Искушение
Шрифт:
Я горько плакала.
— Наталья Серафимовна, как вы узнали об этом? Ужас, страшно-то как!
— Родители волчицы покаялись, они приезжали ко мне после убийства Андрея Гавриловича. В тот страшный день, когда их дочь проводила магический ритуал, они были дома и всё слышали, но побоялись войти. Опять же из-за страха не предупредили твою матушку и её родителей. Вот так. Теперь и ты это знаешь.
–
Я дослушала печальную исповедь. Сердцем чувствовала, как нелегко крёстной возвращаться к тем событиям.
— Боже мой, бедная моя матушка. Какое несчастье свалилось
— Не могу знать. А когда родился у Наденьки первенец Радомир — крепыш, чудный здоровенький малыш, — сколько светлой радости пришло в дом! Но, как повелела волчица, сгорел бедненький, не успев на ножки подняться. Захворал, твоя матушка с няней не отходили от него с неделю, и вроде как наметилось улучшение. Решили прилечь и отдохнуть немного. От усталости Надюшу сморил сон, и видит она, будто над колыбелью старуха колдует. Матушка спрашивает у неё:
— Что вы здесь делаете, бабушка?
— Не видишь, сына у тебя забираю.
— Зачем? Не надо. Он мой первенец.
— Знаю, что не надо, а велено. Колдунья весь ад на уши поставила… Ох, утомилась я.
— Вы бы шли домой, бабушка.
— Уйду я, да не одна. Сыночка твоего заберу. Не плачь — не поможет.
Надюша пробудилась, в страхе подбежала к колыбели, а малыш не дышит. Долго после похорон горевала твоя матушка. Сколько горя ей выпало, несчастной. — Наталья Серафимовна поднесла платок к глазам, промокнула слёзы.
— Какая страшная судьба… — Я сидела, как заколдованная, сердцем ощущая всю горечь потери.
— Да, моя девочка, перед тобой открылась истина — твои родители ушли из жизни не своей смертью. Антонина погибла случайно. Убийца твоих родных очень торопился осуществить план, но не нашёл нужным увести сестрицу твою под любым предлогом. Со злом не поспоришь, судьбами Надюши и Андрея Гавриловича руководили силы из потустороннего мира. Они затмили благословение Господне. Хуже этого нет. А ведь мог убийца спасти сестрицу твою — не захотел. Таков злодей. Тебе решать, что делать дальше. Господь сохранил тебе жизнь неспроста. Это подарок! Но знай, не так просто разрубить узел, завязанный накрепко много лет тому назад. Ты как приехала, я по твоему виду сразу почувствовала, что страшная кара свершилась — заклятье змеюкой выползло наружу и сделало своё грязное дело.
— Крёстная, скажите, где захоронены родители матушки? У всех спрашивала, ни один человек толком не мог ответить.
— Нам неведомо, где покоятся их тела. Сколько ни искали, найти не смогли. Знаешь, моя девочка, об этом думать страшно, а говорить и подавно. Я полагаю, злодеям повезло, кто-то помог им. Видишь, сколько вопросов повисло в воздухе. А ответов нет. Не поверишь, сам государь был разгневан, а почему? Кузен Андрея Гавриловича обращался к нему за помощью, но следствие не сдвинулось с мёртвой точки, преступнику удалось замести следы.
— Что же это такое? Кто-то умышленно уничтожает нашу семью, а убийцы живут себе припеваючи, безнаказанно вершат суд над невинными? Нет, я это так не оставлю. Буду искать, пока не найду виновников и не приговорю собственными руками.
— Ты
— Спасибо, крёстная.
Это грустная история
— Наталья Серафимовна, крёстная дорогая, скажите, вы любили когда-нибудь? — спросила я между делом.
Настоятельница вскинула на меня отстранённый взгляд. Он повторял её мысли: «Что вдруг ты спрашиваешь об этом?»
Я почувствовала, что невольно прикоснулась к запретной теме.
— Простите меня, бога ради, сморозила глупость.
— Это не глупость. В любви, моя дорогая, кроется весь смысл нашей жизни. К сожалению, не всем суждено быть счастливыми и познать радость бытия. Ты вольна спрашивать, чтобы избежать западни и предательства. Кроме меня никого не осталось, кто подскажет?
— Простите меня, пожалуйста. — В глубине души я корила себя, мне не нужно было задавать этот вопрос. Один красноречивый факт говорил о многом — крёстная сознательно выбрала затворничество. Почему я не догадалась сама? Это должно было натолкнуть меня на мысль, что не всё благополучно сложилось в её жизни.
Я подошла к крёстной, обняла её, как маленькая, и тихо сказала:
— Наталья Серафимовна, голубушка, простите меня. Вы дружили с матушкой, я помню вас с детских лет. Крёстная, вы у меня одна остались, не считая Василька. Не надо бередить раны. — Я заплакала. — Если это вам неприятно, то и мне знать не надобно. «Дурёха, зачем спросила?» — сердилась на себя.
— Девочка моя, ну что ты, в самом деле. Мы ведь родные. Ничего не случилось. Всё позади и забыто, иногда всплывает в памяти туманной дымкой и покидает, словно никогда ничего и не было.
— Вот и вы загрустили.
— Не вижу причин для веселья. Поверь мне, чтобы в одночасье покинуть всё-всё, что твоему сердцу дорого, то, без чего ты жить не можешь, задыхаешься, но отказываешь себе, нужны очень веские причины. Присядем и поговорим. Так будет правильнее и лучше для тебя. Ты спросила, любила ли я? Сомнения твои вполне оправданы, отвечу как есть — очень любила.
— Мужчину? — я задала глупый вопрос и осеклась.
— Своего мужа.
— Да? Простите, почему тогда вы здесь?
— Милая моя, это длинная и очень грустная история.
Разбитая судьба
— Замуж я вышла рано и по большой любви. Жили мы очень хорошо, дружно, мирно, ладили, прекрасно понимали друг друга. Первенца потеряла по собственной оплошности.
— Как же так?
— Мы ездили навещать родственников мужа в Тверскую губернию. Слуг с собой не взяли. В пути никого не удалось нанять, как назло. Хотела помочь мужу, подняла саквояж, и тотчас почувствовала, что надорвалась — невыносимые боли не заставили себя долго ждать. Спасибо добрым людям — случайным попутчикам. Уложили меня на телегу и отвезли в ближайшую лечебницу — лекари кровотечение остановили, ребёночка не спасли.