Искушение
Шрифт:
– Что ты, что ты, Мариюшка! Зачем так убиваться по пустякам. Сегодня не получилось, в другой раз получится, – успокаивал супругу царь.
– А если это навсегда, и ты впрямь не сможешь со мной совладать, что ж тогда я буду делать? Это, наверно, игуменья Марфа тебя чем-нибудь опоила. Недаром последнее время ты с ней часто беседы с глазу на глаз проводишь.
– Дурища ты, Мария! Беседа у меня с Марфой Нагой одна, чтобы она при всем честном народе раскаялась за то, что в Гришке Отрепьеве признала своего сына. Племянник мой, Скопин Михаил, ее уговаривает по моему
– А поверят ли люди в это? – с сомнением спросила Мария. – Ведь Марфа уже принародно не раз клялась об истинном ее сыне, и все был обман.
– Поверят! – с уверенностью ответил Василий. – Я сделаю так, чтобы поверили. Давайка, любушка, лучше спать будем, а то у меня завтра хлопотный день, опять боярскую Думу собираю.
Супруг повернулся на бок и вскоре захрапел с присвистом, оставив молодую жену с невеселыми мыслями о несостоявшейся любовной ночи.
8
К Путивлю казацкий отряд во главе с Болотниковым подошел уже к вечеру, в город казаки входить не стали, а остановились на берегу реки Сейм, на одном из притоков Десны. Стоял тихий погожий вечер. Река спокойно несла свои воды, течение ее было медленным, и на первый взгляд казалось, что она стоит на месте. В зеркальной глади воды отражался розовый закат. Длинные тени от деревьев легли на прибрежные поляны, усыпанные полевыми цветами. Стоял духмяный аромат трав и мяты. Воздух был напоен свежестью.
Казаки быстро установили атаману шатер на самом высоком месте, зажгли костры, стали готовить пищу. Устраивались каждый посвоему: кто-то строил шалаш, иной под телегой, а большинство располагались прямо у костра, под открытым небом.
Иван Исаевич со своими ближними казаками: Дмитрием Беззубцевым, Федором Берсенем, Григорием Елизаровым, Алексеем Нагибой – обсуждали последние события своей походной жизни.
– А что, Иван Исаевич, в город-то мы сразу не вошли? – поинтересовался Федор Берсень.
– И вправду, может, надо было сразу входить в город и устраиваться там? – подхватил Елизаров Григорий, могучий казак с черной копной густых волос на голове, с кустистыми бровями, с массивной челюстью, живыми серыми глазами.
Все повернулись в сторону атамана, ожидая, что он ответит.
Иван Исаевич улыбнулся и степенно стал объяснять:
– Посмотрите, какой сегодня теплый вечер. Пусть казачки спокойно отдохнут, приведут себя в порядок, поедят до отвала. Я велел всем нашим ребятам налить по чарке доброго вина. С завтрашнего дня у них начнется беспокойная жизнь. Они будут нести нелегкую службу государю Дмитрию и России. А потом, что толку, если бы мы сразу вошли в город. Во-первых, мы не знаем, что там сейчас происходит: есть ли враги, и кто наши сторонники. Поэтому пока не разведаем, что и как, в Путивль ни ногой, пусть воевода Шаховской к нам пожалует. Встретимся с ним – все обсудим: где нам лучше стать лагерем, много ли войска в городе, кто держит сторону царя Дмитрия, а то, может, придется и сабелькой помахать? Вы вперед батьки в пекло не лезьте, придет время, все узнаете.
Не успел Болотников закончить свою речь, как в шатер быстро вошел казак Тереха, держа в руке свиток бумаги, и обратился к атаману:
– Иван Исаевич, из города прискакал гонец с грамотой. Велено тебе вручить, – и протянул послание атаману.
Болотников взял свиток, развернул его, пробежал глазами, улыбнулся, радостно сообщил всем присутствующим:
– Меня приглашает к себе путиловский воевода на встречу. Хочет, ребята, со мной обсудить наши дальнейшие совместные действия! Что, казаки, будем делать? Будем встречаться с Григорием Петровичем Шаховским?
– А когда изволит встречаться с нами воевода? – немного ерничая, спросил Федор Берсень.
– Сейчас же просит подъехать к Приказной палате, где он нас уже ожидает. Настаивает явиться безотлагательно, – еще раз поглядев на грамоту, добавил атаман.
– Что-то воевода путиловский заспешил, никак не мог дождаться завтрашнего дня. Дал бы хоть после дороги отдохнуть казакам, а там бы уж начали служить царю и отечеству, – посмеиваясь, встрял в разговор Алексей Нагиба.
– Видно, есть необходимость в срочной встрече, раз торопит, – пояснил атаман и добавил: – Надо, казаки, ехать; может, помощь нужна.
– Бери сотню казаков, – посоветовал Берсень, – а то мало ли…
Иван Исаевич, улыбнувшись, ответил:
– Сотню, конечно, не возьму, а вот человек двадцать матерых казаков снаряжай да побыстрее. Время не ждет, коли Шаховской срочно просит встретиться…
Уже начало темнеть, когда казаки подъехали к броду реки Сейм. Здесь она была значительно шире, виднелись перекаты и валуны больших камней; на берегу, под ивами, расположилось около десятка казаков, посланных путиловским воеводой для встречи с Иваном Болотниковым.
От воды пахло сыростью и рыбой. Течение было медленным, и можно было спокойно переправляться на другой берег. Брод местами был глубокий, и путники изрядно промокли. Но переправа прошла благополучно. На другом берегу всадники спешились, привели себя в порядок и продолжили свой путь к Приказной палате города Путивля.
Вскоре они подъехали к зданию из красного кирпича. Болотникова сразу же проводили к воеводам – Григорию Шаховскому и Истоме Пашкову.
Уже был накрыт стол с закусками и напитками. Как только атаман вошел, князь Григорий встал и учтиво пригласил Ивана Исаевича отужинать, усадил его в высокое кресло, обитое красным бархатом, со словами:
– Присаживайтесь, атаман, за стол. Знаю, что с дороги, но дела не терпят промедления. Давайте перекусим, а там и поговорим о делах наших насущных.
Иван Исаевич, еще не садясь за стол, протянул князю Шаховскому грамоту, которую ему выдал царь Дмитрий.
Шаховской и Истома переглянулись, князь чуть заметно улыбнулся, сразу же пробежал глазами содержание, которое, естественно, знал.
Все это не ускользнуло от внимания Болотникова, но он не придал особого значения их поведению.