Искушение святой троицы
Шрифт:
— Сейчас она чихнет! — закричал Дима отчаянно. — Прыгаем, балбесы!
В следующую секунду он бросился в пасть Головы и исчез в ней, не выпуская футболку из рук и не успев даже увидеть торцовую стену, которая за это время успела приблизиться почти на метр.
Леша решился. Он рванул к Голове в тот самый момент, когда она начала со свистом всасывать в себя воздух, открывая огромную пасть — пыль из Диминой футболки забилась ей в нос. Лешины ноги мелькнули у нее во рту и пропали; он кубарем полетел вниз, забыв про Славу. Возможно, это был самый храбрый поступок, который он совершил за всю свою жизнь.
Слава медлил. Он в ужасе стоял, смотря на отталкивающие потуги Головы, видимо, не понимая, что если она чихнет и захлопнет пасть, то ему больше уже не удастся вырваться. Зимний пейзаж у нее во рту стал отчетливо виден: Слава заметил даже заснеженное поле и прорезавшие его две тонкие черные дороги. Рот Головы открывался все шире. Слава не подумал о том, что,
Он решился и бросился было к Голове — рот ее был открыт уже совсем широко, она вот-вот должна была разродиться чихом, — но, запнувшись, остановился. Он плакал от страха. Страшная стена, скрежеща, приближалась; отовсюду доносился дикий рев; стены покрывались трещинами; Голова неистовствовала. Оттого, что его друзья были уже далеко, а он по-прежнему находится в коридоре, ему стало дико и странно. Он увидел себя как бы со стороны, брошенного и одинокого, смотрящего на пандемониум, который творился вокруг.
— Мама! — закричал Слава.
В следующее мгновение он понял, что сделал это, что он летит, летит вниз головой, болтая ногами и руками и вопя во все горло. Оглушительное 'арррррррхххххх!' раздалось у него за спиной, он вдруг повис в воздухе, став на мгновение невесомым, а затем его неумолимой волной повлекло назад; но за спиной раздался сильный резкий удар, как будто клацнули зубы — обратная тяга сразу ослабла — Славино тело вновь ринулось вниз, быстро набирая скорость. Он не переставал кричать; сердце его колотилось.
Глава 9
БАХ! — вниз головой Леша свалился в огромный белый сугроб. Его моментально облепило морозным холодом, да таким, что ему показалось, будто тысяча колючих иголок расцарапала ему голую кожу до крови. Он заорал от неожиданности, но дыхание его жестоко перехватило, и он несколько секунд молча барахтался среди острых, как ножи, спрессованных ледяных комьев. Его голое до пояса тело вертикально застряло в сугробе, и руки уже подламывались под тяжестью туловища, но он все никак не мог опрокинуться, сдавленный снежной массой со всех сторон, и от ужаса и холода начал задыхаться. Наконец, судорожно раскидав снежную гору, он рухнул плашмя на заснеженную промерзшую землю и по непонятной инерции проехал с полметра по истоптанному колючему снегу, царапая голый живот. 'А-ай, бля!' — заорал он, вскакивая на ноги. Рядом с ним что-то пролетело, вопя, и свалилось в сугроб; Леша немедленно отбежал на несколько метров в сторону и испуганно огляделся. Он увидел выпученные глаза Димы, глядящие на него из сугроба, и рядом с Димой — две торчащие кверху ноги в кроссовках. Дима был тоже гол до пояса, в руке у него болталась какая-то мокрая тряпка. Наверху, на небе, было неуловимое движение. Леша задрал голову и успел увидеть сначала одну, а потом две отштукатуренных не то стены, не то плиты, каждая площадью в несколько квадратных метров, плашмя висящих в воздухе одна над другой на высоте пяти-шести метров над землей, совершенно параллельно земной поверхности; они были осязаемы, как если бы их проносил подъемный кран. Но крана нигде не наблюдалось, а через секунду бесследно исчезли и сами плиты. Леша успел только заметить, что они были окаймлены по краям огненной вспыхивающей полосой; желто-белое пламя призрачно и ярко засветилось на фоне пасмурного неба и тут же исчезло вместе с плитами, оставив в воздухе прямоугольный дымный контур.
Леша от избытка чувств кричал, как абориген-каннибал, сыпля страшными матерными проклятьями и заглушая даже глухие захлебывающиеся вопли Славы, тоже застрявшего в сугробе вверх ногами и панически пытающегося освободиться из снежного плена. Наконец, ноги Славы стукнулись об землю, и из рассыпавшегося сугроба вывалилось остальное туловище. Дима уже стоял на ногах и натягивал футболку. Он выглядел ошеломленным, но в то же время довольным: ведь именно ему ребята были вновь обязаны своим спасением.
Освобожденный Слава, оглядевшись, заорал в полный голос вместе с Лешей.
— Кошма-ааррр! — орал он.
Затем до него окончательно дошло, что случилось; в безумном восторге он сначала на секунду онемел, а потом стал экстатически кричать, вертясь кругом с распахнутыми руками:
— Чувакиии! Мы свобо-одны-ы!… У-р-р-р-р-а-а-а-а-а-а…..
Как ни были ошеломлены ребята произошедшим, и, в особенности снегом и холодом, неожиданное освобождение из коридорного заточения затмило собой все другие события, потому что чудесное спасение пришло в тот самый момент, когда они уже почти потеряли всякую надежду.
