Искушение
Шрифт:
— Запомни и усвой. Эта школа тебя не раз выручит. Не гневи Бога. Пусть всё идёт своим чередом. А там и умнее будем.
Я слушала крёстную, но моё сердечко тосковало по дому и по братцу. Однако не торопила Наталью Серафимовну. Внутренний голос подсказывал, что уезжать из монастыря ещё рано.
Игуменья, по своей природе будучи общительным человеком, находила общий язык со всеми. Крёстную уважали в обществе, многие симпатизировали ей. К ней приезжали за советом в неординарных ситуациях. Никогда никому Наталья Серафимовна не отказывала в помощи. Так она сумела привлечь к монастырю внимание довольно многих состоятельных жертвователей.
Горькая правда
В один из апрельских дней перед Пасхой я чистила картофель на кухне, осталось совсем немного, чтобы поставить чан на печь. К обеду попросили приготовить картофельное пюре. Меня очень удивило поведение одной из послушниц. Девушка металась из одного конца кухни в другой. Хваталась за любую работу, но всё валилось у неё из рук, ничего не получалось, она, издёрганная и раздражённая, в сердцах закричала, да так громко, что зазвенело в ушах:
— Всё из-за тебя, паршивка. Сатана тебя привёл к нам.
Я опешила.
— Разве чем-то обидела тебя? — спросила я у послушницы.
— Убирайся вон отсюда, нечего тебе здесь делать. За тобой смерть ходит по пятам. По твоей милости и нас приберёт к своим рукам. А я не хочу, — залилась она слезами.
В обезумевшем состоянии монахиня, чуть ли не рыча, бросила мне в лицо:
— Сгинешь, как твои предки, и никто правды не узнает! –
Я оторопела. Дрожь мурашками побежала по телу, ноги стали ватными. Боль, обида обвили и скрутили толстым жгутом, тут же вспомнила всё пережитое. Сдерживая слёзы, бросила работу и из последних сил побежала к крёстной. Мне хотелось услышать от неё, как посторонний, чужой человек узнал о моём горе.
Наталья Серафимовна на счётах подбивала месячные расходы. Войдя в комнату, я забилась в угол и не смогла слова вымолвить.
— Неужто обед поспел? Ты сегодня так рано освободилась. — Ком стоял в горле, сидела молча. Крёстная подняла на меня глаза.
По моему состоянию игуменья определила: случилось нечто из ряда недопустимого. Она сняла пенсне, вышла из-за стола и направилась ко мне.
— Тебе нездоровится, моя девочка. Ты вся дрожишь. Не захворала, часом? — Похоже, я впала ступор и не в силах была произнести ни единого слова. — Да что случилось, Ниночка? На тебе лица нет.
Игуменья принесла мне стакан воды.
— Попей. И давай успокоимся. Сейчас дам тебе успокоительные капельки, так дело не пойдёт. — Она достала из аптечки пузырёк и накапала в воду лекарство из трав. Мятный запах защекотал в носу.
— Выпей, пожалуйста.
Я немного отпила. Наталья Серафимовна присела рядом со мной. Обняла и тихо сказала:
— Что бы ни случилось, знай, на всё воля божья. Стало быть, пришло время…
— Как, вы знаете? Вы там были, вы слышали? — Рыдания прорвались наружу.
— Ты заговорила, это
— Горислава…
— Уже теплее. И что нарушительница спокойствия тебе сказала?
— Что меня сюда сатана привёл, и за мной смерть ходит.
— А ещё? Это не всё, я ведь вижу. Говори, не бойся.
В этот момент постучались.
— Кто пришёл? — повышая голос, спросила игуменья.
Приоткрылась дверь, и на пороге выросла моя обидчица.
— Матушка игуменья, пришла повиниться. Бес попутал. Всю ночь страхи мерещились. И всё о ней. Только усну, одна смерть за другой перед глазами. Простите меня, не хотела, вырвалось. Примите моё покаяние. Не прощу себе, что не устояла от греха, с языка сорвалось, спустила плохие слова. Точно бес попутал, — протараторила обидчица и перекрестилась, не поднимая на нас глаз.
— Горислава, это хорошо, что ты осознала свою ошибку. Но ты помнишь, Он всё видит, позволишь себе подобный проступок, накажет, и помочь не смогу. Сейчас я занята, поговорим с тобой позднее и наедине. Иди с миром. Сама приду к тебе, — спокойно, не повышая голоса, ответила игуменья.
— Думала, выгоните. — Послушница подбежала к настоятельнице, согнулась, припала на колено и поцеловала руку. — Простите, бога ради, не знаю, как это я… — растерянно повторила Горислава.
— Бог простит. Ступай.
Обидчица ушла.
— Успокоилась немного? — спросила меня крёстная.
Я кивнула.
— Не хотела, да как видно, придётся рассказать. Сигнал Господь подал. Видишь, во снах послушниц история бродит. М-да, делать нечего. Ниночка, соберись, моя девочка, сейчас ты вместе со мной пройдёшь по тёмному лабиринту, подберёшься к двери, за которой тебя ожидает… В общем, узнаешь правду.
Мне стало страшно.
— Видит Бог, я берегла тебя и не хотела открывать тайну, что осталось за той дверью. Молила Бога, чтобы снял заклятье, но, стало быть, недостаточно просила, если ты потеряла любимых родителей и сестру, а я — самых близких и дорогих моему сердцу людей, что остались в миру. Делать нечего, — повторила она, скрепя сердце настраиваясь.
Заклятье — крёстная открывает страшную тайну
— Не уверена, что смогу описать детально и подробно. Вспоминать не хочется. История за версту отдаёт мертвецким духом. Изложу, что знаю. А ты сама подумай и решай.
Твоя матушка — ангельская душа, всегда была красавицей. Наши родители соседствовали, а мы с Наденькой с раннего детства были неразлучными, закадычными подружками. Всегда вместе. Забегая вперёд, скажу: когда ты родилась, я точно знала, что буду твоей крёстной. Наших родителей объединяла духовная близость, и часто обе семьи коротали вечера: летом — на свежем воздухе, зимой — у камина. Твоя матушка не по своей воле привлекала внимание, от неё глаз нельзя было оторвать, так и хотелось смотреть и смотреть. В юношеском возрасте у неё появились ухажёры, но всё это было несерьёзно. Первый претендент на руку и сердце появился, когда Надюше исполнилось четырнадцать лет. Твой дед тут же отказал молодому человеку, при этом очень возмущался: