Искушение винодела

Нокс Элизабет

Открыв ворота и пройдя во двор, Аврора заметила в тени поилки для коней кошку. Животное лежало, растянувшись, как будто умерло. Но тут зверек поднял голову и, взглянув на Аврору, снова лениво улегся на землю. Прильнув ртом к ее соску, спал котенок — недель двух от роду, глазки уже открыты, хвост напоминает пушистый клинышек. Кошку еще до самоубийства завел Леон, а Собран оставил при себе.

Аврора присела погладить ее, затем пошла дальше. Подход к каретному сараю устилал ковер из листьев — не желтых, не коричневых, но пожухло-зеленых. Кроны деревьев редели;

листва и овощи смотрелись очень похоже. Глядя на сорняки, на мох, покрывающий теневые стороны стен, Аврора подумала: все приходит в упадок.

Баронесса поспешила в каретный сарай. Там в полумраке отыскала каменную лестницу, но не успела поставить ногу на первую ступеньку, как заметила трех котят: двух черепаховой окраски (как у матери) и одного черненького. Шерсть на загривках всклокочена — это мать спешила унести детей от опасности. Все трое были мертвы.

Аврора взбежала на второй этаж. Дверь в арсенал оказалась заперта. Женщина принялась колотить и звать: «Собран!» Никто не ответил. Аврора перестала стучаться.

Что-то отравило деревья, овощи и котят.

Приложив ухо к двери, Аврора ничего не услышала, но только вначале. Потом засов отодвинули, и стоило надавить — дверь отворилась.

Собран стоял в нескольких футах от двери: босой, в одежде, небритый.

Аврора схватила друга за руки и хорошенько осмотрела: кожа пожелтела, под глазами круги, а дыхание кислое, напоминает по запаху дикий лук — как бывает, если морить себя голодом. В проникающем через открытые двойные двери свете на старом деревянном полу Аврора заметила какой-то мусор. Приняла его сначала за листья, потом увидела, что это мертвые насекомые: цикады и пчелы, мухи и моль. Их трупики, шурша, сбивались в кучки, подгоняемые ветром, который влетал сквозь окно.

На кровати лежал ангел. Аврора поняла сразу: это он источник смерти и увядания.

Она подошла ближе к кровати, чтобы как следует рассмотреть ангела.

Он был прекрасен, как дневной свет. И красота его будто служила источником, образцом красоты большей части людей на земле. От ангела веяло силой — неумолимой, как тот же дневной свет, лишающий блеска шелка.

Аврора спросила:

— Как долго он здесь?

Отвечал Собран очень долго, говоря так, словно никогда не думал снова начать пользоваться голосом:

— Он истек кровью.

— Когда?

— Неделю назад.

Аврора посмотрела на друга.

— Я не уверена, что он мертв, Собран.

— Я видел, как он умирал. Просто тело его не гниет, — Голос винодела был одновременно восторженным и полным ужаса.

Аврора подошла к кровати на шаг ближе.

— Все умирает, — сказала она, — наверное, потому что он не умер. — Набравшись мужества, она дотронулась кончиком пальца до гладкого плеча ангела. — Все еще теплый.

— Я держал его в объятиях.

Аврора даже не пыталась скрыть ужас и других своих чувств.

— Так больше нельзя, дорогой мой, не надо. Вы убьете себя, оставаясь тут.

Собран шагнул было к кровати, но Аврора кинулась ему наперерез и схватила за плечи.

—

Собран, умоляю, скажите… или не говорите ничего, мне все равно. Только уйдемте отсюда. Он не мертв, он убивает. Там внизу, на лестнице, лежат мертвые котята, трое, — кошка Леона не успела спасти их. Этот ангел убивает все вокруг себя. И вас тоже! — Она обхватила ладонями его щеки, грубые, вялые, и развернула лицом к себе.

Взгляд винодела остался прикованным к ангелу.

Аврора хотела уже повиснуть у Собрана на шее, расплакаться, но увидела его взгляд, полный безумия или решительности, а может, вместивший в себя и то и другое. Тогда она отпустила друга.

Собран лег на кровать и обнял ангела.

Аврора осталась стоять над ними и изливать душу: говорила о своей болезни, о страхе, заставившем ее заигрывать со смертью. Она рассказала, как бросилась в реку, ища этой смерти, ни на мгновение не испытав отчаяния, ибо отчаяние постигло ее, когда она увидела это. Но Собран должен думать о любящей семье и помнить, что сотворило с его родными самоубийство Леона, а ведь он не был и вполовину так любим и дорог всем, как Собран.

Аврора запустила дрожащие пальцы в блестящие седые локоны друга, затем провела ладонью по его загорелой руке. И хоть баронесса не собиралась уважить просьбы Собрана присутствовать у его смертного одра, сейчас она не могла позволить себе поднять его с постели, раскрыв тайну, в которую посвятила ее Селеста. Это было бы простое злорадство. Однако даже оно, казалось, не тронуло бы Собрана — тот ни разу не взглянул на Аврору. Будто не слышал совсем.

Она замолчала и стала просто смотреть на друга и существо, которое ради сохранения собственной ядовитой красоты отнимало жизнь у других.

Авроре в голову пришла мысль.

Баронесса отправилась искать пастуха. Вышла из ландо и направилась в овчарню, откуда вернулась с двумя овцами. Велела слугам вооружиться поводками с ошейниками и весело попросила нянь и детей помыть овечек. Она позволила слугам думать, будто играет в пастушку, как забавлялась некогда Мария-Антуанетта с фрейлинами.

Слуги поначалу смутились, однако приказ выполнили. За ужином старый дворецкий напомнил прочим: граф Арман в молодости и сам был не прочь поиграть.

— Изображал фермы и тому подобное. Всяко лучше, чем когда он с отцом баронессы играли с порохом — такого, надеюсь, мы больше не увидим.

— А может, баронесса завела пантеру? — предположил один из слуг и тут же умолк под тяжелым взглядом старшего.

Аврора по одной завела овец в арсенал и там привязала к ножкам кровати Собрана.

Когда она, час спустя, привела козлов, Собран сел на кровати.

— «От первородных стад моих и от тука их» [36] ,— запыхавшись и шутя, объяснила Аврора, процитировав отрывок из Книги «Бытие».

36

Кн. «Бытие», 4:4.