Искусство провокации

Сад Герман

Почему-то женщина считает, что если у нее между ног есть дырка, то там хранятся золото и алмазы. Они воистину считают, что задница, влагалище и две груди — главное, чем хочет обладать мужчина. А кто-нибудь спрашивал — может быть нам нравится одна большая грудь — и та посередине? Но, главное, чтобы женщина так думала — тогда она пойдет на любую низость. И они это понимают! Поэтому-то и хотят поскорее зацепиться за какого-нибудь придурка. А, став женой, понимают, что игре — конец и становятся стервами, потому что их уже имеют бесплатно. Поэтому я всегда пристраиваю своих девушек замуж к богатым, озабоченным и для меня интересным персонажам. Когда ты даришь ей покой от беспокойства за свое будущее и изредка с ней расслабляешься, а деньги она берет в другом месте (которое уже пригодно чаще всего только для ношения кошелька) — ты выполняешь две самые приятные функции авантюриста: пользуешься бесплатно и замужней дамой, что безопасно, и ее мужем.

...Я знал, что основные источники информации — жены самонадеянных, но испуганных нацистов. Но, Боже мой, как это трудно — быть обворожительным, когда от нее веет плесенью и потом. И потом, немки двигаются по постели, как солдаты на плацу:

ать-два, левой-правой, вошел-вышел, начал-кончил, с трех — до трех тридцати и ни минутой раньше, потому что она должна кончить именно в три тридцать, что бы осталось ровно четыре двадцать до следующего совокупления! Я подговорил несколько таких теток создать «Женский комитет спасения нации и порядка», чтобы помочь своим мужчинам возродить новую Германию и великий дух Рейха, хотя бы временно и в Южной Америке. (Как они любят спасать свою нацию, забывая о своих задницах! Прямо, как русские!) Они думают, что в новой двойной Германии до них кому-то есть дело. В новой Германии есть дело до тех вещичек, которые они уперли через океан. Но, они правы и еще очень долго будут кормить и Германию, и Америку, и Европу доходами от этих картин и драгоценностей. Моя же задача — не упустить вою долю в этом дележе, чтобы участвовать в этой новой игре. Через неделю я еду в Аргентину. Новый русский резидент, где вы? Ау! Конрад едет к Вам прямо в руки.

21.

Будильник зазвонил ровно в семь часов в утра. Сегодня пятница и он должен увидеть Лауру. В голову ничего не лезло — никаких мыслей, кроме одной — сегодня вечером что-то должно произойти. Дастин встал, посмотрел в окно (чертова помойка), умылся, побрился новой безопасной бритвой и поставил кофе. Решил поджарить два яйца с беконом, но сначала немного овсянки на голодный желудок. Больше всего на свете Дастин любил вот это время суток, независимо от того, какая за окном была погода. Быть уверенным в том, что каждое утро у тебя есть жареные яйца с беконом и кофе — разве это не удача? Разве есть на свете люди, которые не любят по утрам жареные яйца? Еще, конечно, свежевыжатый апельсиновый сок. К ним в Кембридж на стажировку как-то приезжала группа студентов из Нью-Йорка — тупицы, одно слово, тупицы. Они говорят на ломаном английском языке, утверждая, что Лондон основал Авраам Линкольн и все время требуют по утрам апельсиновый сок из маленьких пакетиков. Скажите, может быть натуральный сок из пакетов? Даже вода в пакете не может быть свежей, а старая вода, смешанная со старым соком похожа на ослиную мочу! «Похожа на ослиную мочу — хорошо сказал», — Дастин внимательно осматривал в зеркале свои зубы. «Вот крошечка застряла, а мы ее того — и съедим!» В колледже сосед по комнате ненавидел, когда Дастин по полчаса проводил у зеркала, осматривая свои зубы. Но Макдауэла это не волновало, потому что зубы — залог хорошей работы желудка. Только вот апельсиновый сок, продукт весьма полезный, но слегка желтит зубы. В колледже был очень плохой стоматолог, а Дастин взял себе за правило раз в неделю приходить на осмотр, чем вызывал глухую ненависть врача. Сначала Дастину нравилось ходить на осмотр зубов, а уже потом ему стало нравиться ходить и смотреть с каким скрежетом доктор, стирая от злости свои собственные зубы в порошок, встречает каждое его появление в стоматологическом кабинете...

