Искушение винодела
Шрифт:
Собран посмотрел на нее пустым взглядом и снова лег.
Аврора натаскала еды и воды для скотины. Животные к этому времени уже начали задыхаться.
Аврора ушла передохнуть.
Утром, поговорив за завтраком со служанкой, Аврора сама вышла посмотреть, что за странный сероглазый точильщик ножей явился к их дому на рассвете, ведя осла, нагруженного товаром и точильными принадлежностями. Повар и швея задали точильщику труда, поскольку тот уже стер ноги до крови, а шерсть осла блестела от обильного пота. Мастер объяснил, что проделал путь в три дня, не беря работы в пути, потому как знал: в Вюйи можно хорошо потрудиться и плату
Аврора щедро заплатила точильщику, велев обождать до конца жатвы, а сама отправилась в каретный сарай.
Животные в арсенале не поднимались с колен. Они не обессилели от голода, но высохли.
Собран сидел на кровати и смотрел на баронессу. Выглядел он ничуть не хуже, чем в предыдущий ее визит. Аврора решила привести еще овец. Овчар спросил, куда она дела животных, потому что слышал, будто хозяйка собирает и козлов тоже.
— Тебе нравится твое место? — спросила Аврора.
Овчар покраснел. Аврора прежде не принимала его вопросы как оскорбление. Слуга сделал, как было велено: послал мальчика, чтобы тот отвел овец во внутренний двор при каретном сарае. После Аврора отослала помощника, огляделась — посмотрела на каждое не закрытое ставнями окно. Она была совершенно одна на разогретом солнцем, тихом дворе: все отправились на сбор урожая винограда за рекой.
Одну за другой Аврора ввела или, скорее, втащила овец в сарай, а там — на второй этаж.
На закате Аврора села на ступени лестницы под арсеналом, время от времени отхлебывая из бутылки портвейна. Лестница была сплошь покрыта овечьим навозом. Баронесса очистила себе пятачок, но ступени все равно воняли.
На запах слетались мухи и тут же дохли — вот они жужжат, замирают в воздухе и падают с глухим стуком на пол. Приведенные сегодня овцы были еще живы, старые — уже мертвы. Они лежали, высунув языки; умерли без страха и паники, просто впали в ступор и не боролись. Поверх вони от их дерьма наслаивался запах снега, перебивавший и смрад от предсмертного дыхания животных. Снегом пахло даже сильнее, чем в горах; эта плотная свежесть дурманила, будто воздух в мире, где все — изо льда.
Собран по-прежнему не изменился, и Аврора начала полагать, что ангел — теплый, бездыханный труп — делает для друга исключение, высасывая жизнь не из него, но из прочих живых существ.
Когда бронзовый оттенок неба сменился голубым, на псарне залаяли собаки. Им вторили домашние псы, а тем — овчарки. Внезапно все смолкли, будто каждой дали по затрещине дубиной. Подул ветер. Зашелестел хитин мертвых насекомых, потянуло навозом и снегом — два запаха перехлестнулись и потекли вниз, точно волна, прорвавшая дамбу, подталкиваемые другим ароматом — гвоздики или коричного яблока, чего-то домашнего, но за этой же сладостью чувствовалась мощь наступающего ледника. Вместе с ним пришло какое-то чувство — Авроре словно зашептал кто-то на оба уха. Бутылка выпала из ее руки и покатилась целая вниз по ступеням. Женщина поднялась на ноги и пошла наверх, а в ушах стоял звон, какой исходит от катящегося металлического обруча.
Заглянув в дверь, Аврора увидела крылья и решила, будто ангел ожил и поднялся, собираясь улететь. Крылья были сложены, цветом — черные с проблеском
Глаза начало жечь, и Аврора упала на колени, прижавшись лицом к полу.
Собрана отняли от Заса — чьи-то руки разжали ему пальцы, повернули на спину, подняли и отбросили. Затем вновь поставили на ноги и оттеснили пахнущие сандаловым деревом крылья. Собран поднял голову и встретил взгляд — беспристрастный, тяжелый, страшный. Винодел будто попался на пути метеора. Он шагнул в сторону, оступился и упал рядом с Авророй.
Пока странный ангел говорил, звон в ушах смолк.
— Кто-то здесь использовал знание, которого Бог ему не дал. — Говорил он как истинный парижанин, словно заранее знал, кому Бог «не дал знания». Ангел посмотрел на Аврору и произнес: — Мне потребуется несколько ножей, недавно заточенных, — для фруктов, с тонкими лезвиями, крупные ножи для разделки птицы и нож мясника. Еще мне потребны лен, бинты и шелковая нить. — Когда Аврора не сдвинулась с места, ангел спросил: — Хочешь задать вопрос?
Аврора поднялась и отправилась выполнять поручение.
Архангел — Собран понял, кто это, — сорвал с Заса простыню. Ткань отлетела в сторону, накрыв собой мертвых овец. Люцифер перевернул Заса на бок. Собран улучил момент и заглянул архангелу в лицо — тот внимательно изучал рану.
Винодел зажмурился, а когда вновь открыл глаза, Зас лежал лицом вниз; крылья его были разведены в стороны, как бы образуя навес над кроватью.
Люцифер отошел к двойным дверям стряхнуть соль с волос и зашептал на языке, которым однажды пользовался Зас, чтобы успокоить Жози. Зазвучали мягкие, сложные слова. Люцифер произносил их тихо, но с большим жаром. Когда он закончил, листья на деревьях все одновременно опали.
Архангел закрыл двери, запер их на засов и вернулся к кровати. Половицы дрожали под его шагами. Загорались свечи и лампы по мере того, как он приближался к Засу. Сам собой запылал очаг.
Собрану казалось, будто каждый миг он переживает дважды, словно падение снежинки на лицо сперва оно сухое, потом, когда снежинка начинает таять, ощущается второе прикосновение холода.
Люцифер подошел к человеку, склонился над ним, глядя прямо в лицо. Высокий, почти восемь футов росту, он, однако, не был худ и не обладал огромными бедрами, как прочие переростки. Архангел выглядел совершенным. Пышные крылья благоухали. Под нитями жемчуга всех оттенков — от белого до иссиня-черного — на теле скрывались длинные шрамы. Люцифер обхватил голову Собрана руками и заставил посмотреть себе в глаза.
— Я отрежу ему крылья, и ты сможешь оставить его себе. Пусть он постоянно носит рубашку, но при тебе останется.
Говорил архангел на грубом диалекте, языке Собранова деда, лодочника.
Отпустив винодела, дьявол выпрямился.
Винодел хоть и сохранял способность мыслить, но молиться уже не мог.
В этот миг вошла Аврора. Принесла швейный набор и ножи, завернутые в ткань, словно младенец — в пеленки. Оба свертка женщина передала архангелу, и тот поставил их в изножье кровати. Затем снял через голову нити жемчуга, поискал, куда их повесить, и наконец набросил их на голову последней овце, что еще сохраняла сознание.