Негр, дай белому руку.Белый, дай руку негру —его обними, как брат;на Кубе сейчас палят,над Кубой янки парят.Не видишь, не видишь, что ли?Негр на карачках, в полеползая, румбу пляшет,дико руками машет,корчится весь от боли.Не видишь, что ли,негра проклятой доли?Его обними, как брат.На Кубе янки царят.Говорю, говорим, говорят…Ты, и я, и все мы — друг другу:там и тут плантаций траваслышит: грузные жерноваводит ветер чужой по кругу.Говорит тебе негр как другу:белый, белый, не видишь, что ли,что и ты на карачках в полеприползаешь — к черной неволе.Мелькают хвосты сорочьи,летят и летят к нам птицы,вокруг нас шумно стрекочут:сластены-янки хлопочутнад сахарною столицей.Негр, дай белому руку,дай ему руку,дайте друг другу руки.Белый, дай руку негру,дай
ему руку,дайте руки друг другу.А янки, который снуетвзад и вперед —дай ему… в зубы, негр,белый, дай ему… в зубы,чтоб его отвадить от Кубы.Боритесь смелоза правды делооба! Будьте накоротке,белый с негром; рука в руке;негр и белый — рука в руке.Рука в руке.(Я, по сини Карибской плывя, непрестаннободрый слышал призывМаринельо Хуана,мне Педросо{191}стихи над водою звучали,вспоминал я Хосе Мануэля{192}печали.К недотрогам-агавам — от пальм и от слез«Сибоней» нас десятого мая увез.И ножом, обнаженным над гладью залива,приласкал меня Мексики берег счастливый.)
Воротишь ты светилами своими,сверкающими звездами, бесстыдноу неба конфискованными, — всюдуони средь ночи лязгают цепями.Ты чащами воротишь с их листвоюзатейливою, с логовами пумы;встают деревья, и леса шагают,в земные глуби заползают корни;стучит кирка, и громыхают взрывы,и в щелях копошатся горняки,чтоб хлынула чернеющая жижаиз твоего израненного чрева.Они одни, они, не кто другой,шершавыми руками дни и ночибез устали в твоем скребутся телеи камни растревоженные крошат.Нет, ты не труп, от моря и до моряраспластанный и пальмами хранимый, —бежит по жилам кровь, но с двух сторонприставили ко лбу винтовок дула.И темь твоих ночей осквернена,унижена в кафе и шумных барах;ночей, когда, как молния, в бесстрастныхглазах индейца вспыхивает мщенье.Внизу была Панама. Облакабольшими белыми материкаминеслись на юг, а полоса земли,чуть видная, солдатами кишела;цветок средь океана… Красных горгромады, мне напомнившие детство;они взывают молча к берегам,к плантациям — захватчиков добыче.Я видел пятна хижин тут и там,разбросанных, убогих, одиноких,клочки земли, кустарники вокруг,людей обобранных нужду и горе.Я слышу крик кайманов, рыжей пумырычанье; шепот языков туземных,насильем приглушенных; негров хрипы —здесь слито все в едином грозном гуле.Америка, проснись, восстань от сна,чтобы зеленое землетрясеньелесов твоих и рощ под этот гулодело ветви новою листвою.Проснись и сразу на ноги вскочи,чтоб нефти кровь подземная кипела,чтоб тело наливалось сереброми золотом и крепло с каждым часом.Вставай скорей, хочу я сам увидеть,хочу услышать и рукой потрогатьтой лавы жар, которая покончитс господством долларов вооруженных.Знай: звезды неба входят в сговор тайныйс землею обворованной и с ветром,чтобы навек с тринадцати полоссбить спесь,низвергнув царство звезд фальшивых.Возьми циклоны в руки и огонь,из-под земли поднявшийся, и силойверни себе долин твоих плоды,и города, и порты, и таможни.Да, я пою Америку — в пути,летя над скорбною лазурью моряКарибского, — и островов тяготы,и континент, и гнев в его глубинах.И пусть из Мексиканского заливаморя, леса, и звери все, и люди,кто б ни были они — мулаты, негры,индейцы, и креолы, и метисы,пусть все они услышат эту песню:не грусти голос, не томленье флейты,а зов борьбы. Сольет она в прибойразрозненных твоих усилий волны.Ты утвердишь грядущее своелишь тем, что настоящее разрушишь.Свободу моря, воздуха, земли —Америку грядущего пою я.
19
Я тоже пою Америку ( англ.).
Из книги
«СТОЛИЦА СЛАВЫ» (1936–1938)
МАДРИД ОСЕНЬЮ
Перевод А. Ревича
«О, город горьких предчувствий, рожденных ночными часами…»
О, город горьких предчувствий, рожденных ночными часами,здесь страх во власти тревоги, покорный ее приказам,во мглу катакомбы ныряет с выпученными глазами.О, если бы только мог я! В ярости, в остервененьея вырвал бы собственный голосвместе с гортанью разоми по твоим кварталам брел бы беззвучной тенью,пусть заглушает журчаньекрови — пусть заглушает мои шаги и рыданья.Иду землей бугристой, землей предместий горючей,она под моросью дрогнет, окрестности серы и хмуры,иду по желтым листьям, по глине окопов бурой,по топи, по вязкой круче,за стены и за ограды деревья прячут стыдливотощие голые сучья,пристально смотрят в небо черные амбразуры,а небо бежит от пожара, дрожит от каждого взрыва.Столица, ты ждешь обстрела, все время ты ждешь бомбежек —аллеи завалены щебнем, кварталы лежат в руинах,здесь, рядом, твои музеи (вспомнишь — мороз по коже!),за
этой вот баррикадой фасады зданий старинных,а стены жилых домишек нависли, грозят обвалом:в зияющих провалах — утлого скарба ворох,скатертью стол еще застлан,покрыта кровать одеялом,драма покинутых платьев разыграна молча в утробешкафа стенного без створок —и роются в гардеробелезвия лун ущербных полночной тихой пороюи смешивают лоскутья с траншейной землей сырою.Мой город, ты стал похожимна тех, кто лег после боя и задремал устало:тебе в лицо стреляют, ты пулями искорежен,бока твои в ранах рваных, стонут деревья, равнины,но будет стучать твое сердце, как издавна стучало,хотя на него навалили все скалы и все руины.Город, нынешний город,в твоем огромном чреве, в недрах борьбы и трагедийуже шевелится зародыш — будущее шевелится.Грохотом динамита твой горизонт распорот,но слышно: уже ты рождаешь, рождаешь сына победе,схватками родовыми охвачена ты, столица!
