Искушение
Шрифт:
— Надеюсь, что Господь пощадит меня.
На следующий день я попрощалась с крёстной и уехала в Петербург.
Развратник — первое разочарование
Василий после учёбы долгое время привыкал к новому месту. Постепенно он обзавёлся знакомыми, но друзей не нашёл.
Дело было на аттестации. Ларский-младший ожидал, когда его вызовут в аудиторию — держать экзамен перед старейшинами академии. В коридоре к нему подошёл незнакомый человек, они разговорились — так случайно Василий познакомился и подружился с юнкером Бориславом Вельским. Молодой человек прикипел к открытому, сердечному, порядочному и немного наивному Василию. Со временем
Друзья учились вместе, затем при распределении они оказались в одном полку. Родители Вельского — зажиточные мещане — сумели обзавестись в городе внушительными связями и нужными людьми, благодаря этому свободно посещали дома самых уважаемых лиц Петербурга. И сына пристроили как надо. Выгоду для себя они умели извлекать в любой ситуации.
Когда я приехала, Василёк всем сердцем желал развеять мою печаль и тоску. Он познакомил меня со своими сослуживцами, возил на приёмы. Поскольку Вельский к тому времени считался его другом, братец поговорил с Бориславом и поручил:
— Тебя от дежурств освободили, родители постарались, вот и возьми шефство над Ниночкой. Посети с ней скачки, галерею, театр, концерты — выбор велик, у сестрички интересы разносторонние.
— Какое предложение! Спасибо, друг. Обязательно сопровожу твою сестрицу. В такой компании одно удовольствие провести свободное время.
— Значит, я могу на тебя положиться?
— Конечно.
— Договорились. Если тебе что — то понадобится, обращайся — выручу. Так хочется её отвлечь от грустных мыслей.
— Можешь на меня рассчитывать, я развею тоску твоей сестрицы.
— Буду благодарен.
После этого разговора Вельский зачастил к Софье Гавриловне. Насторожил княгиню сам факт — приезжал он в те дни, когда Василий был занят на службе.
— Нина Андреевна, поедемте, погуляем, в галерею сходим. Ну что вы всё дома томитесь?
— Мне с тётушкой хорошо. Я не томлюсь, с чего вы взяли?
— Ниночка, Борислав прав, поехала бы, развеялась, — поддержала княгиня инициативу Вельского. Она проверяла его.
— Вы так считаете?
— А почему бы и нет?
— Ну хорошо, разве что ненадолго. Пойду переоденусь.
Вельский повеселел.
— Спасибо вам, княгиня Софья Гавриловна. Ей богу, не знаю, как ключик подобрать к княжне.
— Ниночка у нас особенная. Вы придержите поводья. Торопиться не следует в любом случае: ни в дружбе, ни… Правда, я не осведомлена о ваших намерениях. — Тётушка лукаво посмотрела в сторону собеседника. — Вот понадобится кому — то ваша помощь — стоит поспешить. — Княгиня деликатно увела разговор в иное русло. — Во всех других случаях терпение, мой юный друг.
— Благодарю, учту ваши советы и пожелания.
— Вот и я, можем ехать.
— Нинуся, к обеду жду, не задерживайся.
— Что вы, тётушка, раньше вернусь.
Мы побывали в галерее, я насладилась превосходными полотнами. На моё счастье известный меценат привёз из Италии подлинники великих живописцев, которые ему повезло приобрести на аукционе. По этому поводу он устроил благотворительную выставку. Средства обещался перевести лечебницам для бедных. Матушка часто устраивала ярмарки, аукционные торги, в которых принимали участие видные люди Петербурга и близлежащих городов. Всю выручку они жертвовали на богоугодные дела. Кроме этого, она и свои накопления отдавала в помощь нуждающимся. Её очень беспокоила судьба богаделен. В те далёкие времена я решила: когда вырасту, обязательно продолжу её миссию. На пожертвования не жалко никаких средств.
— Куда теперь? — спросил Вельский, когда мы вышли на улицу.
— Домой. Благодарю вас, Борислав. Унесу в своём сердце восхитительные впечатления.
— Как хорошо, что мы поехали, не правда ли?
— Да.
— Позволю себе пригласить вас к себе домой, покажу нашу галерею, отец много лет собирает полотна.
— Тётушка беспокоиться будет. Я обещала к обеду вернуться.
— Княжна, я не зову вас на званый обед, посмотрите картины, и сопровожу к Софье Гавриловне.
— Разве что ненадолго.
— Да нет же. Не более получаса.
— Если так, поехали, и к обеду поспею. Не хотелось бы волновать тётушку.
— Ваш брат просил опекать вас, развлекать, что бы вы не грустили.
— Василёк чудесный брат, такой заботливый. — Вельский смотрел на меня голодным глазами. Мне бы тогда знать, что у него на уме, разгадать намерения. Где уж? Доверчивость. Неопытность…
В разговоре не заметила, как добрались до дома Вельских. В гостиной, куда привёл меня Борислав, встретились с хозяйкой дома. Женщина, на первый взгляд, показалась мне приятной в общении, но что-то непонятное блуждало в её взгляде и ускользало мгновенно, разгадать не успела.
— Матушка, позвольте представить вам княжну Нину Андреевну Ларскую. Она сестра Василия. У них в семье случилась беда, погибли родители. Опекаю по Васиной просьбе.
— Похвально, сынок. Сочувствую вам, милочка. Вы так молоды. Горе не спрашивает, нагрянет и обезоруживает… — Она покачала головой, жестикулируя. — Беда, что говорить? Надеюсь, вы отобедаете с нами? — Её голос показался мне вкрадчивым и неестественным.
— Благодарю вас. Я не голодна. Мы договорились с Бориславом, что он покажет мне галерею и сопроводит домой.
— Прекрасно! Не буду мешать.
— Пойдёмте, здесь рядом, — пригласил Вельский.
Мы миновали узкий коридор и наткнулись на высокие двери. Борислав завёл меня в просторный зал, стены которого были увешаны полотнами мастеров. Среди них я увидела великих и своих любимых живописцев. Отвлеклась, рассматривая полотна.
И вдруг услышала краем уха: юнкер подошёл ко мне близко. Он как-то громко дышал, словно только что пробежал длинную дистанцию. Неожиданно обнял менял и поцеловал в затылок, шею и так страстно. Развернул к себе и впился в мои губы. Я остолбенела, в его объятиях чувствовала себя неуютно: прикосновения были неприятными, навязанными, что это, зачем? Попыталась вырваться, да не тут-то было, он с такой силой держал меня, как в тиски зажал, насильственно подчиняя себе. Ничего не оставалось — только сопротивляться. Возмущению моему не было конца. Его бесцеремонное поведение вызвало бурю негодования. Вельский и не думал останавливаться. Он сильнее и сильнее прижимал меня к себе и, о ужас, дотянулся до спины, ухитрился расстегнуть шнуровку, платье потеряло форму, став свободным. И как ловко, искусно юнкер проделывал это, имея немалый опыт, к моему большому удивлению! Шнуровка ослабла так, что платье съехало с плеч по рукам вниз. Ещё немного, и оголилась бы грудь. Вот тут пришёл конец даже моему ангельскому терпению. Изо всех сил оттолкнула Вельского от себя, на ходу подхватила платье, кое-как зашнуровывая, и побежала куда глаза глядят.