Искушение
Шрифт:
— Ошибаетесь, господин Гвоздков. Я дочь подчинённого и друга государя, и мне дозволено нести ответственность перед обществом и императором. Более того, запомните, несмотря на мой юный возраст, я смогу противостоять убийце и доказать его вину.
Он молчал. Возражать было бессмысленно. Да и к кому он мог апеллировать? Разве что к Господу Богу.
— Запомните. Ни один врач не в силах сделать подлого бездушного человека великодушным и отзывчивым, добрым и понимающим. К сожалению, такая болезнь неизлечима. Да будет вам известно, меня преследовало искушение — убить вас! — Он отпрянул, в страхе обшарил глазами мои руки, его всего затрясло от моих слов. Как он желал
— Не бойтесь, пачкаться не стану. Для этого есть правосудие. Вот оно пускай вами и занимается. Приговорят к высшей мере, поверьте, сожалеть не буду. Вы убили моих родителей, сестру — самых дорогих моему сердцу людей. Вы лишили меня радости, той счастливой жизни, которую я так любила. Мне вас не жаль. Поделом вам. Буду счастлива, когда вас отведут на эшафот.
Выражение лица господина Гвоздкова подсказало мне, что он готов завопить на весь мир, ибо осознал — намерения мои серьёзные, беспощадные, и я их не изменю.
После разговора
Гвоздков, подгоняя кучера, летел домой. На душе было скверно. Он почувствовал, что разоблачён. Наследники не оставят его, будут добиваться прилюдного разоблачения и полного расследования дела.
— Что же ты ползёшь, как черепаха? — психовал он. — Хлестни разок-другой как следует, чтобы кобыла твоя побежала.
— Не могу, барин. Одна она у меня осталась, кормилица. Другие подохли. Загоняю, с чем останусь? А дома малые дети плачут, да жена болеет.
— Ладно, ладно, чего бурчишь? Не отвлекайся от дороги. — Гвоздков заёрзал на сидении.
«Как я мог так просчитаться? Всё учёл, а двух наследников советника оставил в живых. Моё упущение. Старшая пошла следом за отцом и матерью, туда ей и дорога, — ликовал убийца. — А этих не нашёл. Будь моя воля, пришиб бы княжеское отродье собственными руками, с большим удовольствием и без промедления. Глаза бы мои их не видели, опротивели. Ну не мог, не мог еще раз наведаться в те края, было опасно. Оплошность допустил. Начнут копать, не сносить мне головы».
Гвоздков почуял, что от суда ему не уйти. Что-то сдерживало его, мешало избавиться от меня и брата. Он жаждал расправы. «Повременю малость, разделаться с ними всегда успею. Руки коротки у юнцов. Им со мной не тягаться. Всё равно перехитрю. Но с этой семьёй пора кончать, мешают они мне. Разделаюсь и буду жить в своё удовольствие».
Решающая схватка
Мы приехали в оперу. В фойе Софью Гавриловну окружили знакомые. Она увлеклась беседой с ними. Василёк быстрым шагом направился в партер к нашим местам. В этот вечер был аншлаг, если кто и хотел пройти в театр, свободных мест не нашёл бы, даже с учётом приставных сидений. На этот раз зал показался мне особенно нарядным. Канделябры и люстры ярко освещали на потолке запечатлённые талантливым живописцем сцены из художественных произведений великого Шекспира, которые я не единожды перечитывала, как «Сон в летнюю ночь», и фрагменты на библейские мотивы. Шикарные вечерние туалеты блистательных дам создавали торжественность и значимость посещения храма муз. Я подняла глаза, в царской ложе было пусто. Мой взгляд машинально перескочил в соседнюю ложу. Так незаметно я дошла почти до сцены, и вдруг…
«Вот он!!! — чуть не выкрикнула я, с трудом сдерживая порыв. — Это тот, с кем разговаривала на бал-маскараде. Его нельзя упускать. Бегом в ложу. А как же Вася? Надо бы его позвать. Нет времени, преступник опять уйдёт, где потом искать? Сама справлюсь», — и я быстрее ветра выскочила из зала, полетела по лестницам к ложе, где мило беседовал с дамой, разодетой в шелка и бриллианты, убийца моих родителей и Антонины.
