Искатели Абсолюта. Абсолютная буря
Шрифт:
– За тебя? – призрак расхохотался. – Нет, Аэр, не за тебя они отдавали жизнь, а за всех тех, кто зовёт Шагрон своим домом. Они почитали это своим долгом и исполнили его. А вот ты о долге позабыла. Так, может, хоть теперь вспомнишь и сделаешь так, чтоб их жертвы были не напрасны? Если не ради Шагрона, то хотя бы ради своего дракона.
Я поспешно закивала, хоть и понимала – в словах призрака, пусть и с благими намерениями, были искусно смешаны правда и ложь. Да, у Вайса, Константина и даже Кана наверняка были не только личные причины спасать меня. Но Влад… Он, поставив мою жизнь выше своей, руководствовался лишь одним, истинно драконьим мотивом – защищал свою ta’ane.
И я не знаю, поможет ли ему драконья кровь, если в Шагрон, привлечённые моей смертью, явятся карги.
Конечно, нельзя сбрасывать со счёта, что призрак мог и солгать ради того, чтоб удержать меня от необратимого шага к потусторонним берегам. Но если и так, он хорошо понимал, что делал – потому как теперь я не могла позволить себе сдаться. Если драконий оборотень и впрямь каким-то чудом выжил в том бою, я не смогу обречь его на ещё одну смерть – на этот раз вместе с родным миром.
***
Миражи больше не появлялись. Они, словно напуганные неудавшейся ловушкой потусторонних берегов, теперь трусливо прятались за туманом, не рискуя приближаться. Они выдавали себя изредка взблёскивающими разноцветными искрами, но больше никаких признаков их близости видно не было.
Призрак, удостоверившись, что теперь я точно вознамерилась вернуться в мир живых, нёсся вперёд, и я едва поспевала за ним. Мне казалось, что туман уплотнился и насквозь пропитался липкой влагой, отчего дышать в нём с каждым шагом становилось всё трудней. Ноги налились тяжестью, тело полнила усталость. Я терялась в догадках, откуда она взялась. Может, её появление – признак близости к Шагрону? Мне хотелось надеяться на это, но тревожные взгляды, что время от времени бросал на меня призрак, подсказывали – причина в другом.
От нехватки воздуха кружилась голова, перед глазами мелькали тёмные пятна. Каждый шаг давался всё тяжелее и тяжелее, ещё немного – и я просто не смогу идти.
Я не успела даже задуматься над тем, что стану делать, если сил совсем не останется. Колени внезапно подогнулись, твёрдая поверхность, спрятанная под слоем тумана, рванула мне навстречу. Падение отозвалось болью, такой неожиданной в этом удивительном месте, такой… настоящей. Привычной и в то же время уже давно забытой.
На самой грани слуха, прорвавшись сквозь ватную тишину в ушах, послышался какой-то звук. Безликая тень метнулась ко мне, но разглядеть её не удалось. Я попыталась было отползти в сторону, подняться, но тело лишь судорожно дёрнулось, вялые мышцы отказались мне подчиняться. Серость вокруг сменилась чернотой.
– Аэр! – ворвался в неё перепуганный голос.
Левую руку обожгло, словно в неё вонзилась молния, сжигая кожу и заставляя кипеть текущую по жилам кровь. Боль была настолько сильной, что я едва не заорала.
Но от неё, обрушившейся внезапно, словно лавина, прояснилось зрение. Я скосила глаза на руку – чистая доселе кожа медленно покрывалась ветвистыми, сочащимися прозрачной липкой жижей ожогами.
– Что это? – испуганно спросила я.
– Твоё тело умирает, – грустно сказал призрак.
Я глазами указала ожоги.
– А это откуда?
– Ты не помнишь? Ты поймала молнию Талиссии, царственной сестры, высшей над высшими.
– Это та черноволосая дылда? – уточнила я, припоминая холёное лицо рослой – на целую голову выше её спутника, – женщины с радужными глазами и замашками повелительницы всего и вся.
Призрак кивнул.
– Почему же они раньше не появились?
– Тело недолго может существовать без души. Нить, что связывает тебя с ним, слабеет, волокна её рвутся. И с каждым таким разрывом ты будешь получать метку, отражение настоящей раны. И чувствовать её будешь тоже вполне по-настоящему.
– А что случится, когда они все проявятся?
– Ты умрёшь – там, – вздохнул призрак. – А здесь станешь такой же, как я. Раны будут появляться в обратном порядке – от свежих к самым старым. Так что будь внимательна, Аэр. Если мы не доберёмся до Шагрона до того, как на твоих руках станут видны шрамы от зубов акмана…
Он не договорил – словно боялся, что произнесённые слова каким-то образом сделают мою смерть неотвратимой.
– Ну, молниями меня не убить, – храбрясь, отмахнулась я. – Только болит сильно. Ладно, потерплю, не впервой. Сейчас, встану – и пойдём дальше.
Сказать оказалось несравнимо проще, чем сделать. И всё же, упрямо сцепив зубы, я встала и на заплетающихся ногах побрела за призраком.
Следующая рана – вывихнутое плечо, – проявила себя довольно скоро. Мой провожатый с сочувствием смотрел, как я вновь поднимаюсь после повторной круговерти вспышек, и вся его поза выражала отсутствие надежды на удачный исход дела.
«Вот ещё, – зло подумала я. – Не стану я больше сдаваться. Вот уж не теперь».
И вновь заставила себя подняться и идти.
До появления очередной раны прошло, по моим ощущениям, довольно много времени, и на этот раз боль была не жгучей, как от ожога, и не тупой, как от вывиха. Она была острой и рваной – точь-в-точь как нарочно иззубренное лезвие мясницкого тесака, которым палач Вельха резал мне лицо во время допросов в башенных застенках. Я судорожно постаралась припомнить, ломали ли мне ноги на том, последнем допросе. Если да, то следующая рана станет для меня концом. Или же мне придётся попросту ползти, подтягивая себя руками. По крайней мере до тех пор, пока не дойдёт очередь и до них.
Дальнейший путь остался в моей памяти разрозненными обрывками. Боль в раздробленных рёбрах, затем снова в руках. Ожоги, только теперь не от молний, а от раскалённых палаческих инструментов. Боль от содранной до мяса кожи, просто боль – это когда Вельх на допросах использовал магию.
А потом всё-таки наступил черёд ног. В пыточной магистра их ломали медленно, сознательно сдерживая силу, чтоб причинить максимум мучений. Но сейчас всё произошло в один миг, словно и не ноги это были, а тонкие лучинки. Под аккомпанемент громкого хруста и собственный вопль я повалилась на землю, и с этого момента всё происходящее превратилось для меня в мучения, которым не было ни конца, ни описания.