Испанский сон
Шрифт:
— Такой вот он, — в сердцах сказала Мария. — Ах, не зря я предупреждала тебя насчет участковых!
Все пятеро — князь, княгиня с царевичем и двое проводников — стояли против нескольких уже десятков вооруженных людей. Они отступили насколько было возможно. Они забились в угол; они прижались к стене.
— Что ж, — вздохнул князь. — Прощай, жена.
— Прощай, мой любимый, драгоценный муж, — сказала Мария. — Прощай, князь Георгий.
Они обнялись и крепко поцеловались.
— Давай-давай, — заговорили в толпе, начиная подталкивать их прикладами и штыками, стараясь выгнать их из угла. — Успеете еще нацеловаться… наша власть добрая, больше червонца не даст!
— Сомневаюсь, — покачал головой князь и дал особенный знак одному из двоих провожатых.
Сразу же тот локтем надавил на неприметный выступ в стене, к которой они были прижаты — в той самой грани, срезанной как бы для симметрии и красоты. Двое проводников, разведя руки, подстраховали Марию с царевичем, буквально распластав их по стене. Обе двери бункера шумно захлопнулись, немилосердно обойдясь с теми, кто стоял прямо в них; пока все остальные пытались понять, в чем дело, механический, воющий звук наполнил помещение, и весь пол бункера пошел вверх. Лишь один узкий участок, уступом или карнизом расположенный под стеной и несущий на себе Марию с царевичем и проводниками, не был затронут перемещением; стена, бывшая срезанной гранью, вместе с этим уступом медленно двинулась по горизонтали, отделяясь от двух смежных стен и проваливаясь в глубину между ними. Одновременно и уступ выползал, расширялся, превращаясь в платформу настолько широкую, насколько позволял это вздымавшийся пол.
Метаморфоз помещения отделил княгиню от мужа. Она двигалась прочь вместе с платформой; он оставался на подымающемся полу. Там, на полу, теперь начиналась давка, борьба не на жизнь, а на смерть; люди поняли, что единственное спасение — это прыгнуть в проем, образованный отъезжающей гранью. Раздались крики и гулкие выстрелы. Князь Георгий, встав на защиту проема, хладнокровно сопротивлялся наступавшей толпе; овладев чьей-то винтовкой, он с изумительной ловкостью фехтовал ею на самом краю и уже положил оземь нескольких — другие, спотыкаясь об их тела, падали сами, представляя еще лучшую для него мишень. Толща бетонного среза прошла вверх в сантиметре от колен людей на платформе; пока пол поднимался далее, платформа вдвинулась вглубь ровно настолько, чтобы бетон не коснулся их животов и груди.
Мария окаменела от ужаса. Перед самыми ее глазами уносился ввысь ее муж, из последних сил держа напор обезумевших и обрекая себя на верную гибель. Она знала, что князь Георгий непрост; знала, что вероломство им предусмотрено, но не могла и подумать, что это будет так страшно и убьет его самого. Бетонный срез меж тем прошел мимо ее лица; ноги князя затерялись среди ног атакующих. Мария опустила глаза. Циклопические винты открылись ее взору под полом бункера; они вращались с неистовой силой, нестерпимо визжа. Как гигантский домкрат, они все ближе вздымали пол к потолку бункера; дикий, звериный вопль полетел из уменьшавшегося проема. Мария одною рукой прижала к себе царевича, а другой схватилась за сердце: оно будто осталось там, с ее мужем, и вместе с ним сейчас раздавится, лопнет… Но тотчас это вдруг отпустило ее. Некто сильный, взирающий сверху на все происходящее, объявил ей, что князь уже мертв; он погиб, как и сам хотел бы — в отважном бою, в сражении с нелюдями… Она перекрестилась; ей потребовалось усилие воли, чтобы сделать это по-православному. В следующий момент воля изменила ей; она закричала так же страшно, нечеловечески, как и те, сверху; она попыталась дернуться вперед, как когда-то очень давно… у каких-то ворот… в темноте, среди снега… и, как и тогда, двое стражей не пустили ее, удержали на месте крепко и бережно.