Вчера (уже поздно было) Дастин пошел наверх к старшему офицеру разведки Мередиту Кьюзу, чтобы подать отчет о встрече в ресторане с доктором Бойзеном. «Всегда надо помнить, что ты работаешь в чужой стране и, соответственно, не делать глупостей и все контролировать!» — этот совет одного из чиновников английского МИДа он запомнил на всю жизнь. Поэтому, как только добрался до посольства, проводив Лауру (какая же она все-таки потрясающая женщина!), Дастин сел в своей комнате и написал подробнейший отчет о встрече. Конечно, что уж тут греха таить, он все представил только в деловых тонах, да и про магнитофон упомянул вскользь, как о деле, возможно, полезном для работы, но не особенно значимом. Главное, на что делал упор Дастин — это установление доверительных и почти приятельских отношений с чиновником немецкого МИДа.

Кьюз Дастину не нравился — узкие, маленькие и какие-то хитрые, что ли, глаза. Лысоватый, высушенный, как стерлядь с Бристольского рыбного рынка. Руки все время что-то вертят: ручку, трубку, спички или, разговаривая с вами, он наматывает на пальцы телефонный шнур, словом, дерганый какой-то! Дастину, вообще-то, люди, которые его окружали, не очень нравились. Но это скорее плюс, чем минус, потому что доверять можно только самому себе и то в самых крайних обстоятельствах. Он действительно так думал или думал, что так думает. Но, нравится ему капитан Кьюз или нет, лучше будет, если Дастин ему будет нравиться — если такое вообще возможно! Дастин не знал, что в это же самое время старший офицер Кьюз тоже думал о нем, правда, как человек, юноша его совершенно не интересовал.

Проблема была в другом: сегодня надо ехать к Лауре, а это вызывало у Дастина противоречивые ощущения. С одной стороны, она вызывающе хороша и, кажется, его ждет некое фантастическое продолжение их намечающегося романа. А, с другой стороны, Дастин не мог освободиться от мысли, что она, как все женщины мира, не сможет дать ему того, что он заслуживает. Он хотел всего и сразу. Как только могут хотеть амбициозные молодые люди: если женщин, то самых красивых, если денег, то самых больших, если любви, то космического масштаба. И такой любви, которая бы заполнила его без остатка, заняла бы все части его мозга, души и тела. Любовь, конечно, прекрасное чувство, но вот тут-то и таится загвоздка. Разве он достоин только любви? Разве только любовь могут испытывать к нему люди. То, что они должны ее испытывать — сомнений в этом никогда не было, но разве только это? А уважение? А преклонение, признание его личности, его будущих заслуг, его места в этой жизни? Любви Дастину всегда не хватало, но... Она ведет себя чересчур уж независимо, свысока, слегка вызывающе и очень откровенно! Так ведет себя, как будто дело уже решенное — он станет ее игрушкой! Ну, не воспылала

же она к нему моментально бешеной любовью? Это-то он понимал. А его кто-нибудь спросил? Лаура принимает его неловкость за наивность и неопытность, а дело в его неуверенности. Неуверен Дастин в том, что это возможно — вот так вот, прыгнуть в постель к женщине, которую толком-то еще и не знает. Если уж говорить о женщинах, то ее служанка Дастину больше понравилась! Она какая-то — жесткая, что ли...И, вот этот черный пушок над верхней губой тоже говорит о многом! Даже руки у нее не холеные, как у Лауры, не мягкие, а крепкие и мускулистые тоже с едва заметным темным пушком. Черт! Дастин всегда гнал от себя эти мысли о милых и доступных служанках, потому что нельзя ему теперь — он все же дипломат Его Величества и если уж трахать кого, то повыше статусом в обществе. Положение обязывает! Хотя, ему всегда служанки больше нравились: незатейливые, простецкие, чаще всего без этих вот подпрыгиваний и ужимок, как на банкетах. Дастин всегда старался приударить за какой-нибудь простушкой из бара, правда, дело только желанием и оставалось. Что-то не складывалось. Не в том дело, что у него были какие-то физические проблемы — вовсе нет! Просто, ну не возбуждался, что ли... Еще с первых лет учебы в колледже Дастин с сокурсниками частенько ходил на студенческие пирушки: ну вы понимаете, пиво, стихи, политические трактаты и все такое. Девчонок они в свой круг не пускали. Правда были две очень странные леди, которые ходили только друг с другом, жили в одной комнате, слишком громко разговаривали, курили, пили пиво и участвовали во всех студенческих митингах, но парни только смеялись над ними, называя их «своими ребятами». Что это означало, Дастин даже и не задумывался, пока однажды не застал их, целующимися в одном из укромных уголков сада. Поначалу его это шокировало, но сосед по комнате объяснил ему, что так бывает — некоторых девушек вдруг начинает тянуть к другим девушкам и, что это явление сугубо медицинское. Словом, Дастин понял, что они не вполне нормальные и стал относиться к ним, как к больным раком: с ужасом и неподдельным интересом.

