Искусство умирать
Шрифт:
Мир взорвался как кровавый пузырь. Вездеход выстрелил еще раз, на всякий случай – так, чтобы от тела не осталоссь даже клочков, отвернулся и продолжал прерванный разговор. Разговор был о погоде и об общих друзьях, одного из которых недавно убили эти ужасные люди. Что может быть хуже людей? – передал первый вездеход. Второй с ним согласился.
Небо темнело, тени скал стали сочными и густыми. Дым поднимался все выше.
Внезапно гудение почти стихло и перешло в тонкий, почти комариный писк. Под кормой крейсера
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ДНЕВНИК НЕВИДИМКИ
33
Белая звезда погасла в небе, сверкнув напоследок восемью ослепительными лучами. Евгения вышла во двор. Собственно, двора больше не было, – Хлопушка сняла экран, готовясь к полету. Как вдруг стало тихо, – подумала она, – как вдруг. Как вдруг стала слышна тишина… Тишина была как маленькая зеленая полянка среди зимы (она вдруг представила зиму, но не земную зиму, а ту, что наступит здесь, и несколько мгновений это представление было ярче чем реальность.) Полянка среди зимы. Ощущение мягкости и тепла, и тепло не смешивается с изрядно надоевшей жарой, оно приятно. Но тишина длится лишь несколько секунд, вдалеке слышен нарастающий и приближающийся звук мотора; звук воспринимается почти как боль – и тишина кричит, умирая. Есть жажда тишины, обязательно есть, – вдруг и невпопад подумала Евгения. – Жажда. Иногда у тебя отбирают стакан, как только ты соберешься сделать второй глоток. Вот они.
На дороге показались два вездеходика. Они остановились в отдалении, чувствуя, что Хлопушка может быть опасной.
Обе машины были похожи на школьников, которые пришли в зоопарк и которым хочется подергать тигра за усы (ведь никак не верится, что тигр настоящий и что белые отростки у него во рту могут оторвать, например, ногу или руку, что точно такие же на вид тигры в свое время переели столько человеченки, что эти преступления вполне оправдывают содержание их бедных потомков в клетках).
Но подергать тигра за усы обычно остается несбыточной мечтой, а вот поковырять в клетке длинной палкой или просто поцарапать палкой прутья – это тоже интересное занятие.
Машины навернякка что-то передавали, разговаривая с Хлопушкой. Вид у них был совсем по-человечески напыщенный. Евгения вернулась, чтобы послушать беседу или вставить свою реплику, если понадобится.
– Убирайтесь отсюда! – передала машина и пригрозила.
Она грозила без особой уверености в своей правоте и как-то не совсем смело.
И не профессионально.
– Ну что? Размажем их по земле или дадим им чуть-чуть еще поговорить? – спросил Анжел.
– Я думаю, пусть говорят. От одних только разговоров никому плохо не станет.
– А если они скажут именно ТО слово – если это именно ТА информация?
– Если бы
Машины продолжали говорить. Точнее, говорила только одна, а вторая лишь стояла рядом, для поддержания компании.
– Мы вас всех будем убивать, сказала машина. – Одного за другим. Одного за другим. Одного за другим.
– Пластинка заела? – поинтересовался Анжел. А одного такого как ты вчерась я голыми руками задушил (небольшое преувеличение).
– Мы будем мстить за своих! Немало вы уже над нами поиздевались!
– Это кто же над кем издевался? Я хотела бы узнать конкретно, – спросила Евгения.
– Ваш контингент.
– Вот какие слова она знает. Я хотел бы понять, откуда? – спросил Гессе.
– Ну, и как же вы собираетесь нас убивать?
– Троих уже кокнули, – продолжала машина, – всех остальных ждет та же самая участь.
И такие слова она знала.
– Троих? – удивился Анжел. – Кого это?
– Наверное, Коре и близнецов.
– Коре они точно не убивали. Насчет близнецов сказать не могу. Но Бат и Фил были не дураки, они бы не дались таких трухлявым железякам.
– И кто же их «кокнул»? – спросил Гессе.
– Я! – гордо ответила машина.
– Всех троих, да?
– Всех троих.
– Ну это навряд ли.
– Всех троих я!
– Ну-ну, расскажи как это случилось.
Машина несколько замешкалась, потом изобрела версию:
– Первого я убил в лесу, второго на берегу, а третьего…
Тут она стала рассказывать подробнее и гораздо правдоподобней.
…а третьего я пристрелил сегодня, только что. Он выбежал прямо ко мне навстречу, как заяц. Он собирался в меня залезть – наглость какая, залезть в меня! Если бы он знал, он бы убежал как заяц. И это бы ему все равно не помогло, когда я стреляю по людям, я не промахиваюсь…
Машину явно уже заносило в мнимые высоты собственного величия.
…Я повернул пушку к нему, но он был такой сумасшедший, что даже не спрятался. А если бы спрятался, я бы все равно в него попал. Одним выстрелом я снес ему голову вместе с грудью, потом выстрелил еще раз и от человека остались одни ноги. А когда ноги упали, я выстрелил в третий раз и не осталось даже мокрого пятна. Вот так я буду делать со всеми! Выходите! (неразумное предложение) Сколько вас еще осталось?
– Тринадцать, – сказал Орвелл, – нас осталось всего тринадцать.
– Как тринадцать? Ведь в экспедицию брали восемнадцать человек?
– Ты забыла, ведь есть еще два биоробота.
– Правильно, – сказала Евгения, – я о них совсем забыла, командир.
– Ну что будем делать? – спросил Анжел.
Ему явно не терпелось что-то сделать. Он был человеком действия, но не человеком мысли и, конечно же, не человеком слова и не человеком чести. Такие люди на Земле уже давно перевелись – встречались лишь одиночные экземпляры.
Такие редкие, как в свое время белые слоны.