И когда уже пол с потолком едва не соединились, в узкую щель, оставшуюся от проема, протиснулся и вывалился человек. Он весь был в крови, с уродливо переломанными ногами, но он был жив и хотел продолжать жить; то был Семенов — прошедший, проползший по головам других… Руки его вытянулись в воздух и, став неожиданно длинными, успели вцепиться в самый край платформы, отъезжающей вглубь. Тотчас одна из них сорвалась; держась на одной руке, он хрипло завопил, вероятно взывая к состраданию тех, кто стоял на платформе. Тогда Мария опять подалась вперед — недалеко, насколько ей дали — и, склонившись над пропастью, полной пламени, дыма, скрежета шестерен, дотянулась взглядом до глаз висящего под ней человека. Она громко рассмеялась ему в лицо. Она не сделала движения, чтобы сшибить его пальцы с платформы — он сделал все сам. Посреди лязга и грохота, посреди доносящихся сверху предсмертных стонов он услыхал ее смех… или просто понял, что это все же она, что спасения ему не будет; его пальцы разжались один за другим, и с жутким криком он полетел вниз, в преисподнюю.
Пол с потолком соединились. Вслед платформе хлынула кровь — общая кровь князя Георгия и его недавних врагов. Княгиня без удержу хохотала; двое мужчин силой заставили ее отвернуться от этого зрелища. Они попытались сделать то же с царевичем, но он гневно ударил по протянувшимся к нему рукам — и они отступили; и он смотрел, сжав кулаки и челюсти, склонив голову, смотрел исподлобья, пока между платформой и бункером не упала железная стена и не скрыла с глаз все, что он видел.
Дорогая! Меня беспокоит Ваше молчание. Вы не поверили моим аргументам? Допускаю, что я изложил их не столь убедительно. Я волновался; я комкал мысли, я экономил пространство окна. Если так — давайте обсудим предмет подробнее. Ведь мы еще никогда не вели разговоров на общие темы; а между тем это было бы интересно; это было бы вполне в духе наметившейся тенденции расширения наших границ.
Сегодня мне снился сон: в абстрактном городе в организацию, где я работаю, явился солдат, чтобы по безденежью продать несколько государственных тайн. Тайны были не нужного нам профиля, но раз уж он пришел, неудобно было отказывать. Пока секретарша ксерила секретные материалы, он рассказал про свое житье-бытье, в частности про то, как он совершает объезды на низкорослой гнедой лошадке (маршрут этих объездов, между прочим, был одной из тайн, которые он продавал). Бывшая вместе с ним женщина, экзальтированная француженка, плохо говорящая по-русски, но сочувствующая солдату, стала всячески расхваливать мне эту лошадку, а особенно ее удивительную, слегка красноватую масть.
В дальнейшем эта женщина, ее бородатый солидный муж и все тот же солдат посетили дом, где я жил в этом городе (в то время как вообще-то я жил где-то еще). Посещение это было обставлено множеством второстепенных деталей, например: они ехали ко мне на джипе, который по ходу дела угодил в небольшую аварию (подробности аварии), затем как я пытался дозвониться до этой женщины по ее сотовому телефону (номер телефона, детали звонка) и т.д. и т.п. Целью посещения явился некий вид досуга: эти трое (вполне одетые) медленно перекатывались со спины на живот и опять на спину по огромным мягким диванам, приговаривая, как им от этого хорошо. Еще одна женщина, моя бывшая любовница, оказавшаяся там уж не знаю как, вначале смотрела на это с недоумением, а потом подумала и присоединилась к ним, найдя это приятным и увлекательным.
Сам не знаю, зачем я написал Вам эту ерунду, но стирать почему-то не хочется. Я тоскую без Вас, дорогая. Напишите, прошу. Если Вы по-прежнему боитесь общаться со мною, отправьте хотя бы пустое окно. Хоть что-нибудь… считайте, что мне передалась часть Вашего беспокойства.
Целую Вас, дорогая.
Княгиня Мария с царевичем Игорем стояли рука об руку; лишь неяркие лучи их фонариков нарушали кромешную тьму. Под этим светом слабо поблескивали два металлических рельса, начинаясь невдалеке от их ног и уходя в неведомое.