Искушение богини
Шрифт:
– Там не должно быть никаких стен, ничего тяжеловесного, камень постройки должен сливаться со скалой, чтобы с первого взгляда казалось, будто они одно целое.
– Но она думает о пещерном святилище, глубоко в недрах горы. Как же соединить его с храмом?
– Это уже моя задача. Пока я предлагаю нам с тобой сходить туда и изучить все на месте, а я потом сделаю чертежи и покажу их ее высочеству. Где ты остановился?
– В моей старой конуре, рядом с главным инженером.
– Слишком далеко отсюда. Нам надо будет постоянно встречаться. Посмотрим, может быть, я смогу устроить тебя здесь.
Бения взглянул на друга с любопытством, но ничего не сказал. Эта уверенность была ему в новинку, как, впрочем, и эти покои, и этот раб, и это добротное ложе в крохотной спальне. Но взгляд Сенмута остался прежним, оценивающим и пристальным, не изменилась и чудная, медленно загорающаяся улыбка. И Бения подумал, что, судя по всему, его ждет жизнь, новая во всех отношениях.
Они посетили место будущего строительства, где долго вглядывались в скалы, изучая долину со всех возможных точек зрения, но окончательный план в голове Сенмута так и не созрел, и с Хатшепсут он виделся в последний раз еще до похорон ее матери. Дважды он ходил в долину один, побродить в поисках вдохновения, и раз видел царевну издалека: с головы до ног укутанная в белое, она сидела на самом солнцепеке, обхватив руками колени и уткнувшись в них подбородком, а нубиец держал над ней зонт. Но если она его и заметила, то не подала виду. Казалось, она сосредоточенно рассматривает что-то вдалеке, и вид у нее при этом был отсутствующий, так что он предпочел тихонько уйти, не нарушая ее уединения. У него еще будет время посоветоваться и обсудить с ней свои планы. Удаляясь, он чувствовал, как солнце бьет ему в спину и кровь мощно бежит по его жилам. Времени хватит на все. Он часто ходил на плац, где упражнялся в метании копья и стрельбе из лука, надеясь, что она промчится по кругу на колеснице. Он научился без промаха бить по цели, его запястья стали мускулистыми, а она все не приходила.
Глава 10
В последний день месяца Апап, когда Нил в очередной раз превратился в озеро, покрыв собой всю землю, так что зимнее небо гляделось в него, как в зеркало, Тутмос послал за Хатшепсут. Торжества по случаю дня ее рождения остались позади, теперь ей было пятнадцать, и она быстро становилась тем, чем обещала стать в юности. Она упрямо не расставалась с набедренными повязками, которые носила в детстве, но бедра ее с тех пор округлились, а любимые ею драгоценности украшали полную красивую грудь. Она носила распущенные волосы, презрев многочисленные парики, стоявшие на болванках в ее спальне, зато постоянно меняла обручи из золота, серебра и электрума, которые составляли ее головной убор. Отцовский призыв настиг ее в доме Нозме, с которой они вместе вспоминали былые дни, покойную мать Хатшепсут и играли с кошками. Но посланник глядел и говорил торжественно, и царевна нутром почуяла, что ее ждет не обычная встреча.
Каждый вздох фараона предвещал перемены, и весь дворец беспокойно ежился на сквозняке. Время года было нехорошее. Всем досаждали москиты, на ребятишек, которые вечно путались под ногами, напала хворь. Фараон опять был не в духе, и даже его личные слуги, которые помогали ему одеваться, с опаской прикасались к своему господину, ибо он весь, казалось, состоял из натянутых, как струна, нервов и больных мест. И только царевич короны шутила и смеялась, пока все ждали, когда разразится буря и снова можно будет свободно дышать.
Но на этот раз Тутмос замышлял вовсе не грозу. Он приветливо встретил Хатшепсут, поцеловал ее, придвинул к ней подогретое вино и лакомства. Но она опустилась на краешек стула и сидела, не сводя глаз с его лица, а он, уперев руки в бока, встал перед ней.