Уже позднее, перед выпускными экзаменами, как-то в мужской туалетной комнате, преподаватель по биологии спросил Дастина, хочет ли тот поехать с ними на пикник в ближайшие выходные. Будут ребята, которых он знает, отдохнем, да и поговорим о предстоящем экзамене. Идея была привлекательная еще и потому что Макдауэл числился не в самых первых учениках класса по биологии.

Подошли выходные и они собрались, человек шесть или семь, в предместье Лондона в домике Ричарда Коула — профессора биологии. Было даже как-то странно: профессор, а такое внимание к своим ученикам. Пока ехали в поезде, успел перезнакомиться ребятами — из его группы был только один парень, да и с тем Дастин близко не был знаком. Смеялись над преподавателями, а ребята как-то странно на него посматривали — Дастину было первое время не очень уютно. Но потом все прошло, когда оказались у домика профессора, потянуло чем-то очень домашним. Профессор в вязаном свитере из пакистанской шерсти был в саду, пахло весной и жареным мясом, которое готовилось на углях. Сразу стало легко и он почти моментально сбросил с себя легкую неловкость. Дурачились и носились по саду, все смеялись, а когда профессор позвал в дом, уселись за большим овальным столом под бледно-розовым абажуром и принялись за еду.

Потом, у камина, под треск дров, долго разговаривали об учебе, политике, мировых новостях и новостях колледжа, а в камине готовился глинтвейн. После первого глотка стало совсем просто — профессор перестал быть опасностью: смеялся так заразительно над шутками юнцов, что Дастину захотелось посоревноваться в остроумии с остальными. С самого начала он больше молчал и то и дело ловил на себе взгляды мистера Коула, а позже ушло стеснение и Дастин впервые в жизни хохотал в голос над историями из жизни студентов, которые рассказывал профессор. За окном уже совсем не стало света, наступила ночь, но никто не обирался расходиться по своим комнатам, которые для всех приготовил мистер Коул. Одно время его с двумя ребятами не было, но потом они вернулись и принесли пирожные и несколько бутылок виски. В голове у Дастина уже вовсю гулял ветер: хорошая доза глинтвейна плюс еще старое шотландское виски — вот уж не думал парень, что все будет так хорошо! Профессор сидел рядом тоже изрядно захмелевший, но полностью контролирующий себя, как и подобает и педагогу, и джентльмену. Вдруг Джеймс, один из ребят, что уходили куда-то с профессором, и который теперь сидел слева на низком табурете, что-то такое выкрикнул и неловко вскинул руку с бокалом глинтвейна, и горячий напиток выплеснулся на белый шерстяной свитер Дастина. А все были нетрезвые и поэтому дружно захохотали, так что Дастин даже и не успел расстроиться. Только вот круги от красного вина на белом свитере расползлись моментально и напиток обжег тело.

Давай, Дастин, снимай эту овечью шкуру, да побыстрее! — Профессор помог ему освободиться от намокшего свитера. Моментально все затихли. — Вот, парни, посмотрите, что делает с обыкновенным человеком спорт! — Восторг мистера Коула был неподдельным. Да и чего сомневаться — Дастин был одним из лучших спортсменов в колледже и по крикету, и по борьбе.

Не смущайся, парень, здесь нет девиц, которые с визгом бы сейчас на тебя набросились! — Профессор смог как-то так это сказать, что Дастин и не почувствовал неловкости. У камина и так было жарко, да еще и спиртное сделало свое дело.

Эй, Дастин! А как с девицами-то. Кого-нибудь уже успел поддеть на свою штуку?

Давай, Дастин! Расскажи-ка нам про свои похождения!

Не жмись, парень, всем же хочется послушать, как они своими ручками шлифовали эту мраморную статую!

Ребята, ну чего вы пристали к человеку! — Мистер Коул уже вернулся из своей комнаты с чистой накрахмаленной рубашкой.

Что Вы, профессор, это очень дорогая рубашка! Я не могу ее надеть, а вдруг опять что-нибудь случится.

Правильно, Дастин, к черту одежду. Я виноват, значит мне тоже страдать. — Виновник инцидента Джеймс, который уже и на ногах-то не стоял, лежа стаскивал с себя свой свитер и принялся снимать бриджи. Поднялся вообще невообразимый хохот — все наблюдали, как Джеймс окончательно запутывается в штанинах и рукавах, пытаясь снять всю одежду одновременно!