«Только бы не перепутать. Вторая ложа от сцены». В груди у меня всё клокотало. Словно птица, загнанная в клетку, билась об стенки боль, желая вырваться наружу. Душа скулила и упрямо твердила: «Я обязана его остановить. Сколько страданий он причинил моим родным! За что им такое наказание? А всё по его вине. И он после всего разгуливает на свободе?!»
Подбежав к ложе, заглянула в неё, но никого не обнаружила.
«Вернётся»… — только и успела подумать, как внезапно почувствовала острую боль.
«Что это?»
Кто-то будто клещами схватил меня за шиворот и как слепого котёнка заволок в ложу, со всей злостью и яростью захлопнув за собой дверь. Он с силой тряс моё тело, прежде чем приставить к стене.
— Шпионишь, глупая девчонка?! Ты что же, думаешь, тебе это сойдёт с рук? Представления не имеешь, кто я! — Убийца со всего размаха наградил меня пощёчинами. — Да я раздавлю тебя, как блоху, не глядя! — Мерзавец противно захохотал. — И кирпичей в России достаточно, чтобы укокошить весь ваш поганый род, — уточнил он. — Твой папенька оглянуться не успел, как получил кирпичом по голове, да так умело я постарался, что угодил князьку прямиком в висок. Рука у меня меткая, крепкая, почувствовала?! — рассвирепел он. Я не знала, как реагировать. Лицо горело от пощёчин. — Да, долго я его выслеживал, где только не караулил. Случай подоспел, к кому приезжал ваш папенька — мне неведомо. Настиг его, и дело сделано, следов не осталось, не докажешь, понятно? А после похорон нагрянул к вашей безутешной матушке под предлогом выразить соболезнование. Да так изловчился, что в чаёк ей и вашей старшей сестрице ядок подсыпал, — веселился убийца. — Ничего не докажешь, — грозно выкрикнул злодей. — Будешь следить, приговорю с лёгким сердцем без зазрения совести и с чувством полного удовлетворения. Запомнила? Второй раз не повторяю.
От боли я не могла ни о чём думать. Убийца уловил моё состояние.
— Пошла вон, гадкая девчонка. Всё настроение испортила. И чтобы больше никогда не попадалась мне на глаза! — Он с силой и остервенением толкнул меня к двери, чудом не упала. Оказавшись по другую сторону от его ложи, позабыв о боли, галопом побежала к Васе.
«Всё рассказать и непременно», — гудело в голове.
Брат, увидев меня в таком состоянии, переполошился:
— Что с тобой, Ниночка, где ты была?
— Выйдем, поговорить нужно, — в ухо выпалила я ему.
Вася немедленно поднялся.
— Вы куда, дети мои? — спросила тётушка, не понимая наших намерений. — Через несколько минут спектакль начнётся, — напомнила княгиня Софья Гавриловна.
— Простите, моя дорогая. Мне нездоровится. Не высижу. Поеду домой. Вася меня проводит. А вы оставайтесь.
— Что вдруг? Отказываюсь понимать. Всё ведь было хорошо.
— Дома поговорим. Здесь не совсем удобно.
— Раз такое дело, поезжайте.
— Не беспокойтесь, голубушка, мы доберёмся сами, Вася остановит экипаж. Ваша карета будет ждать до окончания спектакля.
— Спасибо, милая. Сопереживаю тебе, в плохом самочувствии не получить удовольствие от спектакля, согласна. Коли так сталось, поезжайте. Прими капельки, они в гостиной в серванте стоят. Приляг, отдохни.
— Благодарю вас, дорогая тётушка.
Дорогу осилит идущий…
Прошение
Я немедленно поделилась с Васей.
— Немыслимо. То, что ты рассказала, не укладывается в голове.
— Василёк, дорогой, мы обязаны принять меры. Нельзя оставлять убийцу на свободе и позволить ему наслаждаться жизнью, а маменька, отец и сестрица в сырой земле лежат.