* * *
«Дворцы, библиотеки! Листы фолиантов рваных!..»
Дворцы, библиотеки! Листы фолиантов рваных!Их уже не вмещают лугов зеленых просторы;на этих выцветших плюшах, на выпотрошенных диванаходин лишь ветер дремлет,здесь только ветер — сторож;семейных портретов странныхгруды лежат перед нами,на этих семейных портретах — деды, отцы и дяди,увешаны, как побрякушками, военными орденами,лежат, в глаза нам глядя,в грязи, в осколках стеклянных.На этих примятых лицах тупое выраженье:такое бывает часто у тех,чье призванье с рожденья —казнить бедняков безымянных.Эти портреты, книги, слепое неистовство этоот тихой, мирной печали освободили меня —это зари твоей сгустки, кровавые сгустки рассвета.Хочу помочь твоим родам — явленью нового дня.
«Я завтра дом родной покину,оставлю пашню и быка».«Привет! Скажи, а кем ты станешь?»«Солдатом Пятого полка.Пойду я по горам и долам,воды не будет ни глотка,но будет торжество и слава:ведь я из Пятого полка!»
ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫМ БРИГАДАМ
Перевод Д. Самойлова
Вы пришли издалека… Но что такое «далеко»для вашей крови, чья песня не признает границы.Смерть, не зная пощады, вас выкликает до срокана каждом поле, в пути, на площадях столицы.Из каждой страны, из той, из великой, из малой,из той, что видна на карте только пятном туманным,вы явились сюда со своей мечтой небывалой,и корни у вас одни, хоть каждый стал безымянным.Вы даже не видели краску на этих стенах суровых,когда из-под них в атаку ходили железным строем,вы защищаете землю, в которую вас зароют,кровью своей и смертью, смертью, одетой боем.Вам говорят деревья: братья, останьтесь с нами!Так желают деревья, равнины, частицы света,так возглашает чувство, колеблемое волнами.Братья, останьтесь с нами! Мадрид воздаст вам за это!
Столько солнца на фронте; в контрастес синевой тишина так резка,так надменно небес безучастье,снисходящее так свысока;так полянам до смерти нет дела;ход часов так собой поглощен;снег такою горячкою белойсмотрит с гор вне пространств и времен, —что от боли валюсь я и слепну,и лазурь, превратясь в динамит,темнотой рассыпается склепнойи расколотой тишью гремит.
КРЕСТЬЯНЕ
Перевод Б. Пастернака
Они идут, сверкая смуглой кожей,которой, верно, не берет топор.С кремневой искрой их усмешка схожа,а скрытность глубже, чем кедровый бор.Козлом несет от вымокших шинелей,в мешках картошка и на ней песок,и багажа походного тяжелелепешки на подошвах их сапог.Все те ж они на мостовых столицы,что на полях в страду у шалашей.Им кажется, как семенной пшеницы,их ждут в глубоких бороздах траншей.Никто не отдает себе отчета,куда спешит, а подоспевши вблизь,находит ток, где до седьмого потамолотят смерть, чтоб заработать жизнь.
ВЫ НЕ ПОГИБЛИ
Перевод Д. Самойлова
Погибшие в жару и в холод, погибшие в стужу и в ливень,погибшие возле артиллерийских воронокили на чахлой травке, жалкой и сиротливой,где стебель в крови журчащей, как струны сухие, звонок.Ростки молодой плоти, вырванные неумолимоиз одичалой почвы, из материнского лона,вновь возрождает войною вспаханная долина,вновь превращает в зерна быстро и неуклонно.Слышно, как вы прорастаете, слышно ваше страданье,слышно, как вы ворочаетесь под оболочкой почвы,земля из вас лепит колос и в таинстве воссозданьячувствует, как молодеет, как наливается сочно.Кто сказал, что вы умерли? В свисте свинцовой пулислышится звук, похожий на победные клики,и вы лежите далеко — в этом победном гуле —от похоронной процессии и погребальной мотыги.Братья, среди живущих вас никогда не забудут!Так пойте вместе с нами песни свои боевые.Подставьте лицо ветру, подставьте весеннему гуду,вы — грядущая молодость. Вы — вовеки живые.
СОЛДАТЫ СПЯТ
Перевод Д. Самойлова
Погляди! Они спят, как в селеньях большие собаки —звери, злые и ласковые. Их сон затопил, как вода,он внезапно на них накатился, застиг их во мраке,и они задремали, как псы, охраняющие стада.А вокруг темнота, как изрытый копытами выгонили поле, где вырыто множество братских могил.И колеса в их сон однотонным врываются скрипом,и вращаются сонно зрачки их, лишенные сил.Да, вот так они спят. И во сне кулаки их разжаты,на минуту забыли они, что на этой землеесть враги и война, есть бои и солдаты…И винтовки забыли на миг о своем ремесле.