Самый обыкновенный и потому невероятный зимний пейзаж простирался вокруг них. Они упали посреди большого поля, которое повсюду уходило в необозримую даль, сливаясь с блеклым серым небосводом, перечеркнутым в некоторых местах черными нитями высоковольтных линий, а одним краем упиралось в два шоссе, сходящиеся таким образом, что образованный ими прямой угол был направлен прямо на ребят. До стыка дорог было метров двести, и обе они разбегались противоположными концами куда-то за горизонт. Оба шоссе со стороны поля были обсажены унылым рядом облетевших деревьев и были совершенно пустынны. Сквозь деревья виднелся самый настоящий населенный пункт. Два длинных одинаковых ряда грязных пятиэтажных хрущевок тянулись вдоль обеих дорог, выходя на поле торцами. На белых стенах чернели маленькие окна-бойницы. Дул холодный ветер. Пейзаж был крайне невзрачный, но для ребят, вырвавшихся из адского коридора, он являл собой восхитительное зрелище.
Слава пребывал почти в состоянии помешательства и после коридора стал уже воспринимать происходящее как временную виртуальную декорацию, наподобие трехмерной компьютерной игры. Несмотря на ощутимый холод (на ребятах были лишь джинсы и футболки, а Леша и вовсе был гол до пояса) ему в какую-то секунду подумалось, что он не может заболеть по-настоящему, потому что все кругом искусственное, и поэтому он неуязвим и бессмертен.
— А-а-а, сволочи! — орал воодушевленно Леша. В Славу ударился колючий снежок. Он вздрогнул. Дима и Леша швыряли друг в друга снежные комья.
— Ура! — заорал опять Слава.
Он зарыл мокрые покрасневшие ладони в снег и слепил порядочный ком. Ком хлопнулся об обнаженный Лешин торс, так что Слава даже сам поежился, хохоча, однако, во все горло.
— Падлы! — задыхаясь, говорил Леша. — С-сволочи проклятые! — Снежки хлопались об него с двух сторон. Славе и Диме тоже досталось.
— Отморозки хреновы! — вдруг заорал Леша, опомнившись. — Мы щас тут замерзнем к гребеням! Я уже ласты отморозил. Побежали в подъезд.
Он первый кинулся через поле к шоссе, смешно прыгая по сугробам и дергая ногами, как кошка, промочившая лапы. Слава и Дима бросились следом. Слава только сейчас почувствовал, как замерз. От холода у него даже перехватило дыхание. В кроссовки всем троим набился снег, заставляя их зябко вскрикивать. Ребята прыгали, как зайцы. Леша так торопился, что, в конце концов, перестал перемахивать через сугробы и пер напролом, расшвыривая снег ногами и оставляя за собой танковый след. Он первым добежал до шоссе и, забыв всякую осторожность, выпрыгнул на проезжую часть. Дима и Слава были метрах в пятидесяти позади. Вопреки привычке мчаться через дорогу сломя голову, Леша остановился прямо в ее центре и убедился, что шоссе пустынно и тихо. Он упер руки в колени и согнулся, тяжело выдыхая пар и уставившись себе под ноги. Он слушал свое сиплое дыхание, к которому примешивался ровный гул, похожий на гудение трансформаторной будки. Асфальт был грязен и покрыт прозрачной ледяной коркой; спускаясь под горку, так что нижней его точки не было видно, дорожное полотно где-то совсем далеко вновь выныривало из низины и, постепенно утончаясь, пропадало в тумане. Позади Леши был стык дорог; до него было около ста метров. Трансформаторный гул быстро нарастал. Леша услышал далекий испуганный окрик Димы: 'эй!'; поднял голову и увидел, что прямо на него, вынырнув из невидимой низины, несется грязно-желтая морда "ЛИАЗа" с открытым квадратным радиатором, ежесекундно увеличиваясь в размерах и дребезжа. Его появление было столь неожиданным, что Леша, замешкавшись, не сразу сообразил, куда бежать, и рванулся одновременно в обе стороны, отчего ноги у него разъехались по ледяной корке, и он стал заваливаться на спину, успев, однако, извернуться и упасть на бок, подставив руку. Но ладонь поехала по скользкому холодному асфальту, и Леша опрокинулся на голое плечо. Огромный ЛИАЗ вдруг вздыбился прямо над ним, обдав его запахом бензина, грязи и горячего воздуха. У Леши от ужаса чуть не остановилось сердце. В некоем мгновенном озарении он явственно увидел свою неотвратимую смерть под колесами нелепого дребезжащего автобуса, и силы вдруг разом покинули его тело — сопротивление было тщетно! Но слабость длилась лишь долю секунды. Совершив над собой неимоверное усилие, Леша неистово рванулся в сторону и оказался сбоку автобуса; тот прогрохотал так близко от него, что Леше почудилось в ужасе, будто автобус переехал ему ноги, однако ноги были уже судорожно согнуты — сработал звериный инстинкт. Отползая дальше от проносящейся мимо махины, он неловко дернул согнутыми ногами и ударил ими в желтый автобусный бок. Сейчас же его закрутило волчком, головой к автобусу, и Леша, не в силах более сдержаться, от ужаса заорал, что было мочи. Но автобус уже промчался мимо: грязно-желтая корма, не снижая скорости, докатилась до поворота и исчезла за ним. Ударься Леша ногами на полсекунды раньше, и автобус переехал бы ему голову.
Дима вырвался на шоссе первым. Ничуть не наученный горьким Лешиным опытом, он бежал через дорогу, не глядя по сторонам и скользя по шершавому льду. Слава, как всегда, опоздал и не успел ничего увидеть.
Исцарапанный Леша стоял на противоположной обочине и нервно отдыхал.
— Блин, ну ты даешь, — говорил Дима, добежав до Леши, — экстремал, блин!
— А чего случилось? — спросил запыхавшийся Слава.
— Да вон автобус чуть этого балбеса не задавил, — отвечал Дима, по привычке качая склоненной головой. — Вон проехал.