Искушение
Шрифт:
— О Любаве и думать не смей, забудь, не позорь род наш. Не ровня она нам — рыбацкая дочь.
— Люблю её.
— Напрасные слова, и слушать не хотим. Наследник родовой фамилии женится на девушке нашего круга. По-другому не будет, — решили отец с матерью и отрубили счастье сына.
С этим и уехал господский сын, да ещё с камнем на сердце. Возлюбленной не обмолвился, что навсегда простился с ней.
Время подоспело Любаве рожать. Не стал Сидор гневаться на дочь, приняли с женой роды — близнецы на свет божий народились: мальчик и девочка. И как по заказу,
Время прошло. Видел Сидор, что Елизар вернулся, а носа не кажет. Что-то не так.
Слухи по земле разлетаются, как стаи птиц спешат на желанный юг. Вот и к рыбаку донеслось, что господский сын женится, поэтому приехал. Пришёл домой Сидор чернее тучи. Ярина ужин мужу подавала и расспросила обо всём. Рыбак и рассказал ей, как есть. А за ширмой Любава младенцев кормила. Услышала она, и так потрясла её страшная весть, словно рассудок помутился. Выла, кричала, вещи на себе рвала, мать с отцом уговаривали да успокаивали, а она не слушала их.
— Жить не хочу без любимого! — Сорвалась, и бегом из дома, взобралась по скалам на высокий обрыв. Подбежала к краю. Сидор с женой за ней, а Любава на их глазах рухнула в море с высоты, как подрубленное под корень дерево. Волна набежала, накрыла и потопила девицу-красу. Унесла в пучину морскую. А тут и царь морской принял в свои объятия.
— Не тужи, девица. Здесь обретёшь всё, что пожелаешь.
Разглядел царь красоту Любавы, душу чистую, преданную и объявил её царицею морской.
Вот и снова осень подгоняет время, к зиме близится.
Не узнать прежнюю Любаву, другая она: взгляд властный, смотрит гордо и безжалостно, да свысока на всех. Утратила веру. Нет больше в её сердце огонька любви. Нет той сияющей, естественной радости на лице её. Затаила смутную грусть, тревогу за родных и деток малых. Не согласилась с участью, которую ей навязали. Задумчива и неразговорчива стала. Нет-нет да и всплывали картины пред очами, предательница-память растревожит, видела Любава возлюбленного своего, ласки да поцелуи его разъедали сердце. Душевное потрясение опустошило её, всё в ней протестовало против той трепетной, любящей, нежной, доброй, доверчивой Любавы, которой была. Беда нагрянула. Предательство любимого подкосило, исказило её, она переродилась в грозную и мстительную. И нет пощады никому, кто пойдёт против воли владычицы морской. Лишь изредка просыпалось в ней странное чувство. Как отклик того времени, когда жила она с родными. Ночью выходила из пучины, подкрадывалась к хибаре рыбака на деток взглянуть. Мать с горя померла, брат далеко, один рыбак дни и ночи коротал — состарился отец, разболелся, а внуков выхаживал.
Елизар несчастлив в браке, не может без Любавы, любит её как прежде. Как-то не выдержало сердечко, наведался к рыбаку.
— Зачем пришёл? — грозно спросил Сидор.
— Не люба она мне. Родители заставили. Дочку вашу забыть не могу, жизни без неё нет. Погибаю я.
— Опоздал ты. Любава с горя утопилась.
— Как утопилась, зачем?!
— Узнала, что ты женился, рассудком тронулась. Любила тебя больше жизни.
— Что я наделал?! — Елизар обхватил голову обеими руками и заскулил так жалобно.
— Иди к своей жёнушке, нечего тебе здесь делать. — Рыбак скрыл от Елизара, что тот отцом стал.
— Не пойду туда. Гоните — утоплюсь лучше.
— Делай что хочешь, сюда дорогу забудь.
Ничего не осталось господскому сыну, пошёл к морю спасение душе искать. Смотрит: неспокойное море, бушует, злится, негодует. Ураганный ветер как с цепи сорвался. Волны вздымаются на дыбы, гребешки, пенясь, ворчат недовольно.
Воззвал Елизар:
— Любавушка, любовь моя, единственная моя, жена моя, Богом данная, отзовись, где ты?
Загудела, забурлила пучина морская, водоросли, песок, тина поднялись со дна, замутили море, еще совсем недавно переливавшееся лазоревым цветом и игравшее бликами на солнце. Вышла из моря царица красоты невиданной, гордая и неприступная.
— Ты звал меня, Елизар?
— Любавушка, не могу без тебя, спасения нет, страдаю я.
— Ты ведь сам от меня отвернулся. Деток своих не дождался. Покинул меня.
— Деток? Каких деток?
— Твоих, возлюбленный мой.
— О горе мне. Не мог я иначе, заставили.
— Что ж нынче вспомнил?
— Нет жизни без тебя.
— Так иди ко мне, в море жить будем.
— Как в море? Почему?
— Утопленница я — Царица морская. Нет мне места на земле, греховодница.
— Убила ты меня.
— Нет, не убивала я тебя, любила больше жизни. Ты сам выбрал судьбу такую. Не зови меня больше, не приду.
— Не уходи, пропадаю без тебя. Не люба она мне.
— Прощай, — сказала Любава и тут же исчезла.
Господский сын, недолго думая:
— И я за тобой. Уж лучше в пучине морской сгинуть, нежели с ней жить. — Накрыла его волна, затянула глубоко, унесла, и поглотило бездонное море.
— Утоп, утоп! — закричали на берегу.
А над морем раздался громкий смех, раскатами разнёсся во вселенной.
— Любимый мой, мы снова вместе! — Любава торжествовала.
Рыбак прислушался, покачивая колыбель, и тихо сказал:
— Мамка ваша возрадовалась.
— Вот так, дети мои, быль это или выдумка, не знаю. Как услышала, так и поведала вам. — Монахиня умолкла, посмотрела на крёстную, затем на меня.
— Что притихла?
— Страшно.
— Да, невесело.
На прощание монахиня сказала мне:
— Не сомневайся, я поведала тебе правду.
— Когда, матушка Пелагея?
— Когда ты спала, забыла? — Она мягко улыбнулась, заверяя в правоте своих слов.
— А что, и вправду сынок глухим родится?
— Не торопи время, девонька. О тебе позаботятся, глядишь, к тому времени всё исправится к лучшему.
— Дай-то Бог, — отреагировала Наталья Серафимовна. — Пойдём, Нина, матушке Пелагее отдохнуть надобно.
— Спаси вас Бог, дети мои, — на прощание благословила нас монахиня.