о чем другом, как о своих подземных реках.
Странный он все же был человек (я не знаю, жив ли он, кэптен! С ума можно сойти, если он погиб!). Он не только изучал эти реки, как изучают их другие, он задался безумной целью — плавать по ним. Он забыл обо всем другом. Его родина ждала его, он это знал, но не хотел возвращаться к ней с пустыми руками.
В 1926 году была построена в Италии, в Турине, по его чертежам и в великой тайне крошечная подводная лодка, рассчитанная на двух человек. А год спустя, в 1927-м, он женился. Ей было девятнадцать лет. Она была шведкой или латышкой, случайно приехавшей, с родителями на модный курорт в эти места. Не знаю, как и что соединило их; только она отдала свою жизнь и свою душу ему и его рекам.
Год спустя его лодочка (он назвал ее «Протей»; есть, оказывается, такое животное, обитающее в подземных водах) впервые вышла в плавание. Это было двенадцатого августа. А еще через шесть дней она нырнула в огромное отверстие Млетского устья, и тьма подземного мира надолго сомкнулась над ней.
Десять долгих лет шаг за шагом этот человек, не делясь ни с кем ни словом, не публикуя ни единой строчки о том, что он видел, обследовал свою заветную реку, «Новую Волгу», свои владения.
Сначала это были короткие, робкие вылазки, опасливые нырки в глубины земли. Потом они становились все смелее и шире.
Шесть месяцев в году он плавал, шесть — обрабатывал добытый материал дома. Все один, всегда и во всем один, с единственной верной помощницей…
В 1938 году пришел наконец тот успех, о котором он мечтал. Войдя в июне в то же Млетское устье, он в июле всплыл рано поутру посреди Дуная. Всплыл на один-единственный миг, только чтобы испустить в рассвет крик торжества и тотчас снова уйти под землю.
— Я не хотел, Баллард, — говорил он мне, — я не имел права выдавать себя на половине пути. Я мечтал о том, чтобы подарить человечеству и моей родине новый мир изученным и описанным до конца, до предела. Да, я был гордецом, и судьба жестоко покарала меня за эту гордыню. Ну что же? Так было нужно, Баллард!
Кара и верно была не легкой, кэптен! Жена Старика в те дни торжества была беременна. Рождение ребенка ожидалось через два или два с небольшим месяца, по возвращении домой. Но еще на пути туда она почувствовала себя нехорошо: сказалось утомление или случилось что-нибудь другое — русский не коснулся причин.
В момент появления лодки среди Дуная молодой женщине сделалось совсем плохо. Нужна была, по-видимому, помощь врача и притом немедленная. Но эти двое безумцев, двое фанатиков решили плыть обратно. Еще бы: высадка на берег разоблачила бы их тайну, раскрыла бы ее преждевременно! Разве на это можно было пойти? И вот лодка ушла в глубину. А результат? Я видел этот результат: маленький темный крест на белой полоске песка, под трехсотметровой толщей камня, за сотни миль от малейшего звука, от самого слабого лучика света, от ничтожнейших проявлений жизни.
Вечно пустой, вечно прохладный серебристый полумесяц берега, вечное дуновение легкого ветра, дующего всегда в одну сторону, с востока на запад… Ничего более торжественного, страшного и скорбного не мог бы вообразить себе никакой романист, ни один художник! И посреди этого — высокий пожилой человек, без слез опускающий в неглубокую яму два безжизненных тела — молодой женщины и недоношенного ребенка! Ах, дорогой кэптен! Я простой солдат моей родины, грубый томми-йоркширец. Вайолт — девушка, прошедшая суровую жизненную школу. Хризич и его молодцы — нужно ли говорить о них? Что они видели и пережили за последние годы! Но я не стыжусь: там, в этой бездне, гнетомые стремлением скорее вырваться из нее, гонимые борьбою за жизнь, мы не удерживали своих чувств. Да, я плакал, кэптен, а Вук Хризич приказал своим сербам дать три залпа в воздух, пока темный крест еще виднелся за нами в бледном луче кормового прожектора. Он никому не смотрел в глаза, старый вояка. Русский же — он и тут был как каменный.
— Я не хотел, Баллард, — сквозь зубы сказал он мне полчаса спустя, — я не хотел раскрывать людям своей тайны, прежде чем сам не овладею ею. Я хотел принести ее моей родине — России. Может быть, вы скажете, что я был плохим русским: я много лет жил на чужбине, обуреваемый своею страстью. Но я делал это для России. Ну что ж? Если позволит судьба, теперь моя страна получит этот дар — мое открытие…
Похоронив жену, он вернулся домой одинокий, но не сломленный. Год он обрабатывал свои материалы. А потом… А потом все пошло вверх дном: война неистовствовала. Крик Муссолини по радио. Адриатика в огне. Гитлеровцы на Балканах!..
В сорок первом году инженер Саосерски понял, что не разглашение, которого он боялся, а другая, худшая опасность грозит его тайне: что, если ее захватят фашисты?
Он думал недолго. Двадцать восьмого июня вилла Плутония, его обитель, сгорела. Местные газеты писали: «Море огня уничтожило коллекции и документы русского геолога…»
Да, но его рукописи не сгорели, Он спрятал их — я не знаю где! Пожар виллы был лишь необходимой жертвой.
Но враги, очевидно, о чем-то знали или догадывались. Неделю спустя в его номер в гостинице постучали. Вошедшие не были итальянцами; они говорили по-немецки… Они предъявили ордер на арест, составленный на двух языках. Русский инженер исчез из Италии… И только через три года маленькая «Зета» среди далматинских островов наткнулась на рыбачью лодку, в которой истощенный Старик греб на запад… Остальное вы знаете…