Вечности очень подходитбыть всего лишь рекою,быть лошадью, в поле забытой,и воркованьемзаблудившейся где-то голубки.Стоит уйти человекуот людей, и приходит ветер,говорит с ним уже о другом,открывает емуи глаза и слух на другое.Я сегодня ушел от людей,и, один среди этих оврагов,стал смотреть я на реку,и увидел я только лошадь,и услышал я только вдаливоркованьезаблудившейся где-то голубки.И ветер ко мне подошел,как случайный прохожий, как путник,и сказал:«Вечности очень подходитбыть всего лишь
рекою,быть лошадью, в поле забытой,и воркованьемзаблудившейся где-то голубки».
БАЛЛАДА О ДОНЕ БАРБОСИЛЬО
Беден дон Барбосильо.Дон Барбосильо нищ.Нищ под дождем и ветром,да и под солнцем нищ.Идет от лошади к лошадидон Барбосильо,от виллы к вилле плетется,нищ, одинок, бесприютен.Хлеба он просит, хлеба,хлеба кусок.Что же дают Барбосильо?Что подают?Только кусочек дождя,солнца и ветра кусок —вот и все, что ему дают.Боже, как он одинок —дон Барбосильо!По краю оврага идет он,проходит над водопоем,нищ, одинок, бесприютен.И река, большая, как небо,и небо глухи к нему.Садится над водопоемдон Барбосильои в беспредельность воет.
* * *
«Облака принесли мне сегодня…»
Облака принесли мне сегоднялетучую карту Испании.Как мала над рекой эта карта,и какая огромная теньот нее ложится на кладбище!Коней табуны накрылаэта тень, что легла от карты.На коне в этой тени искал яселенье свое и свой дом.Я въехал во двор, где когда-товода из фонтана била.Хоть не было там фонтана,фонтан звенел неустанно.Вода там не била, а все жеона меня напоила.
* * *
«Цветами апельсина вдруг…»
Цветами апельсина вдругдохнула Параны {211}прохлада.Мои цветы. Я ухожу.Удерживать меня не надо.Меня позвали берега,они всегда мне были рады,и я на взморье поселюсь.Удерживать меня не надо.Я помню: море там, вон тамсреди деревьев шло по саду.И шла любовь… Я ухожу.Удерживать меня не надо.
* * *
«Петь и петь, чтоб стать цветком…»
Петь и петь, чтоб стать цветкоммоего народа.Пусть пасется рядом скотмоего народа.Пусть запомнит песнь моюпахарь моего народа.Пусть внимает мне лунамоего народа.Пусть поят меня морямоего народа.Пусть ко мне склонится девушкамоего народа.Пусть меня замкнет в себесердце моего народа.Потому что, видишь, одинокя без моего народа.(Впрочем, сам я не жил днябез моего народа.)
* * *
«Я ведь знаю, что голод уносит мечту…»
Я ведь знаю, что голод уносит мечту, —но я должен по-прежнему петь;что тюрьма заслоняет мечту, —но я должен по-прежнему петь;и что смерть убивает мечту, —но я должен,я должен по-прежнему петь.
* * *
«Я унесу их с собою…»
Я унесу их с собоюв глазах, как портрет и как снимок, —в глубине моих глаз.Я приеду, в глаза мне посмотрят,и кто-нибудь скажет: «Рекии кони в твоих глазах».Душа других горизонтовосталась и тихо уснулав глубине моих глаз.Вы не слышите? Дальние водыи кони забытые медленнопроходят в моих глазах.В глубине моих глаз.