– Новый год приближается, – заговорил он, – а вместе с ним грядут перемены. Довольно тебе быть царевичем короны, Хатшепсут. Такой титул годен только для ребенка, а ты больше не дитя. Я устал, и мне нужна поддержка регента. Мы поедем путешествовать, ты и я, это будет официальная поездка по стране. Я покажу тебе твое царство во всей его славе, чтобы ты могла наконец оценить, какой бесценный дар бог отдает в твои руки. А когда мы вернемся, тебя коронуют наследницей.
– Ты что, собираешься взять меня в жены, отец? Все дело в том, что моя мать умерла, и тебе не хватает женщины царской крови, чтобы удержать трон?
Он расхохотался, и это ее разозлило.
– Что смешного, вполне естественный вопрос! Сколько раз мне твердили, что стать фараоном можно, только женившись на женщине определенного происхождения, а раз ты, мой отец, оказался воистину бессмертным, я и решила, что ты хочешь жениться на мне.
– Неужели ты думаешь, что для укрепления моего права на престол мне нужна еще одна жена? Мне, фараону, который держит Египет в своей власти почти целый хенти? Нет, моя дорогая Хатшепсут, в таком браке необходимости нет. Просто я хочу переложить на тебя часть работы. Я обещал двойной венец тебе, и ты его получишь, но с ним и множество забот в придачу. Ты готова?
– Я уже много месяцев готова, – вспыхнула она, – это могущественный фараон все пыхтел, точно горшок, который никак не закипит. Но я в тебе не сомневалась. Именно ради этого мига Амон и послал меня на землю. Ты сам говорил мне это, и в глубине души я знаю, что это правда. И я буду хорошим правителем. Это я тоже знаю. Он опустился на стул рядом с ней.
– Ты рождена для этого, Хатшепсут, как Инени был рожден строить, а пен-Нехеб – воевать. Но я хочу предупредить тебя, что не все обрадуются, когда я объявлю тебя наследницей, а в случае моей ранней смерти тебе наверняка придется столкнуться с людьми, которые будут требовать исполнения буквы закона.
– Фу! Старики, корпящие над книгами, которые давно иссушили в их жилах кровь! Главное, что армия на твоей стороне, а значит, и на моей, так кого еще мне бояться?
– Ты меня удивляешь. Разумеется, со стороны армии тебе страшиться нечего. Солдатам всегда будет нравиться царевич, который может метнуть копье из мчащейся колесницы и поразить цель. А о Тутмосе, своем брате, и о жрецах Амона ты подумала?
– А что о них думать? У Тутмоса честолюбия не больше, чем у блохи. Дай ему женщин и еды побольше, и он будет лежать спокойно. А коварного Менену ты давно выгнал.
– Да, но среди жрецов наверняка найдутся такие, которые будут опасаться, что под властью женщины страна утратит былую силу, вражеские набеги начнутся вновь, а кефтиу, ку-шиты и девять лучников перестанут платить дань, наполняющую ныне карманы жадных слуг бога. Они будут служить Тутмосу, пока не поймут, что не всякая женщина так страшится ратного труда, как он.
– И что же мне делать?
– Принять из моих рук корону и трудиться бок о бок со мной. Изучить все тонкости искусства правления, чтобы, когда я умру, ты смогла в зародыше задушить попытку мятежа, – а в том, что она будет предпринята, я не сомневаюсь.
Она порывисто встала и заходила взад и вперед.
– Тогда это будет нелегко. Наконец-то я начинаю понимать, чего так страшилась Неферу, хотя ей и в самом страшном сне не привиделось бы, что когда-нибудь я сяду на трон Египта.
Она рассмеялась и протянула вперед руки:
– Я буду царицей. Нет, больше чем царицей. Я буду фараоном!
– Только после того, как я займу место рядом с богом, – напомнил ей Тутмос, забавляясь, – а к тому времени бремя власти может наскучить тебе настолько, что ты сама станешь бегать за Тутмосом, предпочитая мягкое супружеское ложе жесткому царскому трону.