Искусство умирать
Шрифт:
Двадцать третье мая. Кажется, я остался одним из последних. Около сотни живых человек еще есть. Передали, чтобы мы готовились к отлету на Землю.
Попробуем ничего не сообщать Земле, вдруг нас пропустят. Я пока чувствую себя хорошо. Своими глазами видел гигантского кузнечика – прыгал прямо по улице, потом начал жевать столб. Ужасная тварь.
Двадцать четвертого мая. ……………….планета, воистину…………! (ругательства). Я это говорю, не переставая, уже второй день. При мне кузнечик сожрал человека. Человек кричал, а кузнечик лишь хрустел челюстями. Что-то меня знобит. Если и я заразился, то повторяю: ………… планета, да, да, да………
……… планета! Будь она проклята навеки! Больше
Экран отключился.
37
– Все, что ни делается, все к лучшему, – сказал голос сзади.
Евгения, полуобернувшись вместе с креслом, выстрелила в кусок трубы, заклинивший створки двери; кусок вылетел и дврь захлопнкулсь с могучим лязгом.
Если невидимка стоял в дверном проеме, то его просто перерубило пополам. Но нет, судя по голосу, он стоял за дверью. Для него уж точно все обернулось к лучшему.
Она снова связалась с Хлопушкой.
– Джулия? Да, кое-что узнала. Я просмотрела дневник, здесь были довольно подробные записи. Кое-что интересно. А кое-что даже очень интересно, но это уже мое, личное. Это у них начиналось как эпидемия и в конце концов убило всех.
Но не сразу. Прошло несколько недель. Почему они не сообщили на Землю? А ты бы сообщила? То-то же. Их бы не пустили обратно. Если бы кто-то стал настаивать, то пассажирский корабль расстреляли бы на пути к Земле. А так у них оставался шанс.
Им так казалось. Кстати, один из невидимок сейчас стоит здесь, за дверью. Я подумаю, что с ним делать…
Информация.
Земля всегда была планетой войн и ставила выше всех тех своих жителей, которые умудрялись пролить больше всех чужой крови. Во имя идеалов или без всяких идеалов – во имя собственных психопатических склонностей. От Александра до Наполеона. Даже древним персам удавалось сгонять вместе несколько миллионов здоровых мужчин и без всякого понимания гнать их на смерть. Кто-то в древнем Риме обливал людей смолой и привязывал их на столбы – так было изобретено ночное освещение улиц. Цепная ядерная реакция была впервые опробована на городах, полных мирных жителей. И так далее. Что бы ни говорили моралисты, а менее всего на Земле ценилась человеческая жизнь.
Во времена насквозь провонявшего войнами двадцатого века людей сгоняли в огромные стада и заставляли работать, не давая пищи, потом удобряли людьми землю. На некоторых человечишках ставили медицинские эксперименты или скармливали человечишек собакам. Иногда сначала ставили эксперименты, а потом скармливали. Но медицина в двадцатом веке еще не существовала – так просто, были одни попытки лечить неизлечимое и борьба с простенькими болячками. Уже тогда большинство стран имело воинскую повинность, а те, которые не имели, все равно содержали огромную регулярную армию. Средства уничтожения перерасли сами себя и превратились в средства самоуничтожения. Их запретили, но продолжали содержать, модернизировать и изобретать. Оружие для чего-то постепенно превращалось в оружие ради оружия. То же произошло и с армиями. Армии росли, становились национальными или международными, но воевали понарошку, не применяя самоубийственных средств. В результате ни одна армия не погла победить ни одну дргую армию. Любой маленький городок мог восстать против всей планеты и победить такой городок было невозможно – из-за сверхмощного оружия, за которое хватались люди, доведенные до последней степени отчания. Чтобы не доводить друг друга до последних степенией отчаяния, армии воевали медленно, с оглядкой и не для того, чтобы победить, а для того, чтобы
Мелкие войны тянулись и через весь двадцать первый век (век так же оказался с гнильцой), но теперь трупы, раненые и пленные использовались более продуктивно – их разбирали на мелкие детали (от сердца до ногтей и волос) и продавали как материал для пересадок другим людям. И человек, потерявший ногу или руку в автомобильной аварии, с нетерпением ждал, пока ближайшая к нему война предоставит подходящую новую ногу, лучше молодую и стройную. Людей стало так много и каждый из них настолько утратил собственное лицо, что в двадцать первом жизнь человека стала стоить еще меньше, чем когда-либо. Люди и сами перестали ценить собственныю жизни (а если вдуматься, то чем, собственно, жизнь хороша?) и с радостью шли на ближайшую войну и давали себя убивать без плачей и сожалений.
Немногие человечки все же имели свои цели в жизни, особенно в молодости, когда всем хочется чего-то своего, но ускоренное образование ускоренно уравнивало знания, способности и жизненные цели. Лишь совсем немногие сохраняли свои цели к зрелым годам; они бычно достигали ответственных постов или занимались работами, требующими ответственности. Например, таких набирали для боевых космических отрядов. Такие же люди двигали вперед науку и спорт. Их ценили. Одно время, примерно в шестидесятых годах двадцать первого наука почти решила проблему бессмертия, волновавшую человечество уже несколько тысяч лет.
Но в двадцать первом проблема личного бессмертия уже стала неактуальной и исследования закрыли. Какая разница сколько жить: тысячу лет, сто или вообще не рождаться. Нет ничего нового на свете. Родился, поглядел и умер.
Поэтому никто не стал бы церемониться с зараженным крейсером и выяснять больны люди или нет. Слишком уж упростилась мораль. В свое время мораль поддерживали три кита: литература, религия и обязательное длительное образование. Теперь от этих китов остались лишь косточки, интересные одним только любителям древностей или чудакам.
…Я узнала кое-что интересное, – продолжала Евгения. – Подожди сейчас пару минут, я тебе расскажу. Не уходи, я не надолго.
Евгения встала с кресла и прошлась по комнате. Комната была переговорным пунктом, расчитанным на несколько десятков одновременных разговоров. Кабинки были разделены полупрозразными стеклами. Стекла были совершенно звуконепроницаемы. Евгния нашла ящик для ненужных бумаг и, порывшись в бумажном хламе, установила взрывное устройство. Теперь, если что-нибудь случится, она всегда успеет выполнить свою миссию. Порядок. Она вернулась к наушникам.
– Ты чем там занимаешься? – спросила Джулия.
– Любовью с невидимками.
– И как?
– Никак, они слишком холодные, это несексуально. Я просто поставила взрыватель. Вспомнила и поставила. Слушай дальше. Я прослушала дневник. Эти люди, на Бэте, им все нравилось, все, кроме того, что Бэта слишком натуральная и не такая как Земля. Они намечали грандиозный проект – превратить Бэту в копию Земли: построить искусственные ландшафты, вырыть полости для подземных стран, полностью контролировать погоду, убрать животных и леса, а на их место поставить механические игрушки. Ну и все такое прочее. Уже пробурили глубокую шахту и собирались ставить первый искусственный остров. Тот человек, который заболел первым, был главным идеологом этого переустройства.