Из книги
«ВЕСНА НАРОДОВ» (1955–1957)
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЕВРОПУ
Перевод А. Наймана
Видеть снова, Европа, тебя! Видеть снова тебя! Видеть снова!Наконец я увидел тебя. Ты меня одариладолгим взглядом своим, но не мертвенным взглядом слепого —безмятежным весельем встающего утром светила.Я спустился к тебе как-то осенью с кручи небесной.Расплескался ноябрь посреди голубого тумана.Стыла Бельгия — в белое платье одетой невестой —тихий ангел печали звонил в этот колокол странный.Горн валялся в пыли, и горнист рядом мертвый валялся.Погружаясь в коричневый сон, я от боли заплакал.Я в Германии был, мрак над ней в небесах колыхался,но уже распускался в руках ее утренний факел.В снегопад я спустился на тело страдалицы Польши.Осторожно на щит приняла меня Вислы сирена {212}.Меч усталый ее не был кровью окрашенным больше,жив народ ее, вставший с душой обнаженной из плена.Да, из всех в нашем мире однажды придуманных казнейвеличайшая казнь на безвинный народ этот пала.Пасть врага с каждым днем все грозней, все больней, все ужаснейего тело живое стальными зубами терзала.Но взгляните: он все-таки жив. Снова, кроткий и нежный,родничок его сердца забившей струею играет,обращается к жизни мечта его с новой надеждой,ночь над ним умирает, и день перед ним рассветает.И опять я летел. Средь тумана вдали закачаласьПрага, как городок в поднебесье — приветливый, дальний,и в студеном течении спящая Влтава казаласькоролевой под крыльями белой голубки хрустальной.Я увидел людей на заводах, в работе упорных;стеклодувов ее — меж тончайших прозрачнейших граней;совершенство и стройность во всем; и на землях просторных —виноградные грозди, в заре тяжелевшие ранней.А потом я с тобой повстречался: латинянка, но и славянка,шла пастушкою вдоль запевающих песню полей ты,и во лбу твоем месяц звенящий горел, точно ранка,и вливалось в уста тростниковой дыхание флейты.И сказал я: привет передай мой румынским крестьянам,что спаслись после всех испытаний и тягот суровых.Разбиваясь на брызги, нефть била под солнцем фонтаном,пробуждался свободный народ, засыпавший в оковах.О любовь, о величье, о слава! С какой теплотоюмне Румыния руку рукой своей крепкой пожала!Ты — хозяйка судьбы, ты хозяйка над вольной землею,ты засеешь ее, чтобы завтра скорее настало.Я в Москву прилетел. Льдами город был наглухо скован.Охраняла его звезд кремлевских высокая стая,и Василий Блаженный по-прежнему был коронован,в небе луковками куполов разноцветных блистая.Вот сюда из развалин войны, после скорби горючей,величавая мать навсегда возвратилась устало,и из чрева ее появился младенец могучий —бурной жизни начало и нового света начало.Я покинул ее, когда ветер повеял весеннийи под снегом зеленые рожь выпускала побеги.«Никогда еще в них, — говорили печальные тени, —большей не было силы и большей младенческой неги».И, летя в небесах, я сказал ей уже на прощанье:«Сохрани яркость красной влюбленной гвоздики навеки!»И платок бросил вниз я. На белой горящее тканиплыло сердце мое через горы, и долы, и реки.До свиданья. Планета землею в глава мне смотрела.Солнце вышло из карцера туч на просторы вселенной.Над Европой теплело, да, да — над Европой теплело…И внезапно я встал на мосту над красавицей Сеной.О виновная Франция, ты и Париж твой греховный!Кто бы смог не простить вас, хоть раз увидав ваши лица?Исстрадавшийся, раненый, слабый, несчастный, бескровный,разреши мне, Париж, в твои волосы глубже зарыться.Я очнулся и тихо сказал себе: «В путь! Я дождался,о Европа, с тобой расставанья минуты щемящей».С Нотр-Дам лился звон колокольный… И все приближалсяветра сдавленный крик, из Америки морем летящий.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В СОВЕТСКИЙ СОЮЗ
Перевод О. Савича
«Я принес бы тебе…»
Я принес бы тебе с собою —я тебя не видал столько лет —все богатство мое, на которомлежит до сих пор запрет.Твой лоб высок и прекрасен —чего б я ему не принес!Из Кадиса — синие волныи гвоздику Севильи,из Гранады — миртыи колос из-под неба Кастильи.Твой лоб — это лоб героя,и чего б я ему не принес!
* * *
«Твое сердце открыто…»
Твое сердце открыто и нежно —чего б ему не принес?И реку Гвадалквивир,от цветенья лимонов бледную,и рощи кордовских олив,и дрожь тополей у Дуэро {213}.Твое сердце — сердце героя,и чего б я ему не принес!